Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне, Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался, Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне. "Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине, Гость стучится в дверь ко мне"...
Слабые порывы прохладного сухого ветра с тихим шелестом сухих листьев по темным дорогам приносили запах тлеющих где-то далеко костров и звонкие отголоски детского смеха. В последнюю ночь октября активность детей и некоторых взрослых достигала своего пика. Темные, освещенные лишь лучами фонарных столбов и горящими окошками домов, улицы служили игровой площадкой для восставших из мертвых зомби с нарисованными шрамами, мумий, оплетенных бинтами и туалетной бумагой, приведений в старых простынях и наволочках. Шумные компании детей курсировали по домам, со звонким смехом забегая на крыльцо, стуча и звоня, пока хозяева не откроют. Взрослые, все еще помнившие, как сами детьми бегали и выпрашивали конфеты, радушно одаривали нечисть своими припасами, спасая заодно и свое уютное жилище. Те же, кто делал звук на телевизоре громче, пытаясь игнорировать стук и смех снаружи, получали разнообразные сюрпризы вроде полос зубной пасты на перилах и дверных ручках своего дома. По легенде, в последнюю ночь октября, запертые в мире мертвых навечно, могут на краткое мгновение попасть в мир живых. Люди по природе своей крайне суеверны, и, даже скептически настроенные по отношению к традициям Хэллоуина, защищали свой дом от потусторонних сил горящими тыквами и чучелами, в надежде отпугнуть духов... Кортни Лав сделала очередной глоток из полупустой бутылки виски и нараспев прочитала с лежащего перед ней листа реплику Ворона. "Выбери карту, выбери карту, давай!"* - полупьяный скрипучий голос глухо отдался от стен в пустой комнате, но тут же стих, не оставляя и эха после себя. В гнетущей тишине нельзя было различить ни звука, словно вся жизнь сосредоточилась снаружи просторного, уже спящего дома, где ночные улицы были полны смеха и топота ног. Кортни поморщилась и, прикрыв глаза, протянула руку к стоящему на краю письменного стола проигрывателю, прибавляя звук. Мягкий женский голос стал громче, и Лав, слегка улыбнувшись, откинулась на спинку стула, своим скрипучим голосом невнятно вторя поющей Стиви. Ее завывания, выбившись из мелодии, переросли в кроткий вскрик, но женщина, будто тут же опомнившись, убирала громкость. Четырехлетней дочери, сладко спящей в своей красивой девчачьей комнатке под мягким одеялом, вовсе ни к чему слушать вой полупьяной мамаши, находящейся в процессе штурма мозга и печени. Кортни потерла переносицу и снова сфокусировала взгляд на лежащем перед ней сценарии нового фильма о мистическом мстителе, который она позаимствовала с площадки для собственного интереса и попытки проникнуться странной историей. Историей, к которой она должна исполнить музыкальное сопровождение. И пусть песня вовсе не ее, пусть Стиви Никс пела мягким нежным голосом, но женщина невольно проводила параллель с героиней песни и самой собой. Женщина из золотой пыли. Женщина, которая вовсе не родилась с серебряной ложечкой во рту*, но роет себе ею могилу; женщина, которая соткана из бриллиантов, золота и камня, на деле - пыли; клейменая женщина, женщина с вечным ярлыком черной вдовы. Мысли засыпающей время от времени Лав медленно перетекали в комнату Фрэнсис Бин, которая уже наверняка видела седьмой сон, трогательно сложив ручки под щекой. У Кортни никогда не было такой комнаты, как у ее дочери: такой красивой, уютной, с аккуратным детским столиком, деревянными полочками, кроваткой почти как у принцессы и цветными обоями. У Кортни никогда не было таких платьев, как у ее дочери: таких аккуратных, кукольных, ярких или нежно-розовых платьев. Все это она обрела уже потом, будучи почти тридцатилетней женщиной. Иногда Лав задумывалась, что пытается так кукольно и красиво обустроить комнату своей дочери, потому что ей самой этого не хватило в детстве. И она воспитает ее счастливым радостным ребенком, независимо от всей грязи, которую плетут про ее мать, независимо от любых обстоятельств, с отцом или без. По сценарию, белым пятном выделявшимся на заваленном папками и бумагами письменном столе, герой Венсана Переса расправлялся с одним из первых своих врагов, уже став неукротимым мстительным вороном с гримом Пьеро на лице. По сценарию, его герой потерял своего сына, а затем и свою жизнь. Живи весь мир по сценариям из фильмов, не пришлось бы так беспокоиться о самом дорогом, что имеешь. Если бы с Фрэнсис Бин что-то случилось, Кортни бы обернулась белой вороной и поубивала гадов, но в отличие от фильмов в реальной жизни никто не скажет "камера, мотор" и "стоп, снимем еще раз". Хорошим примером этому служит смерть самого первого Ворона. Ему крикнули: "камера, мотор", и он ожил, начал мстить своим врагам. Ему крикнули "стоп, снято", и он погиб. Кортни снова пробежала глазами по одной и той же строчке с репликой одержимого Ворона, словно не вникая в ее смысл с первого раза. Очередной глоток виски оставил невидимый ожог на горле. Женщина никак не могла сосредоточиться на простых вещах, которые должны иметь сейчас самое большое значение для нее: навязчивый звук веселья с улицы не позволял этого сделать. Она снова думала о Нортоне. Завтра она должна встретиться с Мелиссой, чтобы обсудить ее партии бэк-вокала в будущей песни, объявить время записи. Она думала о Нортоне. Послезавтра она должна отвести Фрэнсис в местный игровой центр, о котором так часто говорила дочь. Она думала о Нортоне. Через неделю она должна записать на студии свою версию песни Стиви Никс для будущего фильма о Вороне. Она думала о Нортоне. Дурацкий Нортон снова завладел ее мыслями, хотя его самого даже не было рядом. Но остались его многочисленные папки с бумагами и сценарии, заинтересовавших фильмов. Неужели мистер Большая Задница не мог выкроить пару дней для той, кого назвал самой прекрасной женщиной из встречавшихся ему? Его любила Фрэнсис, его любила Кортни, а он даже не остался в городе на День Всех Святых. Кортни не была большим фанатом этого праздника, но напиваться в темноте, слушая доносящиеся с улицы крики и смех, оказалось самым тошнотворным способом скоротать вечер. Смертельная скука, тоска от вынужденного безделья и пустеющая на глазах бутылка виски. Песня в проигрывателе затихла, но тут же автоматически заиграла снова, доносясь до слуха мягким вступлением тихо звучащих струн гитары. Кортни мысленно решила, что ее Женщина из Золотой Пыли будет представлять собой неукротимую ярость, как Ворон, и мягкое вступление обязательно будет заменено на чудовищный перегруз. Тень женщины. Черная вдова. Женщина, которую оставили грустить в одиночестве в Хэллоуин - самый дурацкий и самый детский праздник из всех существующих. Маленькие, косо ряженые в монстров идиоты бегают по улицам, клянчат конфеты у людей и выделываются перед друг другом, у кого костюм страшнее. Будто это действительно может отпугнуть мифическую нечистую силу. Разве что напившегося до белой горячки психа, которому в детях эта сила и будет мерещиться. Маркетинговый ход и не более того. В голове Лав проскользнула мысль, что она сама себя пытается убедить в скучности и бессмысленности этого праздника. Ничего другого не остается. Ставший внезапно знаменитым Эдди не оставил иной альтернативы, пусть и тратил несколько долларов на звонки из своего сраного Токио, чтобы сказать какую-то чушь, спросить какую-то чушь и признаться в любви. Одним глотком Кортни осушила бутылку виски, про себя решив, что сегодня она "гуляет". С трудом встав на ноги, нетвердой походкой, слегка пошатываясь от кружащегося перед глазами темного пространства, женщина прошла на кухню, держась руками за стены. Она еще не чувствовала себя достаточно пьяной, поэтому без сомнений выудила из-под раковины вторую бутылку с темно-рыжей жидкостью. Стоя спиной к кухонному столу, Лав отметила, что с такого ракурса прихожая и отлично видимая гостиная выглядят почти зловеще. Единственным слабым источником света для обеих комнат стал стоящий на письменном столе светильник. Из-за его слабого свечения предметы в комнате отбрасывали на едва освещенные стены массивные тени, играя со зрением, а прихожая и вовсе тонула в темноте, особенно выделяясь за счет пары виднеющихся за серо-зеленой стеной ступенек на второй этаж. Отгоняя глупые опасения, женщина глотнула из бутылки, представляя, что, будь здесь Эдвард, он бы уже давно, изрядно надравшись с двух стаканов, начал учить ее приемам джиу-джитсу со сведенными в кучу глазами. Лав снова присела на стул, что издал тихий скрип под ней, и принялась читать сценарий заново. Буквально через несколько минут ее прервал частый стук в дверь и детские голоса, донесшиеся совсем рядом. Кортни шумно выдохнула и снова сделала большой глоток, намереваясь игнорировать детишек, пока они не отвалят сами. Примерять на себя роль злобной старухи-ведьмы желания не было. Из-за входной двери послышалось знакомое словосочетание, но Кортни только чуть прибавила громкости на проигрывателе. В течение минут десяти все снова было спокойно: детские голоса стихли, разносясь уже на соседней улице; где-то глухо простучал церковный колокол, наверняка согнавший из-под недр колокольни собравших там птиц, что черным ковром, крича, скрыли на секунду темное небо. Дочитав до четвертого листа, Кортни зажмурила заболевшие от недостатка освещения глаза, откидываясь на стуле. Неплохо бы лечь спать, ведь время уже за полночь, но это бы значило лично для Кортни, что ее бессмысленная упрямая борьба с настоящими условиями проиграна. Женщина решительно настроилась плодотворно поработать или напиться этой ночью, но неожиданно раздавшийся тяжелый стук в дверь заставил ее вздрогнуть и открыть глаза. В доме по-прежнему было тихо и так же темно, без любого намека на движение. Стук повторился, не уступая по громкости предыдущему. Лав вскочила с места, позволяя раздражению поглотить возникший было испуг, и быстрым шагом направилась к двери. Дернув ее за ручку на себя, она уже готова была обматерить маленьких ряженых дебилов, но округлившимся глазам женщины предстала только пустынная улица с перекрестком дорог, освещенных лучами фонарных столбов. Где-то вдалеке доносились голоса и смех. Кортни озадаченно проследила за рядами аккуратных кирпичных домов с горящими окошками, повернулась, оглядывая собственное маленькое крыльцо, но ничего не наблюдая. Ничего кроме размазанной по двери зубной пасты. Прикрыв глаза в немом порыве раздражения, женщина стиснула зубы, но так же молча, снова окинув взглядом улицу, прикрыла за собой дверь. Оставшись в темной прихожей с серо-зелеными, сейчас слишком темными, чтобы разглядеть цвет обоев, стенами, Лав прислонилась спиной к двери, бессмысленно глядя на лестницу на второй этаж. По мере своего возвышения она становилась совсем черной, пока не исчезала за очередной стеной, где пряталась вторая ее часть. Неожиданный порыв заставил женщину резко отойти от двери и быстрым шагом направиться по лестнице на второй этаж. С раздражением одергивая себя из-за инстинктивного страха темноты, женщина с облегчением щелкнула кнопкой выключателя на стене в коридоре второго этажа. Разрисованная детской рукой цветами и разнообразными фигурками белая дверь сразу бросилась в глаза, и Лав, не медля, уже тише прошла к ней, отворяя и тихо проходя в темную комнатку дочери. Фрэнсис Бин тихо посапывала в своей кроватке принцессы, комком свернувшись под бледно-розовым одеялом. Оторвав теплый взгляд от ребенка, женщина с ужасом осознала, что дочь свернулась подобным образом от царящего в комнате холода. Через неширокую щель раскрытого окна задувал прохладный осенний ветер, своими дуновениями заставлявший шевелиться легкую тюль на окне и висящих под люстрой журавликов оригами. Кортни быстро прикрыла окно, стараясь делать все тихо, чтобы малышка не проснулась, однако ее старания оказались бессмысленными. Только успев поправить край одеяла в кровати Фрэнсис, женщина резко выпрямилась с явным раздражением и страхом на лице оборачиваясь к приоткрытой двери детской: жуткий по своей громкости стук в дверь снова повторился. Кортни стиснула зубы, быстрым шагом покинула комнату и, не сбавляя шага на подходе к прихожей, рванула входную дверь на себя. - Ушли отсюда на хер, имбецилы малолетние! - крик выскочившей на крыльцо Кортни одиноко раздался на пустой улице, тут же становясь частью тишины. Женщина едва ли не с отчаянием окинула взглядом окружающее пространство и устало повесила голову, стискивая зубы. "Дожили, блять, с малолетками справиться не можешь". Лав шмыгнула носом, но тут же вскинула голову, плотно захлопывая за собой дверь и закрывая ее на всякий случай на ключ. Снова оказавшись внутри теплой прихожей, женщина прислонилась лбом к двери, прикрывая глаза. Нужен отдых. Воздержание от наркотиков в течение почти одного года сделало ее невероятно работоспособной и жадной до каждого попадающего в руки проекта, будь то новый фильм или музыка. Она и не думала, что можно так устать за один год. Вот бы Эдвард приехал и забрал ее и Фрэнсис куда-нибудь в свою любимую Японию, в какой-нибудь Токио с цветущими садами сакуры, целебными источниками и бумажными фонариками. Хоть куда, где можно немного передохнуть, насладиться ленивым течением жизни, побыть с любимыми. Или на острова, где море всегда такое глубокое, чистое, что видно дно, и синее, сливающееся с недостижимым горизонтом... Кортни резко распахнула глаза, интуитивно почувствовав чье-то присутствие в доме, списывая это, впрочем, на переутомление и бессонницу. - Иди сюда... Кортни медленно развернулась, подумав, что ослышалась. Прихожая по-прежнему пустовала, разве что на лестнице мелькнуло едва заметное движение. Женщина притихла, с опасением вглядываясь в темные верхние ступеньки уходящей за стену лестницы. Все нутро прошибло холодным разрядом, когда со второго этажа прямо над ее головой послышались шаги и странный мерный стук. Сжимая ладони в кулаки, женщина сделала несколько неуверенных шагов к лестнице, захватив при этом с тумбочки массивную стеклянную пепельницу. Она не оставляла догадок, что это просто ветер или ее воображение, но перестраховаться было неплохой идеей. Классические американские фильмы ужасов, где главные герои бездумно идут в лапы опасности совсем безоружными, оставляют слишком большой след. Скрип ступенек под осторожно шагающей на второй этаж Кортни неприятно царапал слух, отдаваясь внутри каким-то мерзким ощущением тошноты. Взойдя на последнюю ступеньку, женщина осторожно огляделась вокруг. Все четыре двери в стенах коридора были закрыты. Из них одна - комната Фрэнсис, где Лав уже была, другая - небольшая ванная, две другие - спальня Кортни и полупустая своего рода гостиная. Женщина с подозрением воззрилась на последнюю дверь. Правая нога сделала неуверенный шаг вперед, вес тела медленно переместился на нее, и женщина чуть было не потеряла равновесие, вздрагивая с вскриком от громогласного голоса Стиви Никс, раздавшегося с первого этажа. Ругнувшись про себя, Кортни бегом спустилась на первый этаж, кидаясь к орущему проигрывателю на краю стола. Она дернула шнур, вырывая его из розетки. Виднеющаяся из-за небольшого выреза на кофте белая грудь вздымалась и резко опадала от тяжелого дыхания; женщина мельком облизнула пересохшие губы и снова подняла глаза к лестнице. Она уже пожалела, что не легла спать, иначе не мучилась бы странными явлениями. Может быть. Просто кто-то решил сыграть злую шутку со старой ведьмой, которая не открыла дверь малолетним попрошайкам. Только и всего. Внезапно темнота в комнатах первого этажа стала нагнетать ужас на единственного бодрствующего человека. ...Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье Я твердил: "То - посещенье просто друга одного". Повторял: "То - посещенье просто друга одного, Друга, - больше ничего!" Кортни в ужасе раскрыла глаза. Сердце тяжелыми глухими ударами билось в грудной клетке, внезапно обретая свой вес. Донесшийся откуда-то сверху непонятный голос не показался иллюзией. Лав с силой сжала в правой руке стеклянную пепельницу, так что одно ребро ее впилось в кожу ладони, и решительно двинулась обратно на второй этаж. Стук густой крови в ушах заслонял собой все другие звуки, женщина шла по освещенному коридору, не слыша собственных шагов, по направлению к двери в его конце. - Эрик? - неуверенно позвала она. Пересохшее горло неприятно засаднило от первого произнесенного звука. Эрик - первое, что пришло к голову. Старый друг был способен на подобные приколы в пьяном состоянии чаще всего, но сейчас он у своих родителей в Далласе. - Эдвард, прекращай свои идиотские шутки. У меня в руках твоя долбанная пепельница, и я собираюсь проломить твой череп этой дурой. Окрепший голос снова смолк в тихом коридоре. Кортни перехватила пепельницу крепче, подходя к двери еще на шаг, хотя ощущение, что ситуация выглядит крайне глупо не оставляло ее. - Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле: "Сэр иль Мистрис, извините, что молчал я до того"... - Кортни замерла, вглядываясь в выкрашенную белым деревянную дверь, из-за которой глухо, но, тем не менее, четко донесся чей-то голос. - "Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего". Говоря, открыл я настежь двери дома моего. Тьма, - и больше ничего. Кортни осознала, что стоит посреди коридора, неотрывно глядя на дверь и вслушиваясь в собственное тяжелое дыхание. Виски пульсировали изнутри ритмичными толчками. Дыхание сбилось, когда женщина с трудом сглотнула и мотнула головой, снова возобновляя шаг. Рука, дрожащая, к ее удивлению, слабо коснулась дверной ручки и некрепко сжала ее. Она медленно повернула ее влево и слегка толкнула дверь вперед. Перед глазами медленно, по мере открытия двери, появлялась темная полоска деревянного пола, освещенная лампой из коридора. С первым же шагом правой ноги Лав внутрь просторной комнаты, доска под ней тихо и кротко скрипнула, рождая волну жара внутри объятого страхом тела. Темнота зала не позволяла увидеть притаившегося где-то незваного гостя или придурка Нортона. Через панорамные окна Кортни видела лишь край ночного неба и верхушки деревьев соседского сада, казавшие черными. Не закрывая за собой дверь, женщина осторожно огляделась, пытаясь восстановить тяжелое дыхание, шумевшее в ее груди и ушах. Высокие шкафы с заполненными непрочитанными книгами полками заслоняли собой всю дальнюю стену слева от окон. Напротив них все так же была голая стена с висящей на ней репродукцией Гогена. Тяжелые темные занавески по двум противоположным краям окон спускались на пол. Придя в себя, Кортни тихо выдохнула. Где-то снаружи, на ночной улице, где царила жизнь, раздался смех пробегающих мимо детей. Словно где-то не здесь, вдали от мертвого, мрачного дома. Раздался угасающий детский смех, резко хлопнула раскрытая дверь, с глухим грохотом на пол упала пепельница. - Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество, Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он, Словно лорд иль леди, сел он, сел у входа моего, Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего, Сел, - и больше ничего. Кортни резко отвернулась от хлопнувшей двери, задохнувшись от ужаса. Не нужно было напрягать зрение, чтобы разглядеть замершую у окна в дальнем углу комнаты фигуру. Рука Кортни неконтролируемо метнулась к повлажневшей часто вздымающейся груди, сжимая одеревеневшими пальцами края кофты. Ноги подкосились, становясь ватными, и казалось, что женщина в любой момент может потерять равновесие, но она продолжала слабо держаться на ногах, черными от расширившихся зрачков глазами глядя на темную фигуру у окна. Она стояла неподвижно, в который раз пропуская очередной импульс бежать как можно быстрее от этого психа, который каким-то образом пробрался в ее дом. Команды мозга проходили мимо, улетали в пустоту, но не к скованным ужасом мышцам, неподвижным конечностям. Незнакомец стоял спиной к ней, неподвижно, словно статуя, так что Кортни едва не подумала, что зрение обманывает ее. Опрометчиво, но отдавая себе полный отчет в своих действиях, женщина, стараясь не приближаться, сделала пару коротких неуверенных шагов к окнам, замирая недалеко от них. Она надеялась увидеть в отражении лицо незнакомца, но даже со своего нового пункта наблюдения была не в силах разглядеть его. Между тем, пока он молчал, глядя куда-то вдаль, Лав мысленно возрождала в памяти его слова. Стихи. Они казались отдаленно знакомыми, но вспомнить ни автора, ни названия она не могла, поглощенная больше самим гостем. Возможно, какой-то литературный фанатик, проповедник, читающий поэмы мрачного содержания, какой-нибудь одержимый маньяк, что любит поиграть с жертвой и блеснуть умом перед убийством. Лав мысленно пожелала, чтобы в ее руках вместо укатившейся куда-то пепельницы оказался тесак. - От печали я очнулся и невольно усмехнулся, видя важность этой птицы, жившей долгие года... - ни двинувшись, снова промолвил незнакомец. Замершая в противоположном углу зала Кортни могла слышать голос человека более ясно и четко, несмотря на шумящую в ушах пульсирующим потоком кровь. Внутри все было по-прежнему скованно от страха, холодело от каждого сказанного им слова. - ... Но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда, - продолжил незнакомец, не меняя позы. - Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда? Молвил Ворон: "Никогда"! Кортни вздрогнула, тело прошибло холодным потом, когда его голос внезапно повысился, нараспев выговаривая последнее слово. Ворон. Несмотря на завладевший вниманием ужас, женщина смогла вспомнить знаменитое стихотворение По. Возможно, какой-нибудь наркоман или просто полуночный псих решил испугать случайного человека, забурившись в его дом и рассказывая странные стихотворения в ночь Всех Святых? Кортни в очередной раз прокляла Нортона, дважды прокляла чертова Нортона. Кортни в очередной раз прокляла себя за внутренние жалобы на скучный вечер, дважды прокляла себя. Теперь, когда вечер скучным быть перестал, не было ни единой гарантии, что она вообще его переживет. И пепельница, как назло, куда-то укатилась. - ... И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово, точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда", - женщина вслушивалась в проговариваемые легко и непринужденно, словно предложения в разговоре, строки стихотворения, находя в них странную закономерность. Он словно диктовал ее дальнейшие действия. - И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, - Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года, завтра он меня покинет, как надежды, навсегда"... - снова небольшая пауза, после которой голос незнакомца неожиданно крепнет, отдавая какими-то безумными нотками и ненормальным весельем. - Ворон молвил: "Никогда". Кортни слегка сдвинула брови, всматриваясь в фигуру незнакомца со своего ракурса. Лица и каких-либо особенностей его внешности по-прежнему не было видно, но голос его отчего-то казался знакомым. Тихий, низковатый и ровный, когда он проговаривал стихотворные строки. Взрывавшийся безумными нотками на пике легкого срыва с тем самым последним словом. Ворон. Кортни едва вспомнила, что проводила вечер за прочтением сценария нового фильма под похожим названием. "Черт подери, быть не может". Подавляя страх и мешающий дышать ком в горле, женщина переместила вес на правую ногу, делая медленный шаг по направлению к стоящему в метрах четырех от нее человеку, незаметно приближаясь. - Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной. "Верно, был он, - я подумал, - у того, чья жизнь - Беда"... - увлеченная новой безумной догадкой, женщина уже не вслушивалась в строки стихотворения с былым вниманием, однако мысль о том, что он задает все ее дальнейшие действия не покидала. Она вспомнила, как думала, сидя за письменным столом, что фильмы слишком сильно отличаются от жизни. А сейчас она, словно попав в фильм, следует устному сценарию главного режиссера. По мере своего движения, Кортни лучше смогла рассмотреть профиль стоящей у окна фигуры. Черный плащ скрывал его худую фигуру, доходя до колен; темные волосы спускались почти до плеч. Одной из бросившихся в глаза деталей его внешности оказался более различимый профиль лица, совершенно бледного, с дымчатыми тенями вокруг глаз. Кортни почувствовала, как ее позвоночник прошивает чем-то вроде электрического разряда, а в горле снова пересыхает. - У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье... - Венсан? - неуверенным дрожащим голосом позвала женщина, надеясь на положительный ответ и окончание затянувшейся шутки. - Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда... - Венсан? - чуть громче и увереннее произнесла она, но пришелец, словно не слыша, продолжал гнуть свое. - В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда... - Блять... Брэндон? - выдала она самую свою безумную догадку, не надеясь на положительный ответ. Но незнакомец запнулся. Запнулся на секунду, а затем вновь окрепшим голосом закончил, словно связывая это с ее вопросом: - Вновь не вспыхнет никогда*. Кортни замерла в нескольких шагах от него. Внутри все снова похолодело. Она подумала, что лучше бы уже давно позвонила в полицию, чтобы наркомана забрали к херам собачьим, но отчего-то не могла сделать этого. Если он пришел сюда не просто так со своим идиотским "никогда", то не узнать, кто он такой, было бы большой глупостью. - Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая, кресло я свое придвинул против Ворона тогда, - хриплый глубокий голос снова негромко проговорил строки. Кортни почувствовала новую волну жара не то ужаса, не то от чего-то непонятного, но опасная близость к этому психу с размалеванным лицом на руку ей не играла, создавала только еще более невыгодные условия. Панорамные окна выходили на соседский сад, осенний, полный кривых теней от голых стволов деревьев с изломанными руками-ветвями. Ни единого источника света, кроме тусклого фонарика на входе у соседского крыльца. Кортни снова перевела настороженный взгляд на человека, словно понимая, что он не настолько опасен, как показался вначале. По крайней мере, пока он не предпринял ничего, что могло бы навредить. - Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да. Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда", страшным криком: "Никогда"? Безумие. Находясь достаточно близко к нему, Кортни заметила как он слегка вскидывал голову при последнем слове, выражение лица слегка менялось, пусть она и не могла видеть его полностью. Теперь сомнений не осталось: его лицо действительно было размалевано этим гримом грустного клоуна с нарисованными улыбающимися губами и черными вертикальными полосами поперек глаз. - О чем? О чем твердит? - спросила женщина, вглядываясь в его лицо и делая еще один шаг ближе. Он оказался не намного выше нее. Он по-прежнему неподвижно смотрел куда-то вдаль. Лав проследила за взглядом человека, не зная точно, куда он смотрит. Небо на западе уже давно потемнело до глубокого черного, по которому седыми обрывками неслись гонимые осенним ветром облака, мелькали далекие звезды. Огни города мерцали вдали, где домики, будто стояли на крышах друг друга в густо заселенном районе. - В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье, Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, - Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!" Каркнул Ворон: "Никогда". Кортни с жадным вниманием вглядывалась в черты лица незнакомца, скрытого под слоем белой пудры и черными полосами на фальшиво улыбающихся губах и глазах. Она попыталась заглянуть в его лицо, слегка наклонившись, но так и не смогла охватить его взглядом полностью. Лишь видела, как тени кривых ветвей соседских деревьев дрожат на бледной коже. Он снова заговорил своим странным голосом, нарушая тишину и будто становясь частью ее. Она проскользнула взглядом по длинным темным волосам почти до самых острых плеч под черной тканью плаща, остановила взгляд на бледных худых ладонях, перебирающих что-то невидимое время от времени тонких пальцах. Несмотря на продолжавший сковывать все внутри лишающий способности мыслить рационально страх, Кортни испытывала смутное ощущение, словно знала незваного гостя. - ... О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда? Каркнул Ворон: "Никогда". - Я вас знаю? - спросила Кортни, все также слегка наклоняясь вперед в попытке разглядеть его. Он замолчал. Он неспешно повернул голову в сторону замершей женщины, немигающим взглядом полуприкрытых глаз глядя на нее. Очередная волна жара прошибла пережившее изрядный физический и психический стресс тело. Лав, не отрываясь, смотрела в покрытое гримом черно-белое лицо, в темные из-за расширенных зрачков глаза какого-то глубокого цвета. Она могла поклясться, что уже где-то видела его, она помнила его, хотя и не могла точно понять, кто перед ней. Эта беспомощность, когда ответ мелькает прямо перед носом, грязла изнутри, заставляла женщину с силой стискивать ладони, царапая ногтями внутреннюю их сторону. И взгляд полуприкрытых глаз, темный, пронзительный, поражающе знакомый. Кортни кусала губы, перебирая все возможные и невозможные варианты в своей голове, пока глаза странного Ворона осматривали ее лицо, едва заметно двигаясь, словно их хозяин не хотел, чтобы его уличили в разглядывании оппонента. Ей казалось, что эта ночь сведет ее с ума, рой мыслей шумел в голове, смешиваясь с пульсацией крови, пока она с жадным вниманием впитывала в себя образ незваного гостя. И вдруг замерла. - Прочь отсюда, птица злая? - он в легкой насмешке приподнял брови, видя ужас на лице женщины. - Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда? Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной? Удались же, дух упорный? Быть хочу - один всегда? Ворон замолчал, не отрывая взгляда от неподвижно стоящей перед ним женщины, которая чувствовала, что больше не выдержит этого издевательства. - Каркнул Ворон, - медленно склонив голову к правому плечу, произнес он, неотрывно глядя на Лав со странным выражением на белом лице. - Никогда, - полушепотом промолвила Кортни. К горлу медленно подкатила волна тошноты, живот свело внутренним спазмом, когда призрак выпрямился и сделал шаг к ней. Женщина на одеревеневших ногах отступила синхронно с ним назад. На губах человека проступила усмешка, едва различимая даже в гнетущей тишине дома. Он рассмеялся, обнажив белые зубы и зажмурив обведенные черным глаза. Сердце снова застучало отдающимися во всем теле ударами где-то в горле, мешая сбивчивому дыханию, лишая возможности сделать шаг назад, когда странный призрак оказался совсем рядом. Кортни крепко сжала дрожащие ладони в кулаки, выдерживая пронзительный насмешливый взгляд Ворона. Он остановил свое лицо перед ее. Темно-синие глаза сощурились, нарисованные черным губы растянулись в безумной улыбке. Призрак резко дернулся вперед, заставив Лав вскрикнуть от неожиданности, и так же быстро исчез из поля ее зрения, сбегая через открывшуюся дверь. Шумно дыша, женщина на негнущихся ногах вышла из комнаты, следуя за скользнувшим в комнату ее дочери Вороном. Черная фигура тенью мелькнула по светлой стене в тихой комнате и появилась уже в проеме снова открытого окна. Присев на подоконнике, призрак приставил к губам указательный палец, подмигнул, безумно улыбнулся, выпучив синие глаза, и легко спрыгнул вниз, словно на крыльях. Кортни бросилась к окну, выглядывая наружу. По пустынной улице с тихим шорохом летели опавшие листья, раздавались отголоски далекого детского смеха. Машинально прикрыв окно, Лав обернулась в сторону крепко спящей в своей кроватке Фрэнсис Бин и медленно сползла на пол, невидящим взглядом пялясь на дверь. Настойчивые толчки в плечо и монотонный детский голос над ухом, зовущий по имени, заставил Кортни приподнять пудовые веки. Шею пронзило болезненным спазмом, когда женщина подняла шумящую голову, обнаруживая себя спящей в сидячем положении на полу в детской Фрэнсис Бин. Уже бодрствующая девочка в своей пижаме с утятами из популярного детского сериала расталкивала сонную мать с просьбой включить ей мультфильмы. Слабо соображая, Кортни с трудом поднялась из неудобного положения, на что тело отдалось ноющей болью в затекших конечностях и шумом в отяжелевшей голове. Держась одной рукой за стены, она медленно, морщась от неприятных ощущений и боли в голове от пьянства вчерашней ночью, проследовала на первый этаж за скачущей впереди от предвкушения нового дня Фрэнсис. Девочка, ерзая на диване, во все глаза смотрела на озаряющийся от щелчка пультом экран телевизора. Кортни незаинтересованным взглядом глянула на скачущих в нем нарисованных уток в одежде и, оставив пульт рядом с дочерью, ушла в кухню. В глазах ее по-прежнему плясали темные точки, а голова гудела не хуже находящихся под напряжением проводов. Кортни подставила стакан под струю проточной воды, наполняя его. Нужно было готовить завтрак для дочери, а затем ехать в центр для встречи с Мелиссой. Внутри же Лав хотела только избавиться от головной боли, привести себя в порядок и погулять где-нибудь с дочерью. Рука потянулась к дверце полки, открывая ее и вытаскивая пачку хлопьев. Взгляд женщины на пару секунд задержался на видимом через окошко в стене над раковиной крыльце дома напротив. На ступеньках его все еще стояли рыжие тыквы с вырезанными мордами. Насыпая в тарелку хлопья, Кортни пыталась выстроить цепь вчерашних событий, но помнила лишь то, как проклинала Нортона, дважды проклинала, напивалась за прочтением сценария фильма и читала Эдгара По. Мультяшные голоса из телевизора в гостиной мешали сосредоточиться, женщина поморщилась. Что с ней происходит? Словно разваливается на глазах, как старая рухлядь. - Мам? - позвал детский голос из гостиной. - Что, тыковка? - не открывая глаз, терпеливо спросила женщина, сжимая ладонями столешницу. - Папочка уже ушел? Женщина резко распахнула глаза, невидяще глядя перед собой. Память прояснилась, выталкивая на поверхность события вчерашнего вечера и ночи. Она сидит над бутылкой виски и сценарием Ворона, готовая сдохнуть от скуки и тоски, пока все веселятся и бегают, как угорелые идиоты, со своим долбаным праздником, который ее дома не коснулся. Затем гоняет детей, измазавших пастой входную дверь дома. Цепь странных необъяснимых явлений приводит к тому, что она оказывается заперта в одной комнате со странным незнакомцем в черном с размалеванным под грустного клоуна лицом, читающего по памяти Эдгара Алана По. Знакомого незнакомца с безумием в темно-синих глазах и странными чертами лица под слоем грима. Ворон, пришедший в единственную ночь в году из царства мертвых, чтобы развеять ее тоску, посвятить в жуткий праздник. Он довел ее почти до сердечного приступа, заставил обзавестись новым десятком седых волос, лишил большой части нервных клеток, но вынудил забыть о скуке и усталости. - Сукин сын, - тихо проговорила Лав, все еще не веря в произошедшее, но знакомое даже под гримом лицо, эти синие глаза и хриплый голос не оставляли сомнений относительно личности человека. Уже не человека, не того человека, который на мгновение оказался настолько близко к ней. Женщина вспомнила про открытое окно в комнате дочери и обернулась на смотрящую в экран телевизора Фрэнсис. "Я вас знаю?" - спросила Кортни, все также слегка наклоняясь вперед в попытке разглядеть его. Он замолчал. Он неспешно повернул голову в сторону замершей женщины, немигающим взглядом полуприкрытых глаз глядя на нее... Ребенок, ему лишь бы поиграть. Часто моргая, Кортни тяжело сглотнула и отстраненно потерла ладонью занывшую грудь. Был совсем рядом. - У твоего отца всегда было странное чувство юмора.И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий, С бюста бледного Паллады не умчится никуда. Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный, Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда. И душа моя из тени, что волнуется всегда. Не восстанет - никогда!