Анар'анель белоре!

      Бурлящий Нексус выплюнул из своих глубин пятерых бойцов. Мгновение, пока разум осознавал происходящее, они стояли неподвижно. Потом малышка-панда и многоногий уродливый демон двинулись прочь, к воротам, и на площадке около искрящегося синими всполохами колодца остались трое.       — Ты... — низко, сдавленным от ярости голосом прошипела Джайна, глядя на стоящего напротив Короля-лича. Пальцы девушки сильнее сжались на посохе.       Она вглядывалась в курящиеся голубым дымком глаза, выискивая там хотя бы отзвук, отголосок того, кого знала и любила... Артаса не было.       Рыцарь смерти отвернулся и, тяжело ступая, двинулся к центральным воротам, где наверняка подпрыгивала от нетерпения маленькая пандаренка. Джайна рванула было следом — но чьи-то когтистые пальцы сжали её плечо.       — Не стоит, — спокойный голос над ухом будто выбил из волшебницы всю решимость, и она растерянно обернулась, глядя в очередные светящиеся глаза.       — Кель?..       Эльфийский принц согласно кивнул.       — Не стоит, — ещё раз повторил он. — Я сражался... с ним и против него. Убивал неисчислимое количество раз и погибал столько же сам. Это Нексус, Джайна. Голодная, злобная тварь, веселящаяся, глядя на нас.       Волшебница посмотрела туда, где между отстраивающихся на глазах зданий ещё темнел удаляющийся плащ Короля-Лича.       — Но он...       — Нет проку мстить здесь. Он всё равно не будет помнить, — украшенные устрашающими когтями пальцы осторожно поглаживали её плечо. Джайна запрокинула голову, вглядываясь в лицо Келя. Она... она ведь так и не встретила его там, в Азероте? От попытки вспомнить, что же всё-таки случилось, разболелась голова.       Взгляд эльфа был полон сочувствия, ясно читавшегося даже несмотря на странный зелёный свет.       — Нексус жаждет развлечения. Давай просто выиграем этот бой? — мягко предложил он, погладив щёку Джайны тыльной стороной ладони.       — Да... — растерянно согласилась волшебница. — Давай.       И, поднявшись на цыпочки, неожиданно чмокнула Келя в щёку, устремившись к незанятым нижним воротам. Странно усмехнувшись, эльфийский принц прикоснулся к щеке.       Джайна-Джайна... Она не помнила, как и все они. Каждый раз как впервые. Интересно, Нексус просто спасовал перед безумцем? Или это была такая изощрённая издёвка? Сначала он ведь не понял. И первыми словами, когда он появился на этой площадке, откуда-то зная, что нужно делать, было растерянное:       — Мой лорд?..       Но Иллидан даже не повернул головы. Он вообще не узнал Келя — а тот глядел на ночного эльфа и с трудом узнавал полудемона, впервые видя его таким, каким он был до обретения силы.       Потом были и другие знакомые. Та же Джайна. Артас. Сильвана. Кто-то узнавал его, кто-то нет. Но каждый раз — как впервые. И с наслаждением хохоча, глядя, как корчится в огне Король-лич, Кель тогда ещё не подозревал, что всё это бессмысленно.       Уродливая бесплотная тварь, порождение магии. Нексус. Зачем он собрал их здесь? Как-то раз, сидя без сил рядом с Джайной и слыша, как проламывают их ворота, принц с волшебницей спорили, что это: бред, безумие, посмертие или всё же пугающая реальность. Потом стало не до того: Нексус придал сил, и они снова бросились в бой, не желая умирать и переживать это жуткое мгновение небытия.       Только потом Кель’тас понял, что помнит лишь он один. Возможно, помнили демоны или мерзкая насекомоподобная особа. Но с ними он старался не разговаривать, перебрасываясь по необходимости короткими фразами. Куда приятней было говорить с Джайной, но каждый раз начинать разговор с нуля... Хотя в чём-то это было даже забавно.       Они сталкивались не всякий бой, и у Келя было время обдумать сказанное девушкой, её поведение и поступки. И с каждой новой встречей на одной стороне баррикад он вёл разговор иначе. Однажды ему попытались выцарапать глаза. В другой раз отвесили пощёчину и подставили в бою, сделав вид, что не успевают прикрыть.       В третий раз, который вряд ли когда-нибудь изгладится из памяти, они плюнули на всё и сбежали в самый дальний укромный угол, благо Кель уже наизусть знал эти ограниченные участки пространства, где приходилось биться. И там, слыша отдалённые крики и звуки выстрелов, торопливо ласкали друг друга, отдавшись страсти вместо горячки боя, верша то, что так и не успели совершить в Даларане.       А потом Джайна всё забыла. Но Кель помнил.       Иногда ему хотелось быть как все. Каждый раз считать, что бой — самый первый, что Нексус едва-едва выволок его из Пустоверти и всё предельно просто: победить и, наверное, отправиться домой. А заодно отомстить тем, кому не вышло отомстить в Азероте.       И не помнить, не помнить многих мучительных вещей. Бесконечных битв, страшных смертей от рук противников — и от своих рук. Кель помнил, как впервые столкнулся сам с собой и обезумел от ярости, пытаясь сжечь проклятого двойника всеми способами. И как навалилась память о двух боях одновременно, едва началась следующая битва, и он шагнул за радужную плёнку Нексуса. Память о том, как он видел себя одновременно двумя парами глаз, ощущал разные, пусть и такие похожие эмоции...       Он осел тогда прямо на ступени, сжимая разламывающуюся голову. Кажется, там его и добили, когда брали их цитадель, и эта смерть впервые была избавлением. Это потом подобное уже отзывалось не больше, чем головокружением, проходившим, пока он ехал к воротам. Разум безумца пластичен — Нексус никак не мог понять это.       Жаль, что он и не отпускал. Кель’тас прикрыл глаза, прислушался к происходящему. Первые стычки уже начались, и Джайна ожесточённо отбивалась от наступавшего на неё орка, с которым, кажется, была дружна там, дома. Глупая девочка. Когда же она поймёт, что Нексус просто играет с ними?       Расхохотавшись, Кель’тас раскинул руки, крикнул:       — Анар'анель белоре!       Зажглись зелёным огнем сферы, заплясало пламя на кончиках пальцев. Магия Нексуса плескалась в его теле, звала действовать. Ещё один бессмысленный бой начинался, и он намеревался его выиграть.