А я Люблю и Ненавижу!

— Пейте! — скомандовал шиз, загораживая собой только что покинутую дверь и протягивая нам в алюминиевых кружках какую-то бурую жидкость — До дна! Это плата за вход.        Я переглянулся с Брендой. — Что поделаешь! — ответил на немой вопрос голос Блондина, полный немыслимого ехидства — Раз плата, значит надо пить.        По спине пробежали ледяные мурашки. Я словно начал пробуждаться. Принять напиток от шиза? Нет! Ни за что. С напитком явно было что-то не так. Чего стоил один его цвет или гаденькая улыбка «сопровождающего». Притон вдруг показался ещё мрачнее и гаже. — Нет! В смысле… Нельзя его пить сейчас. Мы так долго мотались без воды, лучше начать с неё. И… Потанцевать пока.        Пистолет вновь упёрся в висок. Блондин проговорил металлическим голосом: — Мой друг предложил тебе выпить. Довольно грубо отказываться от угощения. Парень вновь протянул кружку. Я завис, обдумывая способы выйти из ситуации. Где-то в районе груди начала зарождаться паника. Что же делать?        Дуло пистолета сильнее вжалось в висок. — Считаю до одного. — прошептал Блондин на ухо — До одного.        Я сглотнул и схватил кружку, осторожно поднося к губам. Блондин нетерпеливо дёрнул за дно, опрокидывая её и заставляя выпить странную жидкость залпом. — Хороший мальчик, — проулюлюкал он, и обратил внимание на Бренду — Теперь твоя очередь.        Глянув на меня, девушка приняла напиток и влила его в себя, даже не поморщившись. — Вот это я понимаю! — осклабился Блондин, убирая ствол.        Что-то странное стало творится со мной ещё на входе. Двери стали вертеться и множиться. А по телу разлилось подозрительное спокойствие, даже удовольствие.        Загораживающий двери шиз забрал кружки и выпустил из помещения музыку, приглашая зайти внутрь. Как будто у нас был выбор…        Я с головой окунулся в пьяный шум обречённого воздуха. Шизы, заманившие нас в ловушку, исчезли точно так же, как появились. Или спрятались неподалёку. Этого знать я не мог. И не хотел, на горизонте замаячила новая проблема. Бренда тоже пропала с ними, растворяясь где-то в толпе шизеющих людей. Впрочем, вероятно она где-то рядом. Просто слишком много шизеющих тел.        Я ощутил на себе тысячи безумных взглядов, как чувствуются тысячи пронзающих осколков. От этих взглядов хотелось спрятаться, они заставляли тело и душу трястись. Я не стал сопротивляться инстинкту самосохранения и позволил ногам нести меня в укромный уголок. Но таковых здесь не было, только невероятное количество разгорячённых сталкивающихся друг с другом тел. Пол больше напоминал море, волны которых раздражают нутро и безостановочно движутся. Лица шизов кружились в танце, переплетаясь и исчезая из памяти. Я пытался держаться на ногах, всё ещё в поисках даже не укромного угла, а хотя бы просто опоры. И Бренды.        Музыка начала причинять боль. Пол превратился в чудовище, что специально мешает попасть по твёрдой поверхности. А шизы расшевелились, стали отплясывать слишком быстро в каком-то круговороте страстей, голоса которых превратились в общую какофонию шума. Слишком громкую, чтоб её можно было услышать. И я вновь наткнулся на одного из них. Хотел было отойти, но… В ужасе отпрянул, даже отпрыгнул, с выдохом по безумию мало чем отличимого от истинно шизого. Сердце забилось в бешеном ритме. Но зомби-Ньют вовремя расплылся перед глазами, вновь становясь незнакомым шизом. А я тут же угодил в объятия Бренды. — Бренда? — я ухватился за её талию. Она приобняла: — Томас… Со мной что-то странное. Они что-то подмешали туда. — Да… — ответил я, растворяясь в её глазах… Они такие карие… Почти как у Ньюта. Такие же тёмные и тёплые. Прекрасные. И так же близко. Её зрачки растворялись в родном карем так же притягательно, как только могло быть у Ньюта. Я не заметил, как приблизился к его губам. Таким правильным, как луна, отражающая свечение солнца. Как рождение человека. Как милосердие над запутавшимся и заплутавшим человеком. С каждым стуком сердца он был всё ближе. И кроме этого стука ничего не существовало. Но как он может быть так близко, если… Он не здесь.        Ньют мгновенно перевоплотился в Бренду. Я, задохнувшись, отпрянул. Чёрт. Что это было? — Томас… — прошептала Бренда, вновь сокращая расстояние между нами. — Том, знаешь, это не важно. Лидер ли ты, найдёт ли нас порок или ребята… И лекарство не важно. Том, мы можем остаться. Стать шизами, присоединится. Ничего давно не важно. Рано или поздно всё закончится так. Но сейчас мы можем присоединиться. Мы будем счастливы, Том. Нам не нужно думать не о чём, всё так не важно. Но мы можем быть счастливы сейчас. И когда станем шизами, будем счастливы. Только ты убей меня, Том. И мы всегда будем счастливы. Том, ты такой… — Нет, Бренда… Бренда! Очнись! — я потряс её за плечи, но она растворялась в каком-то невообразимом своём мире. — Эй! Нам нельзя, мы должны найти Маркуса и Ньюта… Ребят. Мы должны выбраться. И лекарство! Оно спасёт нас, осталось немного и… — Да нет никакого лекарства, Том… Как от этого может быть лекарство? Все мы… Умрём или станем шизами. Но мы можем стать счастливыми. Можем бросить всё и остаться… Быть вместе, Томас… С ними. — она потянулась ко мне. — Поцелуй меня. Том, поцелуй меня. — Нет… — воспротивился я. Её лицо снова стало расплываться перед глазами. — Почему? — услышал я голос, почти полностью потонувший во тьме. — Ты не он. — собственный голос так далеко, будто вовсе не голос, а эхо. — И никогда им не станешь.        И сознание покинуло тело.        Очнулся я темноте от собственного хриплого стона. И сразу же понял, что не могу пошевелиться. Что-то липкое держало запястья и щиколотки. Я попытался вспомнить, что произошло. Память матрицей пронеслась перед глазами до самого важного события — отключки. А дальше что? Как я здесь оказался? И где?.. — Бренда? — позвал я шёпотом. Ответа не последовало.        Внезапно вспыхнул свет. Я зажмурился. Нестерпимо ярко. Пересиливая себя, я чуть приоткрыл глаз, пытаясь рассмотреть что произошло. Передо мной стояла та же троица шизов, заманившая нас на свою дискотеку. — Почему просто не мочканули меня в переулке? — Мочкануть тебя? — сиплым голосом переспросил Блондин. Наверное, парой-тройкой часов до он развлекал толпу на танцполе. А это значит… — Мы кто, по-твоему, мафиози из 20 века? — вмешалась с рыком Длинная — Если б мы хотели тебя прибить, ты бы давно валялся в луже крови! Вожак потёр переносицу и соизволил-таки дать ответ: — Мёртвым ты нам не нужен. — Мёртвое мясо невкусное — поддакнула Длинная — Нам нравится поедать своих жертв, пока они дышат. Хвост и Блондин заржали. Я сглотнул. — Она прикалывается. — заверил Блондин — Людей мы едим только от безнадёги. Человеческое мясо на вкус как баранье говно. Хвост снова заржал. Нет, эти трое, конечно же, говорят неправду. Гораздо больше беспокоят их безумные глаза, подсказывающие: с катушек они всё-таки уже съехали, и неплохо так съехали. Вожак улыбнулся: — Снова шутим.        Слева кто-то застонал. Я обернулся. В углу, точно так же связанная скотчем, сидела Бренда. Правда, ещё и с залепленным ртом. Хорошо, значит с ней всё в порядке. Очнувшись и увидев компанию шизов, девушка замычала и стала яростно извиваться в путах. — Захлопнись! — проорал Блондин, наставляя на неё пушку — Захлопнись или выбью твои поганые мозги! Бренда притихла, сверкая злобными глазами. — Чёрт, давно пора пристрелить эту девку! — сплюнул хвостатый верзила. — Она с парнем. — напомнила Длинная — Её тоже пока нельзя убивать. Блондин приблизился ко мне: — Так-с. Нам с тобой предстоит о многом поговорить. Не жди трепотни, тебе следует отвечать исключительно правду на мои вопросы. Если откажешься отвечать или мне просто покажется, что ты врёшь, что-то недоговариваешь — выстрелю. Сначала в расход пойдут ноги — две ошибки, два выстрела. Следом твоя девчонка, постараюсь попасть ей прямо между бровок. Что будет, если выбесишь меня в четвёртый раз ты, наверное, понял? Я кивнул.        Внезапно над головой раздались выстрелы. Я вздрогнул. Что это было? О нет, если мы попадём в междоусобицы шизов… — Кого ещё сюда принесло?! — заорал Блондин. И в это же мгновение дверь, отгораживающая от помещения тусовщиков, слетела с петель. К нам влетели вооружённые до зубов глэйдеры. И я облегчённо выдохнул. — А ну на пол! Оружие в сторону! — вскричал Минхо — Кто из вас главный? Дылда дрожащей рукой указал на Блондина. — Хорхе, принимай. Глэйдеры, заберите этих. — раздавал приказы Минхо. Хорхе с жутковатой улыбочкой увёл своего подопечного. Если б я был на месте вожака, то наверняка бы испугался. Но Блондин ответил ему холодным взглядом и, раздражённо цыкнув, послушно поплёлся на выход. «Эти» последовали его примеру, не сопротивляясь захватчикам. Пока.        Стоило им уйти, Минхо беззаботно хохотнул и направился к нам. — Ну что, понравилось быть жертвой шизеющего поколения? — Да пошёл ты. — беззлобно буркнул я. — Как вы вообще нас нашли? Освободив меня, Минхо стал помогать Бренде: — Очень просто. Мы собирались в этот же дом, пытались найти кланкового Маркуса. Добрались ещё вчера. Поняли, что здесь что-то нечистое творится. Решили устроить засаду и подождать до утра, когда они менее всего будут ожидать гостей. И тут вы к ним тёпленькие попались, шанки. — А зачем Хорхе этот Блондин? Разве вы не должны продолжать искать Маркуса? Или он как-то связан с тем человеком? Освободив Бренду, кореец с ехидной лыбой взглянул на меня: — Томас, не тормози. Этот Блондин — и есть тот человек. — Чего? — я ошарашенно уставился на лучшего друга — Да быть того... — Может. — хмыкнул, перебивая меня, Минхо. — Кстати о блондинках. А где Ньют? Я думал, он остался с вами.        Я вздохнул, потупив взгляд. Мне предстояло поведать о самом мрачном мгновении моей жизни. По крайней мере, из той жизни, которую я помнил. Минхо тоже посерьёзнел. Видимо, прочёл по моему лицу всю мерзость ситуации.        Расположившись у двери помещения, через которую ещё вчера нас заставляли пройти шизы, я начал свой рассказ. Психологи говорят, если поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, станет легче. Но мне легче не становилось. Чем больше я рассказывал, тем отчётливее ощущал свою вину. И тем ближе становилось ощущение нависшего над нами грозового облака. Наше будущее было весьма туманно и не предвещало ничего хорошего, но самое отвратительное — оно целиком зависело от кричащего и стонущего сейчас от боли Маркуса.