Сколько

Утром пришло сообщение о новом взрыве. Погибли десятки мирных жителей — омег, разумеется. В последнее время подобное, как бы ужасно это не звучало, случалось довольно нередко. Что уж тут поделаешь, такие времена наступили — словно сошедшие со страниц романов-антиутопий — мрачные, окутанные дымом и пеплом. Марк в то утро проснулся рано, еще и восьми не пробило. Встав с кровати, мужчина медленно подошел к окну и сразу же заметил тянувшийся где-то вдалеке густой, черный дым. Даже несмотря на то, что он жил в центре, а склад, который взорвали ночью, располагался на самой окраине города, отголоски беды доносились и до него. Подумать обо всем случившемся как следует мужчина не успел — его размышления прервал кроткий звонок в дверь. Нехотя, Марк пошел открывать. Он заранее знал, кого уведет на пороге своей квартиры. Ну конечно же, Гидеон, собственной персоной! Как всегда идеально выбритый, в дорогом черном костюме с иголочки, белой рубашке и с идеально завязанным галстуком, в сопровождении двух охранников. Он не стал дожидаться приглашения, просто молча вошел в квартиру любовника и без всяких вступлений сказал: — Я снял тебе номер в отеле. Собирай вещи, охрана тебя туда отвезет. Боюсь, здесь ты не будешь в безопасности! — Короткие, рубленые фразы… Что же, все как всегда. — И по чьей же вине, позволь спросить, — вырвалось у Марка; он скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на Гидеона, однако того было этим не пронять. Сделав охранникам знак, чтобы они оставили его с возлюбленным наедине и подождали за дверью, Гидеон проводил их взглядом и только потом вновь обратился к Марку: — Не начинай, прошу тебя, — абсолютно спокойно, даже безэмоционально попросил он. Однако Марк не любил сдаваться так просто и поэтому он продолжил дискуссию, слегка повысив голос: — Я еще понимаю, когда ты борешься с повстанцами! .. Но мирные жители, Гидеон! Это же ужасно! — Это необходимо! Милый, пожалуйста, не лезь в политику, у тебя все равно скверно получается. А теперь собирайся, парни отвезут тебя в отель, а я заеду вечером, поужинаем вместе. Спорить дальше Марк не стал, понял, насколько это бесполезно, и решил, что лучше ему будет подчиниться. Пока что, по крайней мере. На сборы у мужчины ушло не больше десяти минут. Он на скорую руку привел себя в порядок, влез в джинсы и клетчатую рубашку, собрал минимум необходимых вещей и окинул на прощание взглядом квартиру. Она ему очень нравилась, но Марк сомневался, что когда-нибудь сможет вернуться сюда вновь. Сидя на заднем сидении дорогого серого автомобиля, Марк неотрывно глядел в окно. Его любимый город детства стал иным, совершенно не таким, каким был еще хотя бы десятилетие назад. Даже несмотря на то, что они ехали по привилегированному району, тут и там можно было увидеть дома с дырами от бомб и с заколоченными окнами, воронки от снарядов и людей с изнуренными лицами… Всюду была разруха, и даже сам воздух словно был насквозь пропитан горечью… Марк откинулся на кожаную спинку сидения и устало потер переносицу. Гидеон был альфой и возглавлял господствующую партию, чьей главной идей была полная и безоговорочная власть высшего класса над низшими. Они с единомышленниками считали, что править следует альфам, беты — к коим относился и сам Марк — могут жить свободно, но доступ к власти им закрыт, а вот омеги должны быть рабами и жить только для того, чтобы служить своим хозяевам. Конечно же, существовала оппозиция, куда входили недовольные таким порядком омеги, беты, сочувствующие угнетенным, даже альфы, но все они не могли наравне бороться с правящей партией. Та была однозначно сильнее. По крайней мере, пока в ее главе стоил Гидеон. Отель, куда привезли Марка, располагался в старинном, некогда очень красивом здании, которое, однако, с годами потеряло прежний лоск и шик. Для мужчины был заказан роскошный люкс с двумя спальнями, гостиной и ванной. Хорошее место, вот только Марку здесь явно было не по себе. Подойдя к большому панорамному окну, из которого открывался прекрасный обзор на весь город, мужчина почувствовал, как по его спине пробежали неприятные мурашки. Ему давно было просто необходимо принять одно очень важное решение, от которого зависело слишком многое — и в его жизни, и в жизни окружающих — и наконец он смог его принять. Сегодня ночью все должно было решиться.

***

Гидеон приехал ровно в восемь — он всегда был точен. Марк ждал его — он успел переодеться в костюм, побриться и навесить на лицо привычную маску. — Таким ты нравишься мне куда больше, — с едва заметной улыбкой сказал возлюбленному Гидеон, усаживаясь на широкий диван. — Ну что, закажем еду из ресторана? Поужинали они довольно хорошо — блюда французской кухни, дорогое сухое вино, мирный разговор на отвлеченные темы. Марк старательно играл свою роль, и Гидеон был вполне этим удовлетворен. Вечер закончился, как и ожидалось, в постели. Гидеон старался доставить возлюбленному (да и себе тоже, что уж там скрывать) как можно больше удовольствия и, достигнув оргазма, перекатился на друга сторону кровати и мирно заснул уже спустя две минуты. А вот Марку было как раз совсем не до сна. Ему предстояло еще одно дело, возможно, самое важное дело в его жизни. На него рассчитывали слишком многие, на нем возлежала огромная ответственность. И несмотря на то, что он уже окончательно решил сделать, что собирался, рука Марка все равно заметно дрожала, когда тянулась к спрятанному в прикроватной тумбочке ножу. И дело было не только в страхе от неминуемого преследования и наказания. Нет, как ни крути, была и еще одна причина. Их с Гидеоном слишком многое связывало. И конечно, той любви, что вспыхнула между ними несколько лет назад, уже не было и в помине, она сгорела в огне разочарований и боли уже давно. Но все же Гидеон, несмотря ни на что, оставался одним из самых (а быть может уже и единственным) близких людей для Марка. Поэтому-то он так и был полезен для повстанцев. Он был единственным, кого Гидеон мог подпустить столь близко к себе. Марк стал идеальным оружием. Его никто не заставлял, он пришел к этому сам. Понимал, что для всеобщего блага его возлюбленного нужно остановить. Но несмотря на это, когда Марк вонзал нож в шею Гидеона, рука его дрожать не перестала. Однако глядя как по белоснежно-белой подушке алой рекой течет кровь, Марк понимал или, скорее, чувствовал, что это начало новой эры.