арбуzи монинг

Неизвестно, кто из них поступает более неправильно: Чихун, которому прибило доебаться именно сейчас, или Джису, который ужасно провоцирует своими короткими домашними шортами и растянутой майкой, спадающей с одного плеча. Сейчас он смущенно смотрит в пол и чуть ли не давится чаем, когда Чихун ведет по его ноге под столом, пока никто не видит. При том лицо его остается совершенно невозмутимым, он совершенно спокойно продолжает уплетать свой завтрак, продолжая тереться ступней о внутреннюю сторону бедра Джису. Чихуну безумно нравится ощущать его гладкую кожу, но еще больше нравится смущать одногруппника своими приставаниями. Джису заливается краской, ему щекотно и неловко, он готов провалиться сквозь землю, но никто даже не догадывается из-за чего. Потому что, скорее к тебе проявит интерес дохлая кошка, нежели Чихун начнет к кому-то приставать. — У тебя все хорошо? — Не без тени беспокойства интересуется Сынчоль, заметив, что Джису слегка потряхивает. — Все нормально, — Выдавливает он, и все, конечно же, понимают, что ничерта не нормально. Встает из-за стола, так и не доев свой завтрак, врезавшись в столешницу и чуть не опрокинув стул. Выметается из кухни, заплетаясь в собственных ногах и теряясь в мыслях. Отдышаться предательски сложно, сбежать предательски некуда. Джису искренне не понимает, чем заслужил такое своеобразное внимание к своей персоне, и поправляет в очередной раз сползшую лямку своей майки. Чихун превращает Джису в параноика, при любом удобном случае не упуская возможность незаметно запустить руку в мягкие рыжие волосы, шепнуть на ухо (еле дотягиваясь), что однажды ему самому надоест убегать, невесомо касаться пальцем бледной шеи. Джису реально стремно. Чихун пока не позволяет себе перешагнуть рамки приличия, но словно насилует одним только взглядом, а Джису продолжает ходить по дому в своих коротких шортах, наивно таращится на себя в зеркало и ничего не понимает. Все еще не понимает. Хочется пожаловаться, рассказать все Чонхану, но есть большая вероятность того, что он тупо не поверит, спишет все на гормоны — обычный недотрах, вот и мерещится всякое. Джису снятся кошмары, которые не совсем кошмары. В них темный коридор их общежития, совсем не такой, к которому он привык. Отличается он лишь тем, что под потолком качается одинокая лампочка, и там Чихун прижимает его к холодной стене, кусает губы и царапает спину, совершенно сводя с ума. Просыпаться после такого как-то не по себе, а сталкиваться с Уджи (даже взглядами) в этом коридоре ужасно страшно. Все вокруг, как назло, не замечают ничего подозрительного, помимо того, что Джису стал в последнее время уж слишком нервным.

***

Утро пахнет свежестью, фруктами и выпечкой, которую Чонхан притащил из недавно открывшейся пекарни, в надежде порадовать друга, а заодно отпоить его ромашковым чаем, чтоб не вел себя как баба и не шарахался от каждого прикосновения. Чонхан готов был поклясться, что Джису еще и плачет, пока никто не видит. Хрен его знает, что за проблемы он себе навыдумывал, и что с этими проблемами теперь им делать. Джису сидит на кровати и, вроде бы, что-то читает, когда заходит Чонхан. Книги из разряда «Что делать, если меня преследуют» или «Простые приемы самообороны в темных переулках». Вокруг шумно, но он серьезно погружен в чтение, даже когда друг тянет его на кухню, не принимая отказа. Ведь булки-то стынут, ромашковый чай выветривается. Чонхан так и застывает в проходе, понимая, что его план по спасению Джису с треском провален. Кухня занята. Чихун вопросительно поднимает брови и вытирает рот рукавом, заметив вошедших. Перед ним куча арбузных корок и, собственно, сам арбуз, спелый и сочный. Чонхан заметно грустнеет и решает что, ладно, булки можно и в комнате поесть. Но Джису деревенеет, словно посмотрел в глаза Медузе Горгоне, и не может теперь шевельнуться. Он и сказать ничего не может, все, на что его хватает: задумчиво почесать затылок, помяться на месте и после неловкой паузы спросить, отчего-то дрожащим голосом: «Можно мне тоже?» Уджи в знак согласия безмолвно хлопает по месту рядом с собой, а до Джису не сразу доходит, потому что он пялится на то, как перепачканы арбузным соком его тонкие пальцы, на его светлую челку, которую он сегодня зачесал назад и на прочие мелочи, замечать которые было неловко и непривычно. Чихун смеется, заметив растерянность Джису, но смеется по-доброму, совсем не так, как в его кошмарах. Это даже заставляет Джису слегка оттаять. Может быть, все и вправду не так ужасно, как он себе напридумывал. Но, стоит только усесться рядом, его вновь прошибает холодный пот: Чихун кладет свою мокрую липкую руку на голое колено Джису. И продолжает жрать арбуз. Мол, нет, я совсем не пристаю к тебе, мне просто нужно обо что-нибудь вытереть руки, а ты тут мимо проходил. Джису тяжело выдыхает и пытается не думать о руке, которая так и не сдвинулась с места. Жует свой арбуз и думает, что не может применить сейчас ничего из того, что он успел прочитать в своей книжке. Задумчиво прислушивается к тому, как Сынкван распевается в соседней комнате, будя тех, кто еще не проснулся, и игнорирует сладкий сок, стекающий по запястью, пока Чихун не перехватывает руку, чтобы слизать его. Чтобы придать моменту драматичности, он даже смотрит в глаза, отчего Джису жутко тушуется и хочет вырваться, но не может, потому что подвисает, прислушиваясь к новым ощущениям. Он даже не замечает, что они начали целоваться, и не закрывает глаза. Арбузный привкус повсюду, и отрываться от Чихуна не хочется. Джису не до конца понимает, проебался он или нет, но ему нравится разглядывать темные ресницы, и чужой язык во рту как-то даже не напрягает. Утро заливает кухню сквозь тонкие занавески, а копошение в коридоре постоянно напоминает, что они ДАЛЕКО НЕ ОДНИ в общежитии. Но Чихуну вот совсем наплевать, он целует медленно, утягивая за собой на дно, но не сопротивляется, когда Джису отстраняется, чувствуя, что кто-нибудь вот-вот зайдет, ведь после этого они вновь возвращаются к своей игре. Уджи хочет дотронуться до костлявых бледных плеч, но Джису его останавливает, говорит: «У тебя руки сладкие». — Не слаще тебя самого. — Отвечает он, разворачивая парня к себе спиной и проталкивая ему два пальца в рот, а свободной рукой трогая его через домашние шорты. Джису недовольно мычит, но становится на удивление мягким и податливым, прогибается в спине, насколько может, складывает голову Чихуну на плечо, забывая, что именно от него он шарахался как бешеный всю последнюю неделю. Чихун кусает Джису сначала за шею, а потом за ухо, вцепляясь зубами в крошечную сережку-крестик, которая уже давно сводит его с ума. Джису уже реально плохо, перед глазами все плывет, он не знает куда деть руки и куда деть самого себя: извивается, но продолжает обсасывать и облизывать пальцы Чихуна, испачканные арбузным соком, то и дело сглатывая вязкую слюну. Он чувствует себя чуть более, чем неуютно, занимаясь подобным в девять с лишним утра на общей кухне, но чисто физически не может остановиться. Весь краснеет и дрожит, вцепляясь пальцами в табурет. А Чихун, понимая, что и сам не сможет долго продолжать этот цирк, грубовато заталкивает еле держащегося на ногах Джису в ванную, где окончательно теряет стыд (если он у него был). И если бы это все закончилось простыми обжиманиями… Чихун врубает душ и затаскивает Джису за собой. Мгновение — и он полностью мокрый, его майка липнет к телу, так, что из-под нее вызывающе проглядывают соски, а сам Джису дрожит непонятно из-за чего именно. А еще непонятно, зачем Чихун включил воду: чтобы их никто не услышал, или чтобы отмыться от этого вездесущего арбуза. Но, как бы то ни было, это именно он сейчас прижимается сзади и до безумия нежно целует в плечо, спуская лямку промокшей майки, а после, запуская под эту самую майку руки и поглаживая плоский живот. Сам Чихун небрежно скидывает с себя шмотки, но Джису раздевает нежно и аккуратно, словно маленький ребенок свою любимую куклу, которую страшно сломать. Но при этом, все равно время от времени кусается и оставляет багровые засосы, потому что кожа кажется непростительно чистой и нежной. Обхватив член Джису у основания, он обводит языком каждую родинку, и вжимается в него сзади. И, надо сказать, он чувствует себя уверенно, хоть никогда раньше и не совращал парней в душе. Впрочем, вообще никого раньше не совращал. Джису кусает губы, потому что боится застонать. До сих пор боится признаться (возможно, самому себе), что все происходящее ему безумно нравится. Ему нравилось все это время. Нравились и переглядывания в гримерке, и все это дурачество под столом. И то, как Чихун растягивает его своими прекрасными музыкальными пальцами под шум воды. И, да, особенно, этот стойкий арбузный привкус во рту.