Сто одиночек

Сегодня в тюремных камерах витал особенный запах. Обычно слепой смертник по имени Ёкубо Момоку чувствовал только зловония: кислый пот, мерзкое дыхание и горький запах страха и отчаяния. От ужаса многих приговорённых рвало, от кого-то пахло кровью и испражнениями, что для слепого обонять было куда отвратительнее, нежели остальным. Другие стрейн, скорее всего, даже не чувствовали витавшей в воздухе мерзости, но он не был среди числа других стрейн. Он видел падение Меча неизвестной ему королевы, яркое пламя её смерти наградило его глаза своим губительным поцелуем, а после мир окутала тьма. Но новый запах заставлял вспомнить о летнем зное и ласковом ветерке, будто само тёплое солнце пропитало ласковыми лучами воздух. Он сидел на своей тюремной койке, прислонившись спиной к гладкой холодной стене, в саване, напоминавшем слепому либо длинное мешковатое платье, либо жёсткую ночную рубашку с длинным рукавом. Эту одежду легче всего было шить для ненужных людей, потому как у смертников нет семьи и друзей, которые могли бы достойно их похоронить. Все они стрейн, тайну каждого берегут эти стены. Момоку вздрогнул, услышав чьи-то истошные рыдания. Каждый звук здесь вселял в него отчаяние, но, что он мог поделать на данный момент? Он слабый слепой стрейн, тюрьму трепетно охраняют синий и оранжевый короли, а его руки сдавливают тяжёлые наручники, блокирующие способности. Что находится там… за гранью? Что ждёт каждого после казни? Покой, наказание или забвение? Пару месяцев назад Ёкубо Момоку даже не задумался бы об этом. Его жизнь была полна красок и греха, а теперь он в саване и ждёт объявления своего номера. Непокорные раньше люди познали полное повиновение и послушание. Они готовы сделать что угодно, чтобы не расстаться с жизнью, вот только жаль, что солдатам на это совершенно наплевать. — Эй, Шиши, — негромко произнёс Момоку, однако с его слухом ему самому свой голос показался оглушительным. — Живой ещё? — Я живой! — одержимо воскликнул один из смертников, свисая в соседней камере со своей койки так, что она скрипела. И этот голос вызвал среди заключённых возгласы неодобрения, заставившие Момоку грустно усмехнуться. Кицу Норой был той личностью, казни которой все ждут с нетерпением — очень уж он надоедливый. — Звёзды сулят нам гостью… — К тебе вернулись силы?! — громко выкрикнул кто-то из смертников. — Нет же, — тяжёлые наручники заключённого заскрежетали по стене и полу. — Я вижу её в окошко. Смотреть так интересно. А её ведь сопровождают люди Его Величества! В самом деле, тяжёлы шаги были слышны сквозь воцарившийся шум. Смертники располагались в камерах-одиночках, не способные видеть друг друга и переговариваться без дозволения надзирателя. Конечно, иногда к таким отбросам, как они, проявляли жалость и позволяли дружеские разговоры, но лишь для того, чтобы зерно страха в душах смертников окрепло. Ужас смерти ощущается тоньше всего, если из жизни уходит некто ближний. Момоку принюхался. Он на самом деле чувствовал сладковатый запах духов, больше напомнивший ему не летний зной, а подогретое вино, согревавшее его когда-то зимой. Славный запах для бесславного ублюдка, которые сидят здесь. — Красная! — воскликнула, прильнув к двери, женщина, её голос всегда был каким-то птичьим и каркающим. Даже своё удивление она выразила гортанным грубым голосом. — Красная королева! Это детоубийца! Детоубийцу поймали! — Красная?! — с сильным русским акцентом произнёс ещё один заключённый, выглядывая на королеву из мелкого окошка. — Ты же разгромила Юму! — И прибрала к рукам давно издохшего Юдзуки! — А твои люди отрывают головы представителям других кланов и хранят их в банках в баре! — А гробовщик вынимает сердца всем, на кого ты укажешь! — Ты ешь человечину на завтрак! Момоку очень хотелось зажать уши от пронзительного свистка надзирателя, призывавшего смертников утихомириться. Для обычных людей этот противный высокий звук был неприятен, а для него был похож на отбойный молоток, бьющий по барабанным перепонкам и превращающий их в кровь. — Слыхала, Ёсикава? — надзиратель мерзко заулыбался, громко чавкая жвачкой, сопровождая красную королеву в место её временного пребывания. — Сочные слухи, а? Юкико болезненно взвыла сквозь стиснутые зубы, будто терзаемая чем-то. Заключённые прильнули к дверям своих камер, слепой Момоку прислушался. Если её мучили перед другими смертниками, устраивая публичную казнь, то им хорошо это удавалось, потому что совсем скоро девушка перешла на рык и рёв. — Я твой, — протянула она, будто бы напевая, — худший кошмар. — Худший, худший, — усмехнулся надзиратель. — Как понос посреди совещания. Раздавшийся болезненный смешок заставил застыть кровь в жилах смертников. Юкико смеялась, но звучало это не забавно или весело, а фальшиво и натянуто, словно девушка с силой выдавливала из себя эмоцию. Залившись страшным безумным смехом, красная королева заставила умолкнуть как заключённых, так и наблюдавшего за её действиями надзирателя. — Не коси под полоумную, — делано спокойным голосом отвечал работник тюрьмы, видя, как девушка, закатив глаза, изогнулась в приступе зловещего веселья. — Не поможет. — Ты прервал мою песню, — резко придя в себя, ответила красна королева. Её голос звучал несколько отстранённо, холодно и жёстко. — Все прерывают мою песню… каждая непрошенная нота лезет между строк. — Как мне жаль. — И ты! — с жаром продолжала Юкико. — Ты даже не целая нота, ты её шестнадцатая часть! Среди них появился музыкант? Момоку устало повёл скованными в наручники руками, разминая уставшие без движения пальцы. На секунду ему показалось, что кости его запястий заскрипели, будто старые дверные петли. Музыкант среди смертников, скорее всего, тоже приговорённый к смерти. Споёт ли он об их забытых жизнях? Во всяком случае, Ёкубо Момоку хотелось бы, чтобы в момент его казни на эшафоте играла музыка из качественного порнофильма. — В камеру, Ёсикава, — грубым голосом приказал тюремщик, и, судя по тихим шагам, королева его послушалась. — И сыграешь, и споёшь. Пока за шею тебя не вздёрнем. Уж тогда-то не возьмёшь инструмент в руки, так что пользуйся моментом! Мужчина шумно рассмеялся, гремя подбрасываемыми в руке ключами. Дверь открываются при помощи компьютера, но надзиратель любил нервировать смертников своей отвратительной привычкой, звоном железных ключей оповещая о своём приходе. Этого шума приговорённые к казни ждали с содроганием сердца, этот шум сводил с ума даже самых бравых смельчаков. Воцарившаяся тишина была слишком тягостной, чтобы её не нарушить. — Шиши, так ты живой? — поднявшись, Момоку шёл, опираясь о стену скованными руками. Слепой ещё не успел привыкнуть к этому помещению, хотя оно и было достаточно маленьким. — Не бойся за меня, детка, — в той же манере, что и красная королева, пропел Шиши. — Ведь я живой, как мелкая кокетка. Момоку печально усмехнулся. Во-первых, потому что испытывал тягостную и мрачную радость по поводу жизни этого сутенёра, во-вторых, потому что королева и стрейн поют не в ритм. Она растягивает слова, будто бы исполняет медленное вступление к агрессивному металлу, а Моретсуна Шиши скачет, распевая весёлый джаз. — О! — взвизгнул надоевший абсолютно всем Кицу Норой, заставив слепого Момоку поморщиться от своего резкого голоса. Даже через металлические стены Момоку ощущал, как Нороя трясёт от нарастающих паники и страха, как он постукивает кончиками пальцев, как переминается с ноги на ногу. — Глава клана нравится беспризорным стрейн! Юкико не ответила, точно не считала это нужным. Стрейн получают способности, не принадлежа никакому клану, но при этом каждый из них время от времени загорался идеей примкнуть к подобным себе. Можно стать могущественнее, встав за спину короля, а можно основать свою семью, которую не скрепят надёжные узы. Семьи стрейн настолько ненадёжны, что некоторые смертники вслух проклинают их за предательство и подставу. Люди жестоки, особенно, когда их души пусты от потерь и изранены горем. — Ты на самом деле королева? — обратилась женщина-птица привычным каркающим голосом, сейчас смягчившимся. — Никогда не видела ни одну из вас. Надо же… вас называли ведьмами, помыкающими королями, но… ты такая крошечная пташка. Сколько тебе лет? — Двадцать, — глухо ответила Ёсикава Юкико, будто бы сжала руками рот. — Двадцать… пять. Да… да-да, мне двадцать пять. — Надо же, — удивилась птица. — Пташка, а выглядишь, как птенчик. — Двадцать… пять. — Королева, — услышав тяжёлое дыхание девушки, позвал её слепой Момоку. — Не нервничай ты так. Тебя же ещё не вели на допрос, у тебя есть все шансы спастись. — Да! — вновь встрепенулся надоедливый Кицу Норой. — Здесь не держат невиновных! Вдохни! Выдохни! Его дёрганный голос был худшей психологической пыткой на свете. Момоку отчаянно опустил голову на металлическую дверь, чувствуя холодок лбом. Если у Юкико после Нороя не разовьётся тик, можно смело признать её великим психологом из всех. — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — вспылила красная королева. Глухой грохот, раздавшийся из-за стен её камеры, заставил смертников смолкнуть и уставиться на дверь. Кицу Норой отпрянул от входа в свою камеру, закусив нижнюю губу и быстро стуча кончиками пальцев. — А с чего бы мне затыкаться?! Смертники замерли. — Думаешь, я собираюсь сдохнуть за решёткой?! Моя симфония требует завершения, я годами стремлюсь к ней! — раздался резкий удар, похоже, Юкико била ногой по металлической двери камеры. — Ну и что?! Твоё стремление настолько же жалкое, как и ты! Чего?! У тебя ещё поворачивается язык перечить мне?! — её голос звучал яростно, гневно и твёрдо. — Я твой худший кошмар, и с каждым днём я превращаюсь в явь. Смертники не тревожили её, даже стихли, позволяя красной королеве успокоиться. Сколько их было рядом? По голосам Момоку помнил лишь некоторых: надоедливый Кицу Норой, птица Фуйю Усо, сутенёр Моретсуна Шиши, иностранец Итэза, робот Никушими Ясаши и, наконец, он сам — слепой Ёкубо Момоку. Стрейн, приговорённые к смерти за свои зверства перед людьми, сейчас слушали пташку, которой явно было не до них. Похоже, королевская аура заставляет даже самых кровожадных преступников утихомириться, по крайней мере, даже иностранец Итэза не произнёс ни одного язвительного слова на своём родном русском языке. Громкие возмущения Ёсикавы перешли в болезненный беззвучный крик. — Но! — эмоциональный голос Кицу Норой вновь перешёл на визг. Похоже, быть спокойным он не способен по своей сути. — Ты даже не была на допросе! — казалось, его трясло так сильно, что даже тяжёлая металлическая дверь вибрировала. — Тебя могут отпустить! — Правильно, — подтвердила птица Фуйю Усо. Её спокойный голос мог бы сойти за приятный, если бы был менее грубым. — Пташка, поговори с нами, если тебе это необходимо. Ни один из нас не видел настоящую королеву вживую. Ёсикава Юкико с какое-то время не отвечала, но шорох за её дверью подсказал слепому Момоку, что она немного пришла в себя. Если бы её внутренний конфликт продолжался, она бы явно избила саму себя до полусмерти. Может быть, это просто было представление, чтобы сойти за невменяемую, но горячая эмоциональность в голосе подвергала сомнению этот факт. — Я бы тебя проанализировал, — произнёс тихим металлическим голосом робот Никушими Ясаши. На самом деле никаким роботом он не был, но его способности стрейн основывались на изменении свойств его тела, например, вот как сейчас, его голос не звучал естественно, он был искажённым. — Изучил бы твои свойства и недостатки. Напоследок. Тяжёлое молчание вновь опустилось на эти полные отчаяния стены. У них нет надежды, каждому осталось лишь несколько дней, однако любое напоминание об этом заставляло сердца сжиматься от леденящего кровь ужаса. Что там… за гранью? Никто не хотел этого узнавать в таком молодом возрасте. Надоедливому Кицу Норою было всего девятнадцать, а самому старшему из них — иностранцу Итэзе — двадцать девять. Они виновны, им не избежать возмездия и правосудия, однако, каждый из них полагал, что смерть смилуется над ними, а удача преклонит колено. — Что, — прочистив горло, заговорила с ними Ёсикава Юкико. — Нет исключений? — Ни малейшего, — ответил ей сутенёр Моретсуна Шиши. — За два года мир ожесточился, да и стрейн ожесточились. Кто виноват, что среди всех остальных попались именно мы? — Да! — взвизгнул надоедливый Кицу Норой. — Только потому что мы стрейн, от нас избавляются! Юкико не отвечала, заставив слепого Момоку устало усмехнуться. Молодец. По голосу совсем девчонка, но, похоже, не доверяет уголовникам. Правильно делает, каждый из них отмечен смертным грехом, каждый должен лишь благодарить Токетсу Осорэ за казнь без мук. — Сомневаюсь, что здесь оказывается кто-то добропорядочный, — тяжело вздохнула красная королева. Её голос отдалялся, кажется, она стояла не у двери, а у одной из стен. — А если нет возможности сдерживать силы, то всегда есть разработки золотого короля. В моём клане три стрейн, один из которых крошит скалы в пыль, однако, его здесь нет. Её голос звучал холодно и отталкивающе, королеве совсем не хотелось тратить силы на сотрясание воздуха, тем более, с такими отбросами. Слепой Момоку хорошо это понимал, но ещё лучше он понимал, что всеми фибрами души желает выбраться из этого места, а теперь оранжевый король преподносит ему надежду, которую следует приручить и присвоить. Не видя Ёсикавы Юкико, стрейн понимал, какую борьбу она ведёт, поэтому решил приложить максимум усилий помочь ей проиграть в этой войне. — А что за песня про худший кошмар? — Ёкубо Момоку приложил все усилия, чтобы не улыбнуться. — Ты поёшь о себе? Казалось, молчание длилось вечно, но вскоре громкий смех Ёсикавы Юкико прозвучал сдавленно и натянуто, наполнив своим звуком стены. — Что за глупость? Я пою от лица смерти, которой здесь каждый боится так же, как и я. Резкий удар заставил смертников передёрнуться. Похоже, королева снова ударила ногой металлическую дверь. *** Прошедшие инициацию за два минувших года короли и королевы отличались лёгкой… эксцентричностью. Могло ли сказаться пагубно на их личностях второе падение Дамоклова Меча? Определённо. Короли из первой семёрки отличаются сдержанностью, хотя и преследуют смелые идеи, и зачастую внушают простым людям панические атаки. Чёрный король Оохаси Каташи занял себя этими мыслями, глядя на свою штаб-квартиру, со сдержанной яростью докуривая сигарету. Будь он таким же вероломным, как красный, он бы точно призвал свой Дамоклов Меч, обрекая своими демонами людей на жуткую участь. В мифах и сказках нечисть никогда не приносила людям благ, — сила, которая прекрасно подходит такому человеку, как Оохаси Каташи. Да, этими мыслями занимал себя чёрный король, глядя на свою штаб-квартиру. Вернее, на состояние своего клана в этой штаб квартире. Кто-то бессильно лежал на белоснежном диване, потеряв сознание, кто-то едва мог встать с пола, кто-то выглядел так, будто его сейчас вырвет, кто-то вовремя спрятался за Оохаси Каташи. Крови не было, дрался с его людьми профессионал… и этот профессионал сейчас равнодушно отряхивался и поправлял одежду, будто бы шонтийцы были для него грязным скотом. — А заключать союз с золотым кланом точно было хорошей затеей? Если не твоя королева размахивает битой, то ты пускаешь в ход кулаки. Золотой король ответил ему долгим взглядом. Раньше чёрный король считал свои красные глаза ужасными, демоническими, но так было до встречи с этим парнем. Он был молод, едва ли старше чёрного короля на каких-то четыре года, однако выглядел старше, но вёл себя как юнец. Мешки под глазами были сильно заметны на его бледной коже, из-за чего золотой король чаще напоминал обтянутый кожей скелет. Привычка спать давно у него отпала, как и желание выходить на солнечный свет. Взгляд его голубых глаз был глубоким, проникновенным и пристальным, парень никогда не сводил его с собеседника и не моргал, чем заставлял чувствовать себя неуютно. Кудрявые волосы чёрной гривой вились в разные стороны, скрывая половину лица. Зато чёрный костюм с синей рубашкой смотрелись на нём вполне опрятно. Не заботился о себе, так переживал за свою полицейскую форму. — Они сказали: «Проходимец, ты нарываешься». Оохаси Каташи не стал спорить. Да и бесполезно это. Среди всех известных ему королей, у золотого был самый несговорчивый и эгоистичный нрав из возможных. Впрочем, умерший Кокуджоджи Дайкаку тоже не мог похвастаться общительностью, но он хотя бы не был настолько диким, как Айан Тсубасса. — Золотой король? — днями ранее Каташи был весьма удивлён визиту второго владыки в свои апартаменты. — Это неожиданно. На бледном лице парня не отразилось ни единого намёка на эмоции. Сперва казалось, что собственное могущество выжало из него все соки, превратив в худощавую, бледную, как полотно копию человека. Но потом Тсубасса доказал обратное: это он выжимает все соки из своего могущества, это он велик, а не его сила. Следователь, имеющий свою коллекцию любимых сложных преступлений, ранним утром пришёл к одному из тех, кого уже грозился упечь за решётку. Каташи непременно проиграл бы в их поединке умов, если бы не подкупил свидетелей и судей. Жаль, что Тсубасса даже после своего поражения оказался слишком упёрт, чтобы сдаться. — Я видел будущее, — говорил Айан Тсубасса, сокрушённо глядя в потолок. Первый алый луч зимнего солнца проглядывал из-за тяжёлых чёрных штор и сиял неровной полоской на потолке. Сумрачная синева комнаты делала неспокойного золотого короля совсем похожим на ожившего мертвеца. Он старался быть невозмутимым, непоколебимым перед преступником, которому когда-то проиграл, однако, не мог усидеть на месте и без дела. Он то и дело что-то перебирал в руках, приставлял пальцы ко рту и грыз ногти, одёргивал рукава своего пиджака. Стоя у серой стены, он скрестил руки на груди, нервно барабаня тонкими пальцами по плечам. — И прошлое. Сила дарит мне много талантов, от которых ты бы смеялся, как бешеная лошадь. — И что ты видел? — Оохаси закурил, а после предложил сигарету своему нежданному гостю, но тот вежливо от неё отказался. — Раз уж следователь явился к преступнику, значит, что-то довольно весёлое. — Я пришёл сюда, — терпеливо продолжал Тсубасса, глядя на Каташи, не мигая и не сводя глаз, заставив собеседника заняться чем-то отвлечённым, например, поиском пепельницы. — Не потому, что доверяю тебе, Оохаси. Ты и твой брат ещё попадётесь, пускай я и не видел будущего относительно вас. Скажем так, я здесь, потому что из всех королей ты больше всех жаждешь господства, — он вздохнул. — А значит, пойдёшь на любую жестокость. Это мне и нужно. Я всю свою жизнь служил людям, однако теперь, зная правду, хочу, чтобы теперь люди послужили мне. — Говоришь как Гитлер. — Заткнись. А сейчас золотой король устало отряхивал свою чистую одежду, стоя среди последствий драки, невредимый и спокойный, как и всегда. — Может, — вновь заговорил чёрный король, втирая сигарету в пепельницу, гася её. — Ты всё-таки реинкарнация фюрера? Смотрю на тебя и вижу: усиков не хватает. Но Тсубасса не ответил. Взяв из холодильника чёрного короля мороженое, он стал вдумчиво поглощать его, набив рот холодным лакомством. В отличие от Оохаси Каташи, Айан Тсубасса был джентльменом, а джентльмены никогда не разговаривают с набитым ртом. Если бы он ещё приносил свою еду в чужой холодильник, претензий бы вообще не возникало. — А ещё они отвлекали меня от работы и отказывались одолжить свои компьютеры, — жаловался золотой король. — Ты же, надеюсь, в курсе того, как техника нужна для этого дела? Оохаси Каташи быстро смекнул, почему Тсубасса встретил в Шонти такое полное пренебрежение. — Может быть, стоило просить по-другому, а не «Эй ты, плод частого инцеста, принеси мне свой ноутбук, пока твои мозги не стали рыбьими». — Заткнись. Как предсказуемо, преемник сурового и строгого Кокуджоджи Дайкаку похож на того только в сварливости характера, но Каташи сомневался, что первый золотой король вызывал такое же раздражение. Айан Тсубасса даже не пытался себя защитить или отстоять свою невиновность, он, в отличие от многих людей, не оправдывался. Совершённого всё равно не исправить, так зачем пытаться смягчить свою вину? Лучше просто о ней перестать вспоминать, что для чёрного короля, стоящего вокруг своих избитых людей, было весьма проблематично. Правый глаз Айана Тсубассы засиял, в пространстве перед ним из воздуха и света медленно возникли неплотные кольца. Два кольца двигались у правого глаза короля в противоположные стороны и отдалённо напоминали монокль. — Мне, как полицейскому, необходимо долго и нудно получать доступ к базам данных, — он перевёл взгляд на Оохаси Каташи. Его импровизированные очки на правом глазу показали ему список параметров этого человека, такие как его уровень интеллекта, рост, вес и социальный статус. — Но главарю Шонти оно не нужно. Найди мне информацию на список погибших при первом падении Дамоклова Меча, записи камер видеонаблюдения рядом с баром «Хомра», список всех родившихся в промежутке между восемьдесят пятым и девяносто пятым годами. — А кофе тебе заодно не сделать? — голос чёрного короля звучал достаточно спокойно и резко. — Вместе с массажем ног? — Пока будешь занят этим, я хочу, чтобы Мията Изанами разыскала все собранные сведения по известным ей кланам, которые она когда-то собирала, — ложкой от мороженого Айан указал на выключенный ноутбук, покоящийся на стеклянном журнальном столике. — А массаж ног ты всё рано не умеешь делать. Я всё вижу. Но кофе, пожалуй, будет к месту. — Пошёл ты. — Сам иди. Но, пока шонтийцы добывали понадобившиеся золотому королю данные, сам он не сидел спокойно на месте. За всё время ожидания он успел дважды поругаться со своей королевой Сенсо Ай, бросить небрежный комплимент совсем испугавшейся его второй главе шонтийцев Уме Хори и даже похулиганить по телефону, заказав на имя Оохаси Каташи три десятка острый пицц. Иными словами, если к Айану Тсубассе можно испытывать симпатию, то лишь в том случае, если он скоропостижно скончается. — Серая королева? — увидев в квартире пленённую Самуи Кири, золотой король, казалось, удивился, однако не слишком, чтобы стать хоть немного эмоциональным. Глядя через свой монокль на девушку в широкой белой футболке и синих джинсах, он внимательно изучал данные о ней. Вещи были велики Кири, явно их одолжила ей глупенькая террористка Сенсо Ай. — Рад встрече. Проявление Ваших сил стало для меня настоящим чудом. — Что же в этом чудесного? — Кири выглядела очень уставшей и бледной, а её рука часто невзначай касалась области сердца. — Из-за этого я здесь. — Ну, я бы тоже расстроился, если бы меня в плен взяла моя недалёкая королева. Уставшая от вечных упрёков Сенсо Ай хотела было отдавить ему ногу, но Тсубасса даже этой мелочи не позволил сделать обиженной девушке. — Если бы я знал, что у Вас проблемы с сердцем, послал бы кого-нибудь менее, — следователь запнулся. — Ну, знаете, мозгом напоминающего одноклеточное. — Ты достал! — вспылила Сенсо Ай, замахнувшись на Айана Тсубассу. Удар пришёлся ему в грудь, он не стал блокировать его или отходить в сторону, дав своей королеве возможность остудить пыл. — И какого чёрта ты выбран быть королём?! Это насмешка! Нас-меш-ка! Следователь, посадивший меня за терроризм теперь мой союзник! — Тебя сажал не я, — Тсубасса глубоко вздохнул, брезгливо отряхнув то место, куда пришёлся удар Ай. — Я не занимаюсь такими мелкими делами. — Да какая разница?! Не меня, так кого-нибудь солиднее. Подумать только, другие кланы нас засмеют, если узнают, что Шонти пригрели легавого. Тсубасса не снизошёл до ответа. Его королева могла злиться на него сколько влезет и оскорблять его, ему, похоже, дела до этого не было. Ему главное было создать конфликт, вызвать эмоции, а самому наблюдать за развитием со стороны. Самуи Кири печально вздохнула, наблюдая за парнем с неопрятной причёской. Он кукловод, а король Шонти — завоеватель, два сильных человека, которые уже приносят беды. Серая королева грустно вздохнула, закрыв глаза. Где же теперь её главный защитник? Наверное, опять на радостях напился после просмотра любимого сериала. Идиот. Идиот, без которого было жутко тоскливо. Шонтийцы барабанили клавишами на клавиатурах компьютеров, а цифровые окна в пространствах мелькали, сменяя одно другим. Сплошные потоки важной информации пролетали так быстро, что Кири даже не успевала вчитаться в них. Но от золотого короля мало что ускользало. Он смотрел на голографические экраны, не мигая, не отводя взгляда, а его импровизированный монокль то уменьшался в размерах, то увеличивался, то отдалялся, то приближался. — Вот как, — спокойным голосом приказал он. — Мои расчёты подтвердились. Все королевы из первой семёрки выжили на кратере Кагуцу. Самуи, не там ли Вы схлопотали себе проблемы с сердцем? Серая королева поёжилась, чувствуя пробежавший по коже холодок от воспоминаний. Ей тогда было тринадцать лет — совсем девчонка, если подумать, мнящая себя взрослой и самостоятельной. Вокруг были пыль и пепел, тишина, стоявшая в том месте, была звенящей и отвратительнее всякого шума. Кири просыпалась от боли и от неё же впадала в беспамятство, мечась между сном и реальностью, боясь того и другого. Весь мир сконцентрировался вокруг невыносимой иглы в сердце, из-за которой почти невозможно было дышать. Девчонка не могла шевельнуть ни одной ногой, ни руками, но боль в области сердца была ярче переломов. От неё темнело в глазах, от неё она просыпалась с криком и теряла сознание со стоном. Кто-то услышал её мольбы, и свет солнца вновь стал слепить привыкшие к тьме глаза Кири. Кто-то, кого, несмотря на все её упрёки, ругань и недовольства, серая королева будет считать своим защитником. Пусть сколько влезет пьёт, лишь бы звонил иногда и говорил, как у него и у Нагарэ дела. — По крайней мере, Ёсикава Юкико могла найти именно там своё расстройство психики, — продолжал золотой король. — Хорошая версия. В записях Мияты Изанами говорится о её продолжительной амнезии в детском возрасте. Самуи Кири попыталась проследить за данными на экране, однако прочитать то, что одновременно было на пяти мониторах сразу, у неё не получилось. Серая королева печально опустила взгляд, вспоминая свой недолгий визит в красный клан. Юкико была такой отстранённой, даже застенчивой, так не хотела принимать благодарности и соглашаться на альянс без разрешения владельца бара. В её сумасшествие верилось так же охотно, как и в благие намерения браконьеров. — Стоп! — холодно приказал Айан Тсубасса, заставив всех шонтийцев замереть над клавиатурами. — Изображение с камер. Приблизить, — приказ был исполнен, что заставило Кири вновь похолодеть от ужаса. — Оотори Сэйго, верно, держит нас за дураков. Единственное, что он сделал ради того, чтобы его не узнали — постарел и завил волосы. Вот ваш искомый серый король, Шонти. Он подождал, пока члены чёрного клана усмирят своё любопытство. Подходя к экрану, они даже сфотографировали Тэнкея Ивахунэ, будто боялись забыть его лицо. Кири устало опустилась на пол, обняв свои колени, ненавидя себя за своё бессилие. — Не стоит так переживать, Самуи, — не глядя на неё, заговорил Айан Тсубасса. — Пока Вы у нас, Ваш король будет послушным, а значит, ему ничего не грозит. — Ошибаетесь, — подавив слёзы обиды, заговорила девушка. — Он обо мне даже не вспомнил за всё время с разгрома Юмы. Зачем я ему сдалась? У него сейчас другие обязанности и планы. Тсубасса тяжко вздохнул, а после всё-таки перевёл свои бесчувственные глаза на Кири. От его взгляда было жутко, он пробирал до мурашек, и даже грусть в выражении его лица не делала эти две голубые бездны человечнее. — Неужели все королевы так эгоистичны? Самуи, Вы никогда не несли ни за кого ответственности? Скажем, были ли у Вас домашние питомцы? — Ужасное сравнение. — Тем не менее, — он зарылся пальцами в свои кудрявые чёрные волосы, подбирая слова. — Вы не хотите, чтобы с дорогим Вашему сердцу существом случилось что-то плохое. Вы защищаете его, и даже если Вы трусливы, то за любимое создание обнаруживаете в сердце невиданную смелость. Мы приносим вам клятву в защите и опеке, а слово любой король держит с должными честью и гордостью, — он опустил взгляд, ссутулившись. — Какой бы ни была королева, пускай, это моя идиотка или мамаша синего клана, как мы можем отвернуться от Вас? Зелёный король мог бы убить Изанами за причинённые страдания, однако, не сделал этого, а Суо Микото мог избавиться от Ёсикавы Юкико, но также не посмел причинить ей боль. Если Ваш король страшится позвонить, Самуи Кири, не перегнули ли Вы палку со своей холодностью? В первом поколении королевы ненавидели королей, а те не смели против воли держать их возле себя. Серая королева закрыла лицо руками, а золотая, расчувствовавшись, крепко обняла своего короля, чем заставила его только устало вздохнуть. Он брезгливо отстранился от неё, а после продолжил работу по поиску необходимых ему сведений. — Я вижу, — глядя на экраны, вновь заговорил Тсубасса. — Вы слишком ранимы. Нужно быть чудовищем, чтобы оставить Вас, зная, что кто-то заставляет Вас пролить слёзы. Самуи Кири вышла, отправившись обратно в своё подобие медицинского кабинета, больше будучи не в силах слушать вздора следователя. Во-первых, ей нужно было успокоиться, во-вторых, перебрать в голове увиденное и сопоставить, чтобы не возвращаться к Иве с пустыми руками. Бесполезной королеве пора хоть немного исправиться в чужих глазах, что она и собралась сделать. — Айан Тсубасса, — шептала брюнетка, сидя на кровати, водя пальцем по белому одеялу, оставляя скользкие теневые змейки. — Следователь. Золотой король, провидец и его основные таланты — поиск, память и наблюдательность. Примкнул к Шонти, но не по причине их хакерских навыков, у успешного полицейского должны быть связи по месту работы. Было бы логично, если бы он использовал их как наёмников. Кири выглянула из комнаты, чуть приоткрыв дверь. Чёрный король курил, записывая что-то в широкий блокнот, его маленькая королева беспокойно сновала рядом, не зная, чем себя занять, а золотая скучающе стояла рядом с главой своего клана, опираясь о бейсбольную биту. Он искал информацию не только на альянс Юкико, главной персоной на экранах оставался светловолосый юноша с большим зонтиком. Серебряный король больше всего интересует нового золотого, который, к несчастью, не слишком болтлив. — Хорошо бы было похитить кого-нибудь из альянса Мунакаты, — вдумчиво проговорил Тсубасса. — Но незаметно, как с серой. Поиграем на их нервах, а после начнём действовать. Доверие невозможно при взятии пленных, он не преследует идеи мира, но растолковать все замыслы этого человека Кири не могла. Единственное, что она могла себе пообещать — быть готовой ко всему, что бы ни выкинул следователь, а выкинуть он явно решил что-то особенное. Добрые люди не связываются с Шонти. Айан Тсубасса. Что бы ты ни задумал, Кири обязана это выяснить. — Цель дня, — вернувшись на кровать, Кири тенями написала в воздухе сказанную фразу. — Найти мобильник и слить информацию. Цель недели: выяснить планы конкурента. Цель месяца: выбраться.