Идеальный партнер

Для Такао на сегодня хватило впечатлений, поэтому, когда вся команда Вострых Мечей отправляется праздновать общую, такую нелегкую и долгожданную победу, он наспех прощается с товарищами и бредет в сторону дома. То, что он наблюдал на площадке во время командной игры Мидоримы и Акаши, вышибло, такую всегда устойчивую, почву из-под ног. Казунари еще в средней школе на собственной шкуре прочувствовал атаки Поколения Чудес, но в этот раз все было несколько иначе. В этот раз они все были одной большой командой, странной, чудаковатой, но безмерно сильной. И, несмотря на это, Казунари чувствовал себя разбитым и одиноким куда больше, чем в прошлый раз, стоя и наблюдая за удаляющейся спиной со счастливой 7-кой на форменной майке. Да, на сей раз они были на одной стороне, вот только Такао сидел на скамейке, а Императорское Величество Акаши отдавало Шинтаро идеальные пасы, прямо в вытянутые для броска, руки. Это были его, Такао, пасы. Это он должен был находиться на площадке вместе с Шин-чаном, надежно обеспечивая команду и самого Мидориму идеальным мячом. Именно Такао так долго и упорно старался, подстраивался, работал не жалея себя, чтобы добиться превосходной синхронности с асом Шутоку, с Шин-чаном. С каждым днем работы над собой становилось больше, все тело сильнее и сильнее противилось тренировкам, а надежда на удачное завершение задуманного, стремительно угасала. Но даже в такие моменты Такао не отчаивался, продолжая ломать преграды на своем пути. Только в этот раз сломали его преграду. Сломали то, что он так кропотливо выстраивал, отвоевывая каждую крупинку, каждый миллиметр. Нет, конечно же, Казунари был счастлив победе, счастлив за товарищей, но сердце нещадно хватало в тиски омерзительное чувство. Ревность. Да, именно ревность это и была. Она опутывала чистое, незамутненное сердце своими чернильными щупальцами. С каждой секундой оплетала важнейший орган, выпускала ядовитые темные иглы внутрь, глубже и глубже, очерняя и омрачая самые светлые эмоции и чувства. Акаши. Самый важный гений Поколения Чудес, самый рассудительный и, безусловно, прирожденный лидер. Все, за что берутся люди, подобные ему, выходит у них легко и без всяких затрат, без всяких проблем. Как же обидно было смотреть на игру этих двоих в паре. Слаженную, отточенную. Словно не было между ними никаких разногласий, словно не было Шутоку и Ракузана, а всегда была только Тейко. Словно не было никогда Такао… Эта мысль резала больнее остальных. От нее слезы наворачивались на глаза, а дышать становилось труднее. Казунари брел по полупустому парку, не разбирая толком дороги, чисто на автомате. Мимо иногда проходили парочки, было и несколько болельщиков с матча, бурно обсуждающих победу Мечей. Такао лишь выхватывал обрывки их разговоров, которые даже на мгновение не задерживались в его сознании – слишком переполнено оно было другими, важными и насущными вещами. Брюнет шел медленно. Дома с таким стылым лицом не особо хотелось показываться. Сразу начнутся вопросы, предложения помочь, если что-то случилось, сочувствующие взгляды. Уж этого Такао меньше всего желал. Он и сам себе прекрасно может посочувствовать, еще и других втягивать – вот уж увольте. Уверенное прикосновение к плечу выдернуло Казунари из собственных мыслей, заставив едва ли не вскрикнуть от неожиданности и резко отпрыгнуть от подошедшего. Обернувшись, его глаза расширились от изумления, а веселая, счастливая маска не успела окончательно сформироваться на лице. – Я уже несколько раз звал тебя по имени, но ты не отвечал. – Тонкие губы упрямо и напряженно сложились в одну полоску, а взгляд малахитовых глаз был обеспокоенный, серьезнее обычного. – Ты в порядке, Такао? Пока Мидорима говорил, маска окончательно легла на лицо, и теперь загвоздка была в том, чтобы не выдать свое состояние голосом. – Конечно, Шин-чан! – серые, осенние глаза, лукаво прищурились, - ты только ради этого прибежал сюда? Вон аж запыхался весь. – Мягкая, ласковая, не соответствующая хитрому прищуру, улыбка, осветила лицо разыгрывающего Шутоку. – Право, не стоило, Шин-чан, все хорошо! Ты же устал после матча, нужно было остаться с ребятами, отдохнуть и отпраздновать. Голос подстроился под очередной шаблон и пока не выдавал истинных чувств, но находясь рядом с предметом своих размышлений, Такао боялся сдать себя с головой малейшей деталью. Шинтаро смотрел долго, тяжело и устало – недоверчиво. Брови его образовали необычный угол, показывая степень скептицизма по поводу ответа одного балбеса. – Почему ты не остался со всеми? Я прекрасно осведомлен, как ты любишь пышные, шумные сборища. – Хахаха, а хорошо же ты меня знаешь, Шин-чан! – нужно было вести себя как обычно, чтобы подавить неугомонное желание высказаться. Мидорима молча, ждал ответа, продолжая сверлить Такао взглядом. – Мне просто нужно было домой, вот и все. Никаких тайн, Шин-чан. Только не от тебя! – Казунари прикусил язык, поняв, что вот именно этого не стоило говорить сейчас. Слишком неподходящий момент. И если обычно Шинтаро закатывал на подобные высказывания, глаза, и оставлял их без внимания, то в данный момент эта фраза слишком оголяла душу самого Такао. – Вот так я и знал, - тихо вздохнул Мидорима и потянул растерянного, опешившего брюнета в темную аллею парка, где уже давно перегорели несколько фонарей, но их так и не соизволили заменить. Такао подавился возмущенным и одновременно, слегка смущенным возгласом, когда Шинтаро бесцеремонно заключил его в объятья. Крепкие, теплые, дурманящие и такие родные, несмотря на то, что Мидорима еще никогда не обнимал его. Ком встал поперек горла, а жаркие слезы застилали глаза. И уже было не ясно, то ли это от неожиданного и смелого проявления эмоций, обычно отстраненным Шинтаро, то ли от того, что мерзкое чудовище, мучившее сердце несчастного Такао, начало потихоньку сдавать позиции. Тихо всхлипывая в надежное плечо, Казунари хотелось продлить мгновение. – Такао, взгляни, пожалуйста, на меня, - шепотом просит Мидорима. Казунари хочется так и остаться, уткнувшись раскрасневшимся носом в пахнущее Мидоримой, пальто, не показывая своих заплаканных глаз, но он не может отказать, только не обожаемому Шин-чану. Он медленно встречается взглядом с изумрудными джунглями глаз Шинтаро, в которых так легко затеряться. В которых с первой встречи и затерялся Казунари… Мидорима смотрит бархатно, нежно. Поднимает левую руку с талии Такао и ласково стирает соленые дорожки слез с бледных щек. – Такао, я скажу это только один раз, поэтому прошу, не перебивай меня, пожалуйста. – Он дожидается кивка со стороны Казунари, продолжая. – В средней школе я не очень хорошо сходился с людьми. – Такао невольно хмыкает, за что получает многозначительный припечатывающий взгляд. – Я и сейчас не могу похвастаться навыками социального общения. Так вот, в средней школе единственными людьми, с кем я более-менее контактировал, были ребята из баскетбольного клуба. Акаши был немного ближе мне по духу, нежели остальные, поэтому я достаточно времени проводил с ним. – После этих слов Казунари слегка скривился, но промолчал. Мидорима же, заметив это, невесомо прошелся длинными пальцами по гладкой щеке, заставив неприятные мысли улетучиться, и продолжил. – Мы играли в одной команде, увлекались шоги, это была какая-никакая - дружба. Когда я перешел в старшую школу и встретил тебя, - Шинтаро легко улыбнулся, - я и подумать не мог, что такой шумный, доставучий, надоедливый и непоседливый парень когда-либо сможет стать мне другом. – Сердце Такао пропустило несколько ударов. – А еще я и помыслить не мог, что именно ты станешь для меня лучшим партнером в баскетболе. Что именно Шутоку будет ассоциироваться у меня со словами «команда» и «командная игра». Ради нашей общей победы ты создал этот идеальный пас, ради семпаев, ради школы, ради нас. Именно ТЫ, Такао, показал мне значение слов «дружба», «товарищество», «сотрудничество» - Мидорима глубоко вздохнул, - «любовь»… Глаза Такао превратились в два инопланетных блюдца, а мысли смело ураганом чужих слов. – Я понимаю, каково тебе было наблюдать, как то, что мы вместе создали, так легко повторяет другой человек. Особенно Акаши. Да, я знаю, как ты реагируешь на него. Но это все абсолютно неважно, потому что ты – единственный, на кого я смотрю. Ты тот, кто открыл мне глаза и вытащил из скорлупы, и вот теперь уже тебе от меня не отделаться, - последние слова прозвучали слишком довольно, а улыбка стала широкой и неожиданно – лукавой. Мидорима стремительно наклонился и чмокнул опешившего от всех откровений, Такао, в соленые губы. Затем притиснул его еще сильнее и уткнулся в темную макушку носом. Они, молча стояли, не желая двигаться и размыкать объятий. А потом, Такао тихо, но четко произнес, чтобы наверняка развеять все сомнения и окончательно уничтожить чудовище в груди, что корчилось в предсмертных муках. – И я тебя очень люблю, Шин-чан!