ANTIDOTE

И меня готовы там принять с распростёртыми объятиями. — Я не хочу, чтобы она туда шла, — слышу я голос мамы и выглядываю из-за угла. Я вспоминаю этот день. Тогда мне было без трёх дней одиннадцать. — Ты же понимаешь, что нас никто не спрашивал? Она хватается за голову и начинает ходить из стороны в сторону. Молчание растягивается в долгие минуты, сопровождаясь постукиванием каблуков по кафелю. Она останавливается и поднимает голову, взглянув в глаза отца. Кажется, он догадывается. — Нет, Аманда, мы не сделаем это. — Почему нет? — в недоумении спрашивает она. — Нам есть куда идти! — Они найдут нас. Снова. И убьют. — Я всего лишь хочу сохранить ей жизнь, — поясняет она, будто отец вовсе не понимает её намерений. — Хочу, чтобы она прожила её спокойно и так долго, сколько сможет. — Нам нужно было думать об этом немного раньше, — качает головой отец. — Я знал, что поход в лес ни к чему хорошему не приведёт! — Мы просто пыталась помочь им, — шепчет она. — И где они теперь? Они мертвы, Аманда. А их сын? В том же списке, где и наша дочь! — кажется, отца начинает злить этот разговор. — По поводу него… — Только не говори, что пообещала им, — начинает мой отец и прерывается, заметив меня. Её глаза смотрят на меня с некой злостью, а затем сменяются нежностью и заботой. Она убаюкивают меня. Тёплые руки усаживают на высокое кресло, и я вижу маму. — Ты собираешься их стереть? — смотрит на неё отец. Я не понимаю. — Нет, — качает она головой, — спрячу на некоторое время, — а её теплая ладонь касается моего лба — и боль. Дикая боль, будто меня тянут за волосы, хотя, возможно, так и есть. Я открываю глаза, как только боль начинает усиливаться, и вижу перед собой лицо Джастина. Он хмурится, но не просыпается. Я тянусь рукой, чтобы толкнуть его, как женский голос останавливает меня. — Не советую этого делать. В последнее время меня раздражает её поведение, поэтому я нагло смотрю в её глаза и задаю вопрос: — И почему же? Давай, мисс Всезнайка. Просвети меня. — Он умрёт, — хмыкает она. — Что? — хмурюсь я. — Должно быть, ты шутишь? — Если ты прервешь его сон, его воспоминания, то его сердце не выдержит — и он умрёт. — Чушь! — Можешь попробовать, — хмыкает она. Я оборачиваюсь лицом к Джастину и протягиваю руку, заметив, как он снова хмурится. На его лице болезненная гримаса, но всё происходит беззвучно. — Расскажи мне, — произношу я, всё ещё смотря на Джастина. — Расскажи, откуда ты знаешь обо всём этом. — Я знаю то же, что и ты, Тейт. — Я не знаю ничего, — зло проговариваю я, обернувшись к ней. — Твои воспоминания всего лишь спрятали, так что не говори мне о том, что ты не знаешь. Ты знаешь. А он, — смотрит она сквозь меня, — знает ещё больше. — Что? — хмурюсь я. — Видишь, как болезненно протекает его сон? Как думаешь, почему? Почему так болезненно возвращаются его воспоминания? Я не понимаю, поэтому выжидающе смотрю на неё. — Твои воспоминания спрятали родители, а его воспоминания выбили из него. А теперь они возвращаются, и, как думаешь, положительные ли они? Выбили? Я не могу придумать к этому слову ни одно из действий, которые бы происходили в резервации. — Ты задаешь мне вопросы, хотя, по сути, источник всей информации лежит сзади тебя. Как думаешь, зачем из маленького мальчика выбивать воспоминания? Возможно, у него не было родителей, чтобы их спрятать. Но, — она присаживается ко мне ближе, — для чего вообще правительству понадобилось делать это с ним? Ответ: он знал о них, а они узнали о нём. В этот момент она замолкает, а я смотрю в её темно-карие глаза, и до меня медленно доходит информация из прошлых дней. Он был в этом лесу. Он знал, куда нужно идти. Он понимал, что они водят нас за нос и пытался донести это до меня ещё с самого начала. Даже несмотря на то, что из него выбивали воспоминания, он всё ещё что-то помнил. Он все еще пытался в чем-то разобраться. — Что, если я разбужу его прямо сейчас? — шепчу я. — Он переживает сейчас самую настоящую боль, Тейт, не лучше ли дать ему очнуться самому? Только мы сами выбираем, просыпаться ли нам. Я молчу. Укутываюсь в ветровку покрепче и смотрю на опущенное лицо Айви. Бледное, исхудавшее, в чём-то разочарованное. — Почему же ты просыпаешься каждый раз? Она поднимает голову и произносит еле слышно: — Я хочу видеть своих родителей. — Для этого тебе нужно вернуться назад, — усмехаюсь я, хотя это больше похоже на истерическую усмешку. — Для этого мне нужно идти вперёд, потому что в резервации не мои родители, — выпрямляется она. — Как это может быть? — Меня воспитали чужие люди, — пожимает она плечами. — Но как…. Откуда ты знаешь? — Я вспомнила, — хмыкнула Айви и, поднявшись с земли, направилась к озеру.