***
Когда Иисус распутывает волосы Роджера, оказывается, что они отрасли почти до локтей – так же, как у Иисуса. Они черные, как смоль, и голубой прекрасно смотрится на черном – так же, как и на белой-белой коже; так же, как и белые руки на смуглых предплечьях, когда Иисус сидит на бедрах Роджера сверху, и тот крепко, до синяков его держит.***
Утром Иисус готовит два завтрака; сам он не переносит мяса, но готовить научился – для Роджера. И печь торты, и варить кофе по-ирландски – мать он довел до истерического восторга, она даже жаловаться прекратила, но думать о том, что хотела девочку, так и не перестала.***
Иисус идет по воде, Роджер же мочит ботинки. У Иисуса с октября по апрель волосы от влажности вьются, у Роджера просто запутываются – жутко и бесконечно; Иисус их прям на ходу без конца разбирает. У Роджера нет семьи – они пили чай с мамой Иисуса; они рассказали ей все, хоть Иисус долго пытался играть в труса. Она поняла; но то, что хотела бы внучку, так и не рассказала.***
Их дочке Дженнис уже четыре года, у нее голубые бантики и черные джинсы. Иисусу почти тридцать три, он все еще сбривает по утрам бороду, и в городе нет крестов, так что он совсем не боится. Иисус ходит по воде, Роджер же мочит ботинки, Дженнис, как обычно, мокрая сразу вся. Они идут есть бабушкины пирожки. С малиной. Она их печет каждый день – и радуется, что не одна.