Душа-небо

Гидо искренне полагал, что прожил совсем неплохую жизнь. Хватало в ней и радостей, и невзгод, взлётов и падений. Правда, Гидо считал, что последних было даже многовато, а одно из них так и вовсе стоило юному отпрыску дома Велиусов жизни. Да, жизнь Гидо была насыщенной. Жаль только, что скоротечной. Он погиб в авиакатастрофе, едва ему только исполнилось восемнадцать. И на данный момент он считал своим самым большим достижением то, что умудрился как-то выжить, хотя явно отдал Владыке душу. Это уж наверняка. Мёртвого себя в окружении горящих осколков он сам видел. Хотел помочь, но не мог, не способный смириться с противоречием. Вот же я – живой, твёрдо стою на земле, кожей чувствую, как дует ветер, вижу голубое небо в просветах между сизыми тучами. Живой. И вот я – мёртвый. Не двигаюсь, не дышу, ничего не чувствую и ничего не вижу. Гидо нашёл тогда в себе силы уйти, но решение противоречию так и не нашёл. Потому не сдержался и в попытке найти ответ вернулся к родному дому. Там, на обширном семейном кладбище, гроб с его телом как раз собирались предать земле. Посетить собственные похороны Гидо, склонный к авантюрам, никогда не мечтал. Но вот он здесь, всерьёз опасается, что это может стать самым удивительным его приключением. Стоя вдали от собравшейся чёрной толпы молча скорбящих родных и близких, скрытый густой тенью грабов, не замеченный никем, он прислушивался к монотонному, едва разборчивому речитативу местного епископа. Гидо уже похоронил отца и мать и знал заупокойную молитву наизусть. Он не слышал слов, но губы против воли стали их нашептывать. Да и примет Владыка душу его… Гидо горько усмехнулся. «Шиш тебе, Гидо Велиус, а не тёплое местечко на Небесах» – так ты решил, Владыка, а? Ну и ладно, и спасибо, сочту за честь продолжить нести бремя своих грехов, влача жалкое существование. Попасть в Святую обитель вовсе не тороплюсь. Правильно я говорю, а?» – обратился он к Тени, безмолвно застывшей рядом. Нельзя было разглядеть лица, из-под бесформенного балахона не было видно ни рук, ни ног. Груда неряшливого тряпья, которая совсем не выглядела довольной жизнью. Гидо вздохнул: «Не хочешь говорить, ну и не надо». В любом случае, он сам ещё не был готов услышать ответ. … Когда кладбище опустело, Гидо выскользнул из своего укрытия и подошёл к свежей могиле. Присев рядом с ней на корточки, он взглянул на гранитную плиту с чёрной траурной лентой. На ней было чётко выведено его имя. Каждый из скорбящих бросил в могилу горсть земли. Гидо тоже сжал в руке влажную свежевскопанную земляной ком, но лишь пропустил его сквозь пальцы. – Тёплая, – улыбнулся он. – Думаю, мне будет уютно. Отряхнув ладони, Гидо поднялся, в последний раз посмотрел на фасад здания, которое долгие годы было его домом, махнул ему рукой и поспешил скрыться в гуще сада. Тяжёлая холодная плита ясно дала понять: прежнего его надёжно хранит в себе земля у отчего дома. Ему живому здесь места нет. … Он никогда не забудет прошлого, но, чтобы двигаться дальше, он должен был проститься с ним. * * * Нужно было что-то делать. Гидо не любил, когда его ставили перед однозначным выбором – либо одно, либо другое. Он никогда не любил выбирать, предпочитая третий вариант, не названный, но единственно, по его мнению, верный. Он ценил свободу, искал её, добивался её и научился с детства беречь как самый щедрый дар. Он до конца был верен этому убеждению и впредь был не намерен ему изменять. Стремление к свободе не имело никакого отношения к его смерти, так что не нужно было пересматривать свои взгляды. Но когда вариантов бесчисленное множество и никто не отягощает тебя муками выбора, принять решение оказывается ещё сложнее. Богатое, охочее до всего необычного воображение с готовностью не переставало подкидывать всё новые и новые варианты – делай, что душе угодно, всё возможно. Вот бы заиметь личный корабль, да отправиться бороздить бескрайние воздушные просторы, к примеру. Было бы совсем неплохо, а, свободный ты наш? Гидо нахмурился. Ему вдруг показалось, что что-то не так. Раньше одна только мысль о приключениях будоражила его, заставляла срываться с места, чтобы хоть как-то приблизить свою мечту. Он много читал, учил чужие языки, историю. Он разобрался в конструкции типичного воздушного корабля, а уж хоукзайль отца разбирал и собирал заново не один раз, досконально изучив каждую деталь вплоть до последнего винтика. Корабли! Полёты! Свобода! Отчего-то эти слова не отозвались щемящей болью в сердце. Гидо ничего не почувствовал. – Нет, друг, так дела не делаются, – сказал он сам себе и угрюмой Тени рядом с собой, выглядевшей так, словно она испытывала дискомфорт, идя под ярко светящим солнцем. – Так мы ничего не добьёмся. Гидо этого не любил, но иногда другого варианта не оставалось: волей-неволей, а всё-таки приходилось начать рассуждать рационально. Он не может оставаться здесь: опасно. Прежде всего, нужно покинуть округ, и только после думать о дальнейших действиях. … Солнце уже коснулось горизонта, когда Гидо поднялся на вершину холма, с высоты которого взглянул на растелившийся внизу город. В нём был размещён крупнейший порт седьмого округа – Хафен. * * * Молодому и здоровому крепкому парню не составило труда найти работу в доках. Гидо надеялся, что в кратчайшие сроки ему удастся заработать достаточную сумму, которой хватит на билет. Семья Велиусов, естественно, была весьма известна в округе. Известным был и тот факт, что единокровный наследник не так давно осиротел, а буквально пару дней назад и вовсе умер. Об этом горожанам было известно, но едва ли кто-то знал Гидо в лицо. И всё-таки он предпочёл принять некоторые меры предосторожности, для начала чуть-чуть подправив внешность. Чёрные непослушные волосы, за последние годы отросшие до плеч, он состриг, орудуя старым ножом, так что результат получился, может, и не таким уж плачевным, но явно далёким от идеала. Но торчащие жёстким ёжиком волосы чем-то очень нравились Гидо. Выкраденную тайком из дома одежду он сменил на удобный рабочий костюм: защитного цвета штаны, крепкие высокие ботинки, чёрная майка, одна рубашка на смену и куртка. Обновлённый имидж пришёлся Гидо по вкусу, так что, в первый раз увидев своё отражение в одной из витрин, он долго стоял и корчил своему отражению рожи, примеряя то одно, то другое выражение лица. Тень рядом сохраняла невозмутимость. – Зануда, – фыркнул Гидо. С жильём проблем особых тоже не возникло. Его начальник, по широте души, позволил занять жилую каморку по соседству с одной из сторожевых за чисто символическую плату, которую он вычитал из зарплаты сразу. Гидо такой порядок вещей вполне устраивал. Привередливым он не был, так что койки-гамака, табуретки и стола-продолжения подоконника ему вполне хватало для жизни. Тем более, что в каморке он только ночевал, не засиживаясь в ней без дела. Когда рабочая смена заканчивалась, Гидо от нечего делать прогуливался по улицам – когда в одиночестве, а когда и в компании ребят-напарников. Работающие в доках мужчины и юноши все как один были удивительно добродушны и оставались такими, даже обзывая остальных распоследними словами за медлительность и неповоротливость. Тяжёлый труд всех уравнивал, все были бодры, веселы, приветливы друг с другом, так что отказать товарищам вечерком пропустить кружечку в ближайшей таверне не представлялось Гидо возможным. Ему нравилось быть с ними, общаться, хлестать тягучий эль, пусть и щедро разбавленный водой – кого это вообще волнует, если компания хорошая; заигрывать с девушками, сочинять истории на ходу, смеяться над ними же. Гидо вовсе не замечал, как проходило время. Неделя, две… В какой-то момент ему начало казаться, что он всю жизнь провёл так, словно и не было никогда высоких стен вокруг Дома бога, не было неволи и строгости. Он почти забыл, что умер. Просто глупая мысль – как прийти в голову-то такое может? – Слушай, Смехач, а ты веришь в жизнь после смерти? – поддавшись случайному порыву, спросил вдруг Гидо своего соседа за столом. – Помилуй, Гидо, что за глупости ты несёшь? – рассмеялся Смехач – рослый парень с выгоревшими на солнце светлыми волосами, который был на пару лет старше Гидо. – Умер – изволь занять место на небесах и ждать очереди на перерождение, – беззаботно ответил он и по привычке захохотал. Своё прозвище он получил не просто так. – И правда, что это я, – усмехнулся Гидо. Он только собрался осушить свою кружку, как вдруг заметил заинтересованный взгляд девушки с изумительно светлыми большими серыми глазами, которая подсела поближе к портовым рабочим. Она не выглядела легкодоступной и раскованной – милая девушка, чуть застенчивая, но не стесняющаяся проявлять интерес. Однако в ней не было ни вызова, ни пошлости – Гидо этого не любил, хотя никогда не грубил чрезмерно настойчивым особам. Но эта девушка была другой, поэтому, ответив на взгляд, Гидо улыбнулся ей и поднял перед собой кружку с пивом. Ребята рядом обратили внимание на его жест и понимающе заухмылялись. Смехач ткнул его локтем в бок. – Некогда задумываться о вопросах мироздания, когда такая девушка ждёт, – хохотнул он. Гидо безо всякого удовольствия хмуро улыбнулся в ответ. Теперь уже вежливо проигнорировать девушку было нельзя. Под одобрительный гогот товарищей, он осушил до дна очередную кружку и направился к ней. Девушка, лишь едва улыбнувшись ему, поднялась навстречу. Гидо произнёс что-то невнятное – вроде приглашения прогуляться, и девушка кивнула. Велиус торопился покинуть душный зал, ощущая на себе пристальный взгляд закадычных друзей. Но вовсе не он гнал Гидо прочь, а Тень, нетерпеливо суетящаяся рядом. Впервые Гидо ощущал её беспокойство, и это приносило ему некоторый дискомфорт, словно чувства тени передавались ему по какой-то незримой связи. И было там не только беспокойство… Нетерпение?.. …Азарт? – Вовсе не обязательно себя заставлять, – проговорила девушка, вырвав Гидо из оцепенения. – Мне ничего от тебя не нужно. Просто проводи меня до дома, – улыбнулась она. Гидо едва не пропустил её слова мимо ушей. – А? Что, прости? – Просто побудь со мной. Я же вижу, ты растерян. Ты интересный. Мне понравились твои глаза, поэтому я и загляделась на тебя. Прости, я вовсе не хотела тебя смущать и ставить в неловкое положение. Гидо опешил. Случайная спутница сумела его удивить. Он присмотрелся к ней получше. Тонкая, хрупкая, в простом платье, укрытая лишь вязанным тёмным платком. Светлые непослушные волосы, лежащие на плечах, тонкие губы. Она не была такой уж симпатичной, но что-то в ней притягивало взгляд. Что-то, что было скрыто за блеклой внешностью. Что-то, что волновало Тень. – Думаю, что это мне следует извиниться, – выдавил из себя Гидо, силясь придать голосу нарочитую небрежность. – Всё-таки из-за меня мои товарищи могли подумать о тебе невесть что. – Все горожане знают, что я чудачка, – рассмеялась девушка. – Не думай об этом слишком много. Меня, кстати, Эрст зовут. – А я… – Знаю, – с мягкой улыбкой прервала его Эрст, – Гидо – смешное имя. Гидо улыбнулся. – Повезло же мне, – сказал он, галантно взяв девушку под руку. – Пусть прохожие удавятся от зависти, что у меня такая прекрасная спутница. Вечерняя темнота уже давно заполнила город, прохлада ранней весны приятно касалась разгорячённой в душном помещении кожи. Рука об руку они шли по ухоженным улочкам, далёким от неопрятных доков или нежилых окраин, и наверняка со стороны походили на типичную парочку влюблённых. – Ты странный, – нарушила молчание Эрнст. Гидо промычал что-то в ответ, дав знать, что он с интересом слушает. – Кажется, что обоими ногами ты стоишь на земле, но голова твоя словно бы в облаках где-то витает. Мыслями ты не здесь. Или… – девушка замолчала, задумавшись. Наконец она сказала то, от чего Гидо стало не по себе: – Скорее, душа твоя не на месте. Гидо надеялся, что девушка не заметила, как он вздрогнул. Но, учитывая её наблюдательность, надежды на то были весьма скудны. «А у неё глаз-алмаз». – Неужели я произвожу такое впечатление? – спросил Гидо. – В этом нет ничего плохого, – словно бы не обратив внимание на его тон, продолжила Эрст. – Мне многие говорят, что я фантазёрка, живущая в мечтах и не воспринимающая реальность, но это я – такая, какая есть. Мне не нужно чужое признание, мне просто хочется быть самой собой. У каждого человека есть на это право. – Ты сильная, – с неподдельным восхищением проговорил Гидо, искоса поглядывая на Тень, семенящую рядом. – Правда? Ты первый, кто сказал мне подобное, – рассмеялась Эрст. Поддавшись неожиданному чужому порыву, Гидо спросил: – Скажи, а о чём ты мечтаешь? Если это не секрет, конечно. – У меня нет секретов, – ответила Эрст мягко, так, словно Гидо был глупым, а ответ на его вопрос слишком очевидным. – Только ты не смейся, – Эрст глубоко вздохнула, прежде чем ответить: – Я всегда мечтала помогать людям, направлять их, оказывать всякую, пусть даже самую незначительную поддержку. Я хочу, чтобы все люди в мире перестали сомневаться в своих силах и поверили в свои мечты, – Эрст улыбнулась, бросив нежный взгляд на Гидо. – Но до сих пор я боялась открыто вмешиваться в чужую жизнь. Кто я такая, в конце концов, чтобы учить кого-то, приставать к кому с проповедями? Я понимала: не мне судить. И всё же хотела обрести смелость – то, чего мне всегда не хватало. И вот совсем недавно я почувствовала, что могу. Я перестала бояться. Ты – первый, с кем я решилась заговорить. Стоило мне тебя увидеть, как я сразу поняла, что тебе нужна помощь. Будто некто мне это подсказал. Гидо молчал, не зная, что ответить. Где-то на краю сознания он ощущал, как жжётся невидимая метка на правой руке. Не осознавая этого, он пытался бороться с чужими эмоциями, клокочущими в глубине его души. А Эрст всё говорила. – Ты – первый шаг на пути исполнения моего желания, – она рассмеялась. – Глупо-то как. Я ведь хотела вылечить твою душу, а вместо этого сама исповедуюсь, как богу. Хм-м… А ведь и правда… Мне с тобой так легко. Почему-то я убеждена, что тебе можно довериться, совсем как ему. Губы Гидо дрогнули против воли. В горькой усмешке. Такая чистая, невинная. Такая глупая, непосредственная, чудная девочка. Девочка, у которой есть сумасшедшее желание спасти весь мир. Всей душой жаждущая исполнения этого единственного желания. Самого заветного. Самого сокровенного. Желания, которое так сложно исполнить. Гидо сжал кулаки, осознав главное. Желания, которое не должно быть исполненным. – Прости, можно я… – не успев толком ничего объяснить, Гидо воспользовался замешательством Эрст и, как можно более аккуратно прикоснувшись к ней, опустил свои ладони ей на плечи. Чувствуя, как Тень заполняет его, Гидо произнёс чужим голосом: – Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю. Эрст с готовностью кивнула, завороженно следя за ним. «Интересно, что она видит», – подумал Гидо. Ему захотелось заглянуть в её глаза, чтобы увидеть своё отражение, но тусклый, едва доходящий до них свет единственного уличного фонаря, стоящего в отдалении, не позволил ничего рассмотреть. Гидо действовал по наитию, так, как подсказывала чужая память, как направляла чужая рука. Расстегнув одну пуговичку, Гидо распахнул воротник блузки Эрст. Между ключицами, ближе к груди тускло мерцала исписанная тонкими неясными символами метка. Гидо видел подобное впервые, но, тем не менее, он знал, что это. Тень, словно из последних сил сдерживая злое рычание, прошипела: «Кор». Метка Кора. Клеймо отчаянного мечтателя. Первое исполненное желание сделало девушку по имени Эрст счастливой. Она обрела силу, позволяющую ей горы свернуть – такую незначительную преграду. Но нельзя, неправильно. Желания могут быть сколь угодны чисты, помыслы искренни, но, поддавшись искушению демона, ты теряешь себя, растворяясь в собственных желаниях, которые по сути своей лишь иллюзии. Путь исполнения желаний – кратчайший к сердцу и душе. Об этом знают лишь боги и… паразиты. Гидо обвёл контур метки пальцами, вдруг потерявшими мягкость. Словно с залежавшегося трупа, от которого остался один лишь скелет, с рук Гидо исчезла кожа. Свечение усилилось, и вот костяная рука вошла в грудную клетку, не встретив сопротивления, словно тело в руках Гидо было не более чем сгустком тумана в клетке из костей. Не физическая оболочка, а душа, чужая душа льнула к его пальцам, доверчиво, как дитя. Его цель была глубже. Ядро, самая важная часть, самая ценная, в которую уже вцепился паразит. Ещё слабый, вскормленный лишь одним исполненным желанием, но уже вновь проголодавшийся, озлобленный. Ещё не осознавший, чьи пальцы тянутся к нему. Голые фаланги, чёрный балахон, капюшон, тень от которого падает на лицо-череп. Кто это? … Ну, конечно, не может быть сомнений! Только один, только их создатель может быть этим существом! Великий бог, единственный бог, возлюбленный бог! Паразит тянется навстречу, не ощущая опасности. И лишь сжатый в чужих светящихся руках, он осознаёт, что бог перед ним – фальшивка. Серебристой пылью он умирает обманутым, проклиная Тень, проклиная не Гидо, но кого-то другого, кто был им, и его чувства – последний импульс, брошенный хозяину. Скоро эта весть разлетится по всему городу, просочится в каждый уголок округа и скользнёт за его пределы: «Появился! Ещё один фальшивый бог появился, чтобы осрамить честь нашего единого владыки. Не позволим им мешать! Вернем украденное! Уничтожим мёртвых богов!» Эрст потеряла сознание. Гидо аккуратно опустил её на землю. Девушка выглядела так, словно просто уснула. Когда она очнётся, то не вспомнит ничего. С ней всё будет хорошо. Поправив её одежду, Гидо поднялся и увидел своё отражение в тёмном стекле. Впервые Гидо встретился взглядом с Тенью. Она смотрела с осуждением, губы её были плотно сжаты, и она чуть покачивала головой в недовольстве. «Знал же, – говорила она. – Понимал всё, осознавал, к чему приведёт, а бегал, надеялся невесть на что. Дурак. И могила тебя не исправила. Безнадёжный дурак». У тени лицо было скрыто капюшоном. Но Гидо не нужно было видеть, чтобы знать: у Тени было его лицо. И Тень звали Зехелем. * * * Гидо растили в строгости, с самого детства подготавливая его принять титул главы Дома бога седьмого округа. «Ты должен быть готовым встретить бога, когда он придёт», – говорили ему. А в ответ он, юный бунтарь, не признающий подчинения, сбегал из дома, днями пропадал где-то в лугах за домом, запирался в гараже, прятался на чердаке с книгами. Он не искал встречи с богом, он не ценил семейный статус. Он был чужим в родной семье. Он хотел сбежать. Скоропостижная смерть родителей заставила его принять на себя ответственность. Повзрослеть. Но Гидо умер на пути к дому, возвращаясь со своей первой рабочей поездки. Корабль уже пересёк границу седьмого округа, когда что-то случилось, двигатель вышел из строя, и жизни всех пассажиров разом оказались подчинены одной небольшой технической неисправности. Тогда Гидо сделал неутешительный для себя вывод: смерть подобна механической поломке – это лишь состояние тела, не конечное, если вовремя принять необходимые меры. Смерть не наступит, пока ты сам не решишь, что уже ничего нельзя поделать. Он смотрел на свое собственное тело, покоящееся среди горящих обломков разбившегося корабля. Вокруг суетились выжившие. Они освобождали других пассажиров, придавленных осколками, не способных двигаться самостоятельно, спешно оказывали первую помощь – как могли, как умели. Кто-то плакал, кто-то молился. А Гидо, никем не видимый, безучастно наблюдал за тем, как к его телу подошёл один из выживших. Тот сам держался за раненую руку, но нашёл в себе силы оттолкнуть один из обломков, которые придавили Гидо ноги. Мужчина наклонился, чтобы проверить его пульс, склонил голову, прислушиваясь к сердцебиению, дыханию. Гидо покачал головой. Он знал: бессмысленно. Его руки были холодными, хотя и обожжёнными взрывом, и сердце не билось. Он поёжился, не чувствуя холода. Ощущая чужое присутствие за спиной, он не хотел оборачиваться, зная, что в затылок ему буквально дышит смерть – серый скелет в чёрном балахоне. Гидо заставлял себя думать, рассуждать, силясь логически обосновать невозможность существования подобного существа, но одна лишь мысль затмевала все прочие: только благодаря чёрной Тени за спиной он сейчас жив. Только потому, что смерть крепко держит его за руку, не давая сделать неверный шаг, туда, где он лежит, истекающий кровью, с разбитой головой и сломанными ногами. И он знал: если впустить смерть в себя, он продолжит жить. В обмен на некоторую услугу… «Идём», – услышал он голос. Он сам это сказал. * * * Вернувшись домой, Гидо долго ворочался на гамаке и никак не мог заснуть. В конце концов, вместо сна пришёл бред. К нему тянулись густые чернильные тени, просачивающиеся сквозь щели, входящие через распахнутое окно. У них было множество глаз и безобразных ртов. Они разевали свои пасти, шипели, рычали. Они желали ему смерти и называли глупцом, вором, фальшивкой, предателем. Они смеялись над ним, предлагая исполнить желание. Давай же, расскажи нам, о чём ты мечтаешь, избранный ты наш? Расскажи, не бойся. Разве могут быть секреты у мертвеца? Поведай нам. Ты же не боишься? Гидо очнулся на рассвете. Он лежал с открытыми глазами и смотрел, как светлые блики скользят по потолку. Поднявшись, он ополоснул лицо водой из кувшина, и долгое время сидел на подоконнике, наблюдая за рассветом. Что-то в нём оборвалось. Что-то всё-таки умерло. Гидо осознавал только, что потерял что-то очень-очень важное. Он не представлял без этого жизни ранее. А теперь он не мог понять, что же это было. Гидо отчаянно пытался вспомнить. Пытался снова и снова. И не мог. * * * Корабль был просто огромным. Одно дело – читать о новых пассажирских кораблях, и совсем другое – увидеть один из них своими собственными глазами. У Гидо буквально перехватило дыхание. Он был полностью солидарен с восторженными детишками, скучковавшимися на пристани, которые с открытым ртом наблюдали за посадкой среброкрылой громады – единственного в своём роде пассажирского корабля такого плана, который не имел аналогов во всей империи и обладал странным названием – «Зефир». На нём Гидо предстояло покинуть округ. Он кое-как сумел заработать денег, которых едва хватило на самое дешёвое место в общем трюме, – однако всё лучше, чем ничего. Выбирать не приходится, когда время поджимает. Гидо торопился покинуть округ как можно скорее. Корабль должен простоять в порте сутки и отбыть уже завтра. Ждать осталось совсем не долго. Правда, в связи с последними событиями, Гидо опасался, что найти место, где ему можно будет осесть – по меньшей мере проблематичная задача. Но разве он не был готов к подобному? Гидо усмехнулся своим невесёлым мыслям и покачал головой. Он был готов ко многому. Но не такому. Он не был готов ко встрече с живой чернотой на ночном переулке. Поэтому сейчас на его скуле красовался свежий шрам, и он ощутимо хромал на правую ногу. Он не был готов задержать дыхание, прежде чем окунуться с головой в чёрный поток, желающий ему смерти. Поэтому ему до сих пор казалось, что грязные ошмётки темноты осели в его лёгких, и он задыхается. Он не был готов рассекать кричащую сотней голосов грязную материю, оставляющую кровавые следы на руках и лице. Поэтому сейчас опасался даже смотреть на свои ладони, предпочитая держать их в карманах. Он не был готов, что чужая душа внутри него примет эту черноту как родную. И потому думать сейчас о чужой сущности внутри себя было… противно. Уничтожать то, что называется варсом, он точно был не готов. Воспоминания прошлой ночи нахлынули на Гидо сбивающим с ног потоком. Голова вдруг закружилась, и на мгновение потеряв ориентацию, он, оступившись, сделал неловкий шаг назад. Раздавшийся за его спиной высокий женский возглас сбросил с Гидо оцепенение, и он резко обернулся. Своим неуклюжим движением он, очевидно, сбил кого-то с ног. Закутанная в светло-серый плащ женщина сидела на мостовой, потирая ушибленную голень. – Прошу прощения, – с искренним сожалением извинился Гидо, бросившись к потерпевшей. – Сильно ушиблись? Позвольте вам помочь. Какой же я дурак, а? Обопритесь на меня. Женщина подняла взгляд, но Гидо не успел ничего толком рассмотреть, так как она, потянувшись поправить волосы и капюшон, закрыла лицо рукой. – Нет-нет, ничего страшного, – заверила она. Голос её оказался удивительно приятным, нежным, мелодичным, явно принадлежащим юной девушке, но никак не взрослой женщине. – Я и сама виновата, не извиняйтесь напрасно. – Что бы вы ни говорили, не отказывайтесь от помощи. Я правда чувствую себя виноватым. Девушка коротко хохотнула. Прозвучало это весьма резко и в некотором роде даже обидно, неприятно контрастируя с обманчиво мягким тоном голоса, но Гидо не придал этому значения. – Раз уж настаиваешь, – проговорила девушка и протянула Гидо руку, которую тот не преминул сжать. По телу словно прошёлся разряд тока, заставляющий колотиться мёртвое сердце. Забытое ощущение оказалось болезненным, и Гидо рефлекторно ухватился за ткань рубашки на груди. В ушах стучала кровь, в глазах потемнело, но, словно каким-то внутренним зрением, Гидо увидел нечто незримое. Словно открыв глаза после неспокойного короткого сна, Гидо обнаружил, что девушка исчезла. Ему показалось, что он успел разглядеть лицо незнакомки, но ничего не смог вспомнить, как ни пытался. Однако он готов был поклясться, что ощутил дыхание смерти на своём лице. Он не мог ошибиться, это было ему знакомо. И только в воздухе грязного порта витал едва ощутимый, приятный и сладкий запах цветов. * * * С борта корабля на берег сошло множество людей. Были среди них и военные, и аристократы, путешественники и торговцы, ремесленники и простые люди. Свой путь многие из них держали от самого дальнего, третьего округа, они были сильно измучены затянувшимся перелётом. Новоприбывшие растеклись по городу, отчего повсюду вдруг стали исчезать свободные места. Гостиницы были заполнены, в ресторанах, закусочных и питейных заведениях царил невиданный ранее ажиотаж. Город, к суетливому темпу жизни которого за месяц Гидо уже успел с горем пополам привыкнуть, вдруг разом обратился в растревоженное осиное гнездо, за сменой настроения которого отпрыск Велиусов никак не поспевал. Да и махнул, в конце концов, рукой, заняв своё излюбленное место, с высоты которого был виден весь порт. Здесь располагалась обширная посадочная площадка для хоукзалей. Никто не мешал Гидо сидеть на широкой каменной стене, предаваясь ленивому созерцательству порта и далёкой линии горизонта, где голубое встречалось с небом цвета заката. Красиво. Тоскливо. Гидо вздохнул, но от сумрачных мыслей его отвлёк резкий звук тормозов и крик хоука. Гидо оглянулся, высматривая новоприбывший хоукзайль, к которому уже спешил парень-рабочий. Хоукзайль был необычным. Опытным глазом Гидо сразу же отметил не характерный для серийных машин вид корпуса без жёстких узких решёток, скрывающих хоука. Боковые панели были выкрашены в белый цвет, да и хвост оказался длиннее. И, в целом, было заметно, что каждая деталь машины доведена до совершенства рукой человека, а не рабочего станка. Гидо опомниться не успел, как уже стоял рядом с водителем, высоким мужчиной в тёмном лётном костюме. – Красавец, – от чистого сердца выговорил Гидо, едва сдержавшись, чтобы не провести ладонью по защитному стеклу. – Хм, – отозвался хозяин хоукзайля, покосившись на Гидо. – А ты, стало быть, спец? – усмехнулся он. Голос у него был хриплым, словно осипшим. – Немного, – без тени хвастовства ответил Гидо, пожав плечом. – Но я могу сказать, что для ручной грубой сборки машина просто идеальна, блеск. На заводских машинах для рукоятей руля используют резину. А у вас тут кожа, куда более приятная на ощупь. Никто не использует белую краску, предпочитая чёрную или серую. Хоук, насколько я вижу, тоже не закреплён к корпусу насильно, фокус какой-то, что ли… Я поражён, замечательная работа. Вы сами всё это сделали? – спросил Гидо, влюблённым взглядом осматривая хоукзайль и не глядя на хозяина. – Ав! – прозвучал вдруг требовательный детский голос. От неожиданности Гидо едва не подскочил, резко обернувшись. На него смотрела пара ясных глаз удивительного голубого цвета. Выражение в них, казалось, ясно демонстрировало всяческое недоверие – дескать, ты кто вообще такой и почему лапаешь нашу машину? – Эм-м… – протянул растерявшийся Гидо, но тут услышал добродушный смех пилота. Самодельная люлька из плотной мешковины и гибких ремней, из которой на Гидо неодобрительно поглядывал ребёнок, висела на груди мужчины. Только тогда Гидо наконец обратил внимание на его лицо. При взгляде на него Гидо сразу стало ясно: этот человек живёт в дороге, а дорога его пролегает в небе. Черты лица крупные и грубые, словно вытесанные ветром. Многодневная щетина и вихры растрёпанных светлых волос. На переносице шрам от лётных очков – вероятно, редко снимаемых. В уголках глаз ютилась тонкая сетка морщин, сейчас ставшая чётче, потому как мужчина улыбался. Светло-карие глаза были сощурены и блестели от влаги – непривычно было смотреть на мир, сняв очки. На вид мужчине было немногим за тридцать, но могло быть и все сорок или даже пятьдесят. Нельзя было судить наверняка. Просто время для этого человека текло иначе. – Кажется, что Фрау ревнует, – произнёс мужчина. Голос чуть изменился, стал звонче. – Он души не чает в нашей «Клаудии». А тут какой-то незнакомец. Хах, тебе, парень, чертовски не повезло завязать знакомство с нами подобным образом. Но мне совершенно нравится твоё «немного». Весёлый тон знакомого незнакомца заставил самого Гидо улыбнуться. Ему определённо нравился этот человек. – Я – Гидо, – протянул он руку. – Химмель, – мужчина с видимым удовольствием ответил на рукопожатие. – Ну и раз уж ты у нас такой альтруист, сам просишься, то окажешь нам услугу – побудешь гидом для меня и Фрау. – Без проблем, – ответил Гидо, как никогда уверенный в том, что только это решение является единственно верным. Губы сами собой расплывались в улыбке, когда Гидо смотрел в глаза Фрау. * * * На вопрос Гидо, откуда Химмель родом, тот ответил, что у таких, как он, нет родины. Люди без дома, люди, живущие в небе. Гидо кивнул: ему не нужно было ничего пояснять. Он знал, что таких людей называют пиратами. Сейчас слово «пират» потеряло своё первоначальное значение. Так всё чаще называли бандитов, нападающих на корабли. Этот факт Химмеля печалил, и он не хотел говорить на эту тему. Гидо не настаивал. – Но, если уж на то пошло, – Химмель бодро шагал по мостовой, посадив Фрау себе на плечи, откуда мальчик взирал на всё новое со сдержанным интересом. У Гидо и вовсе сложилось впечатление, что мальчишке скучно. Между тем Химмель говорил: – Родился-то я здесь, в седьмом округе, но ничто меня здесь уже не держит. Не осталось ничего, что могло бы удержать. А вот Фрау у нас – истинный пират, буквально родившийся в небе. Как вспомню, так вздрогну – впечатлений на всю оставшуюся жизнь хватит, – рассмеялся Химмель. – А ваша жена?.. – Умерла, – ответил Химмель, не вздрогнув и не изменившись в лице ни на мускул. – Вскоре после рождения Фрау. Почти год назад. Слабая она у меня была, казалось, что ветром унести могло. Практически так оно и случилось. Но голос у неё был волшебный, а глаза – голубые-голубые. Как впервые увидел, так сразу влюбился. – У Фрау глаза матери, значит, – мягко улыбнулся Гидо. – Да, – подтвердил Химмель и добавил: – В этом мальчике вся моя жизнь, – и, словно стремясь сгладить впечатление от неожиданной своей откровенности, Химмель досадливо махнул на Гидо рукой. – Впрочем, ты не поймёшь, молодой да зелёный ещё. Гидо хмыкнул. – Спорить не стану, – ответил он. Химмель бросил на него короткий оценивающий взгляд. От него не скрылась некоторая меланхоличность настроя Гидо. – А ты чем живёшь? – спросил он. – Что делаешь, что собираешься делать? – Не знаю, – ответил Гидо, с тоской осознавая, что это правда. Он не мог быть неискренним перед Химмелем и Фрау. – Ей богу, не знаю. Сяду на корабль, а как окажусь далеко-далеко отсюда, так и буду думать, как быть дальше. – Отличный план, – прокомментировал Химмель. Гидо не понял, серьёзен он или язвит. Фрау вдруг сморщил личико и громко чихнул, заставив Гидо усмехнуться. И правда – всёэто глупость, не достойная даже внимания ребёнка. – Надо как-то жить, – произнёс Гидо тихо, словно озвучивая свои мысли. – Просто надо жить. – Но ты не знаешь как? – задал Химмель вопрос, словно видя Гидо насквозь. – Узнаешь. Не умеешь, так научишься. Никогда не поздно учиться жить. Но поторопись, а то может статься, что свой первый важный шаг в жизни Фрау сделает раньше тебя, – произнёс он, по-отечески светло улыбнувшись. Гидо кивнул, ничего не ответив. * * * Гидо удивился, услышав, куда Химмелю нужно было попасть, но лишних вопросов задавать не стал. И теперь они стояли перед вывеской едва ли не самого популярного ночного заведения города, в котором Гидо никогда побывать не доводилось, но он, скажем так, был наслышан о «Девочках Матушки Джойс», а так же об отменном качестве сервиса одноимённого заведения. Гидо покосился на Химмеля, на безмятежного Фрау и решился открыть рот чтобы сказать: – Ну, мы пришли. – Ага, вижу, не дурак, – отозвался Химмель, пожёвывая давно потухнувшую самодельную сигарету. – Позволь совет, парень. Не кури, плохая привычка, да и для здоровья вредная, – сказал Химмель, прежде чем закурить, так что замечание его прозвучало не самым убедительным образом. – Отрадно слышать, но закрыто же. – Это было очевидно – ранним вечером у «Матушки» делать нечего, но мы не в качестве посетителей пришли, нам только встретиться кое с кем нужно. С этими словами Химмель дёрнул ручку, убедившись, что дверь закрыта. Под воодушевлённое «угуканье» руководящего Фрау, он направился в обход здания, выискивая чёрный ход. Гидо поплёлся следом, неся немногочисленный багаж пирата. Припомнить момент, когда Химмель всучил ему свою сумку, Гидо так и не сумел, сколько ни старался. В последнее время с памятью своей он и вовсе частенько испытывал некоторые затруднения. Дверь запасного входа нашлась без проблем, оттуда как раз вышла девушка в простом длинном платье с передником и с пакетом мусора в руках. – Милочка, можно тебя на минутку, – окликнул её Химмель, подходя ближе. Девушка, к удивления Гидо, не стала злобно зыркать и ругаться. Личико у неё было миловидное, в обрамлении весёленьких рыжеватых кучеряшек, выглядывающих из-под чепчика, и настроена она была весьма миролюбиво. – Только если на минутку, – звонко отозвалась она, обнажая в улыбке маленькие белые зубки. Гидо едва сам не заулыбался в ответ как дурак, но вдруг, взглянув на Фрау, увидел, как тот беспардонно пялится прямо в открытое декольте девушки. «Ну просто не по годам развитый мальчуган», – мысленно воскликнул Гидо, забыв разом о девушке и о делах Химмеля. И тут услышал, как пират спросил: – Магдалина же здесь? Можешь позвать? – А! Так она вас ждёт? Рассказала нам, что кто-то приедет и её заберёт. Стало быть, это вы. Так вы зайти можете, думаю, матушка не будет против. – С кем ты здесь разговариваешь, Марта? – раздался густой властный другой женский голос, и из-за двери выглянула, вероятно, сама хозяйка заведения, та самая матушка Джойс. – Ох, Химмель, дорогой друг! Гидо уже устал удивляться, поэтому выскочившая из здания женщина, бросившаяся на грудь Химмелю, его нисколько не изумила. Годы взяли своё, но Джойс выглядела воистину величественно, пусть и одета была в такую же рабочую одежду, как и Марта, застывшая тут же, смущённо улыбавшаяся и прятавшая за спиной мусорный пакет. Джойс, расцеловав Химмеля в обе щёки, защебетала быстро-быстро: – И Фрау, как подрос-то! Какая прелесть! Ну, право слово, глаза в точь-в-точь как у Клаудии, даже выражение такое же упрямое, загляденье просто! Да ты проходи, не стой на пороге. Устал небось с дороги. – Мне повезло с провожатым, – усмехнулся Химмель, кивая на Гидо. Последний вдруг припомнил, что неплохо было бы возмутиться, сказать: «Да ты ведь сам прекрасно дорогу знал!» Но, естественно, он промолчал, только кривоусмехнулся, когда Марта обратила на него внимание. – Ничего, если он тоже войдёт? – задал вопрос Химмель. – Ох, я не возражаю. Твои друзья – мои друзья. Для них двери моего дома всегда открыты, как и для тебя, милый мой. Заходи скорее. Марта, ну что же, поторопись. Молодой человек, а вы чего застыли, проходите же, – вдруг обратилась Джойс к Гидо, – Владыка, у вас лицо такое, словно я демон какой, а дом мой – обитель разврата. Ничего подобного, у нас тут не бордель, а приличное заведение. А девочки мои – так просто ангелы. – Гы, – вырвалось у Гидо непроизвольно. – Охотно верю. Впрочем, дальше кухни Гидо не пустили, да и там заткнули в самый дальний угол, чтобы не мешал. Химмель и Джойс удалились куда-то. Гидо полагал, что в ванную, потому как Джойс едва в обморок не упала, услышав, что Химмель провёл с Фрау в дороге около четырёх часов, ни разу не остановившись для привала. «Ты совсем о ребёнке своем не заботишься?!» – в гневе Джойс была страшна. Химмель пытался возразить, говоря что-то вроде: «Да ведь Фрау не привыкать». От этого Джойс рассвирепела пуще прежнего. Девушки поспешили ретироваться из кухни куда подальше. Стало очевидным, что дисциплина у «Девочек» с такой-то хозяйкой железная. – Она добрая и любит нас всех, как к родным относится, – сказала вернувшаяся Марта. Гидо не поспевал следить за её суматошными движениями, до того споро и ловко она управлялась с кастрюлями, горшками, ножами и ложками. Прежде чем Гидо надумал возражать, перед ним уже стояла доверху наполненная дымящаяся тарелка, от которой исходил столь приятный запах, что отказаться от угощения показалось Гидо кощунством. Воспользовавшись отсутствием хозяйки, Марта уселась рядом с Гидо, впившись в него взглядом – так, словно наблюдение за тем, как он ест, приносило ей небывалое удовольствие. – Очень вкусно, – раз за разом не уставал повторять Гидо, пока ложка не заскребла по дну миски. – Объедение! – Добавки? – просияла Марта, с готовностью подхватив опустевшую посуду и подскочив к плите. – Я обожаю готовить, жуть просто. Но берегу фигуру, – Марта горестно вздохнула, надув очаровательные губки, – потому сама себя вечно во всё ограничиваю. – Что за глупости? У тебя прекрасная фигура! – сердечно заверил её Гидо, принявшись за новую порцию. Ему вдруг пришло в голову, что он никогда в своей жизни ничего вкуснее не ел. – Ну, конечно, прекрасная. А стоит съесть лишнего, как меня сразураспирает. Ну уж нет… – Марта вздохнула, опустив глаза, теребя передник. Гидо улыбнулся, зачерпнул ложку и громко потянул носом, вдыхая запах. – Каков аромат, – с непритворным восхищением проговорил он. – Неужели и попробовать не хочешь? – Правда так вкусно? – украдкой поглядывая на хитро улыбающегося Гидо, робко спросила Марта. – Это лучшее, что мне доводилось пробовать за всю свою жизнь, – горячо заверил Гидо, протягивая Марте ложку. – Попробуй, должна же ты убедиться в том, что готовишь ты просто изумительно. Марта высокомерно фыркнула, разом растеряв всю свою застенчивость, бесстыдно проглотила содержимое ложки Гидо, и тут же расплылась в улыбке, зажмурившись от удовольствия. И вдруг рассмеялась, да так заливисто, что Гидо не сдержался, рассмеялся следом, и ему показалось, что он уже давно влюблён в эту румяную яркую девушку, из-под чепчика которой выглядывают очаровательные рыжие кучеряшки. На пару они заново опустошили глубокую миску, и выпили холодного чаю, залихватски чокнувшись стаканами и всё ещё глупо подхихикивая. Марта много говорила, болтала быстро-быстро, так же быстро управляясь с грязными тарелками и стаканами. Она говорила, что многого о прошлом «матушки» не знает, но вроде как та была пираткой, а в Хафене осела только лет семь назад, а персонал набирала среди беспризорных бродяжек. Она давала им кров, еду, одежду, обучала всему, что сама знала. И никого не интересовало её прошлое, никто не задумывался, откуда у неё деньги. «Мы просто были ей благодарны и делали всё, чтобы оплатить за её доброту. Здесь моя семья», – говоря это, Марта улыбалась, застыв на мгновение и прекратив всю свою бурную деятельность, а Гидо и вовсе показалось, что время остановилось. Он хотел сказать Марте что-то приятное, что-то вроде «у тебя прекрасная семья», как вдруг в кухню через чёрный ход вошла девушка. Вошла тихо, осторожно – Гидо мог вовсе её не заметить, если бы она так не контрастировала с ярко освещённой солнечным светом кухней, в которой было тепло, уютно и вкусно пахло свежеприготовленной едой. Девушка была тонкой, бледной и своим видом напомнила Гидо призрака. На мгновение он перехватил её взгляд, спрятанный за спутанными светлыми космами. И разом застыл, замер, узнав её раньше, чем Марта обратилась к ней по имени. – Эрст, ты всё купила? – спросила девушка, забирая у подруги заполненную корзину. Дождавшись кивка в ответ, Марта ободряюще ей улыбнулась. – Давай, умойся, да садись, поешь свеженького. Я сегодня саму себя превзошла! Эрст хмуро улыбнулась в ответ. Садясь у другого края стола, она едва заметно кивнула Гидо, заметив его. В ней словно не было чувств, и этим она была похожа на живую куклу. У этой девушки Гидо отобрал мечту. Воспоминания прошлых дней разом навалились на него. Варс, Кор. Чужие голоса в голове, грязь, кровь. Своя смерть и чужая душа внутри. Всё это было куда более реально, чем все события сегодняшнего дня. Дня безусловно насыщенного жизнью, и всё благодаря случайной встрече со случайным человеком. Химмель и Фрау, Джойс и её девочки уйдут из жизни Гидо так же быстро, как зайдёт солнце, знаменуя окончание дня. Это всё не вечно и это не имеет никого к нему отношения. Это чужая жизнь, не его. Он даже не вправе быть и мельчайшей её частью. Он и быть-то не вправе. – Эй, ты чего? – с беспокойством спросила Марта, появившись в поле зрения Гидо. – Побледнел что-то, тебе нехорошо? На Гидо смотрели две пары глаз. Не видя Марты, он смотрел только в глаза девушки на другом конце стола. Она узнала его. И улыбнулась горько, покачав головой. «Тебе всё ещё нужна помощь», – прозвучал в его голове голос Эрст. Чудаковатой улыбчивой девушки, ворвавшейся в его жизнь и напомнившей о смерти, но давшей понять, что ничего ещё не закончено. Нужно только поверить. Вспомнить бы, как это – верить. – Ох, прости, задумался, – улыбнулся Марте Гидо, встряхивая головой и отгоняя сумрачные мысли. – Хм-м, – протянула Марта с подозрением сощурившись. – Странный ты, – заключила она. – Ох, поверь, ты не первая ставишь мне этот диагноз, – усмехнулся Гидо. – Странный-странный странник Гидо. Странствует он по земле, а душою в небе, – нараспев протянула Марта, довольная своей выдумкой. Эрст, слушая её щебетание, улыбалась тоже и, кажется, прямо на глазах у Гидо к серой девушке возвращались утраченные краски. «Странный? Хм, в этом что-то есть. Не ровен час, привыкну к новому прозвищу». Вдруг раздался грохот шагов и в кухню ворвался жёлтый ураган. Маленький, но очень уж внушительный ураган в лице девчонки с коротко подстриженными под-мальчика светлыми золотистыми волосами. Гидо и не признал бы в ней девушку, немногим младше его самого, если бы не светло-жёлтое подпоясанное платье и звонкий девчачий голос. – Где он?! – воскликнула она, упёршись руками в дверной косяк, пытливо воззрившись на собравшихся в комнате людей. Эрст пожала плечами, Марта нахмурилась, не понимая, кого девушка имеет в виду, а когда свой искрящийся взгляд девочка направила на Гидо, тот едва сдержался, чтобы не втянуть голову в плечи и притвориться безучастным элементом интерьера. Но почему-то вместо этого он рискнул открыть рот, не осознавая толком, что говорит: – Ты Магдалина? – спросил он. Девушка насупилась. – Да, – ответила она. – А ты кто такой? – задала она в свою очередь встречный вопрос. – А я… – начал было Гидо, но от необходимости отвечать его избавил гам, вдруг воцарившийся на кухне с появлением посвежевшего и благоухающего Химмеля, который в сопровождении вновь беззаботно хохочущей и раскрасневшейся Джойс вёл за руку Фрау. Мальчишка выглядел ещё более недовольным, чем раньше – видимо, всякие облагораживающие процедуры он не особо жаловал. Именно он первым заметил Магдалину и одним своим возгласом заставил других замолчать. – Ма! – громко завопил он, обхватив Магдалину за ноги. – На! Ма-на! – Фрау! – радостно воскликнула Магдалина, с видимым усилием подхватывая здорового мальчишку на руки. Она крепко прижала его к груди и принялась беспорядочно целовать его лицо. Химмель наблюдал за этой картиной с уже знакомой Гидо нежной улыбкой. – Магдалина, милая, прости, что заставили ждать, – сказал он, обнимая и девушку, и сына. Гидо не был уверен, но ему показалось, что он увидел слёзы, стекающие по щекам светловолосой девушки по имени Магдалина. Но, даже если слёзы были лишь плодом его воображения, они были прекрасны. * * * Когда Магдалина вместе с Фрау отправилась спать, Химмель немного прояснил Гидо сложившуюся ситуацию, а так же рассказал о своих планах. Магдалина была племянницей Клаудии, дочерью её брата. Вдаваться в подробности Химмель не стал, ограничившись рассказом о том, что они с Фрау Магдалине самые близкие из оставшихся в живых люди. По какой-то причине за Магдалиной охотились военные, ей небезуспешно удавалось скрывать от них, заметая следы, так что сам Химмель оказывался раз за разом обманутым неверной информацией. Прошло около полугода, прежде чем он, по счастливой случайности, узнал о том, что Магдалину приютила у себя Джойс. Она подобрала ее из Ривза, где оказалась проездом по делам. Мальчишеский внешний вид Магдалины – её маскировка. И, хотя Джойс уверяла, что Магдалина славно прижилась и здесь, та всё же хотела вернуться на «родину родителей». Химмель был готов взять её с собой, направляясь туда же. – И всё-таки, туда же – это куда? – спросил Гидо. – Ты меня удивляешь, парень, – находясь уже в изрядном подпитии, произнёс со смешком Химмель и резко стукнул стаканом об стол. – Сам направляешься туда же, а не знаешь куда? Откуда ты такой тёмный вылез, а? Ладно, я сегодня добрый, так что слушай. На «Зефире» мы пересечём седьмой округ, пойдём через первый и на самом его краю выйдем в городе под названием «Килд». А вот уже оттуда мы без проблем доберёмся до нашей конечной цели. – И наша конечная цель? – Дубина ты бестолковая. Единственная цель любого пирата – Эдем. И только он один. «А, к чёрту, – мысленно проговорил Гидо, чокаясь с Химмелем. – Если уж плыть по течению, так плыть до конца». * * * Магдалине Гидо не нравился, и она этого вовсе не пыталась скрыть. Поэтому держалась по левую руку от Химмеля, отказавшись доверить Гидо даже свои вещи – маленькую сумку, заполненную – парень был уверен – всякими безделушками. Как бы Магдалина не выглядела, она была девушкой – весьма сентиментальной и привязанной к мелочам. С другими девочками и Джойс она попрощалась, не пролив слёз, утешая при этом плачущих подруг. Но всю дорогу до порта она держалась тихо, не обращая внимания на Фрау, который старательно добивался её внимания, занимая свой излюбленный обзорный пункт, а именно – плечи отца. Выйдя на пристань, Химмель оставил Фрау на попечение своих спутников, буквально передав из рук в руки сначала Магдалине. Но у той они были заняты, поэтому отчаянно сопротивляющегося сына Химмель всучил Гидо. Сам же отправился договариваться насчёт места для своего хоукзайля в ангарном отсеке или, на крайний случай, в багажном. А Гидо и Фрау остались смотреть ему вслед ошалевшими глазами, мысленно сойдясь во мнении, что совести у Химмеля нет совсем. С ребёнком на руках Гидо чувствовал себя неуютно, особенно, когда этот самый ребёнок подчёркнуто старался не обращать на него внимания. Но, как Гидо уже успел заметить, Фрау был очень тихим и спокойным, капризничая разве что над овощами в своей тарелке. Хотя от роду ему было уже почти два года, он всё ещё мало ходил, но постоянно осматривался по сторонам, оттого и казался Гидо очень внимательным, явно много рассуждающим о чём-то своём, далеком и совершенно непонятном взрослым. Магдалина, занятая какими-то своими мыслями, обратила на них внимание, только когда осознала, что они уже пришли, а Химмель куда-то умчался. Она смотрела на Гидо, разглядывающего пёструю толпу пассажиров, собравшихся перед «Зефиром» в одной части пристани, в то время как взгляд Фрау был направлен в противоположную сторону. – А вы похожи, – сказала она вдруг. Гидо обернулся тогда и заметил, что у Магдалины сделалось такое лицо, словно она ляпнула какую-то несусветную глупость и уже пожалела о своих словах, проведя простую аналогию: «Фрау я люблю, а этот мутный парень чем-то на него похож, так что теоретически я могу полюбить и его тоже». Подобная мысль её жутко разозлила, и она демонстративно отвернулась, не собираясь отвечать за свои слова. Гидо хмыкнул и обратился к Фрау, не стараясь даже понизить голос до заговорщицкого шёпота. – Слышал, парень, похожи мы, говорит. А как по мне, то это вы с ней родственники. Оба так старательно меня игнорируете. Чем заслужил я вашу немилость, а? Магдалина поёжилась и бросила на Гидо хмурый взгляд. – И правильно делает, что Фрау тебя игнорирует, – сказала она. – Ещё небось нахватается от тебя заразы какой-нибудь. – Какой ещё заразы, что вы ко мне как прокажённому относитесь? – вознеся очи горе, задал риторический вопрос Гидо. – Не говори мне только про какую-то там «странность», наслышан уже, – фыркнул он. – А я вот совсем одругом наслышана, – произнесла Магдалина и губы её вдруг дёрнулись в кривой усмешке. – А наслышана я, что наследник небезызвестного дома Велиусов скоропостижно скончался не далее как месяц назад. Несчастье для семьи – единокровных потомков не сталось, дом бога седьмого округа, считай, изжил себя, потеряв последнюю свою надежду, – не скрывая злоехидного сарказма, говорила Магдалина. Золотые её глаза были сощурены и зло сверкали. – Но как же так получилось, что парень, как две капли воды похожий на умершего юного господина, околачивается среди чернорабочих порта, да стремится покинуть совсем недурственный город Хафен как можно скорей. М-м-м, есть идеи на этот счёт? Гидо едва совладал со своими чувствами, умудрившись ничем не выдав своего беспокойства. – А с тобой опасно иметь дело, – произнёс он. – Поэтому лучше не стоит. – Буду иметь ввиду. – Замечательно. И вообще, отдай мне Фрау, а сам возьми у меня сумку. – Таки прогресс, – не сдержался от саркастичного замечания Гидо, легко забрасывая почти невесомую сумку Магдалины на плечо. Та только прорычала в ответ, а Фрау, оказавшись в любимых объятиях, украдкой показал ему язык. «Засранец, – оскалился Гидо. – Нет, серьёзно, ну и в компанию я попал». До начала посадки ещё оставалось время, и от нечего делать Гидо стал рассматривать разношёрстную толпу народа, готовящуюся ступить на борт огромного «Зефира». А посмотреть определённо было на что. Были здесь люди разных возрастов, различных социальных статусов и занимаемых положений в обществе – от простых рабочих, кое-как наскребших денег на билет, до богатеев, которые своей яркой и благоухающей толпой явно заполнят первый класс. Вдруг краем уха Гидо уловил обрывок чужого разговора: – М… Маркус? – предположил приятный женский голос. – Как банально, – возразил мужской баритон. – Лейв тебе чем не нравится? – Как-то обычно, совершенно не презентабельно. И без изюминки. – Ну, тогда ещё твои варианты? – Мне нравится Никодеймирус. – Только через мой труп. – Хах, – усмехнулась девушка, и Гидо вдруг осознал, что голос кажется ему смутно знакомым – именно это его и привлекло. Та же обидная интонация и холодный смех: – М-м, а как насчёт Лютнера? – И Марионетт? – Неплохо. – Тогда решено. «Имя ребёнку выбирают что ли?» – подумал Гидо и обернулся, стараясь высмотреть говорящих. И увидел. Обладателем баритона был высокий тощий мужчина, щеголеватый на вид, в длинном тёмном пальто, в начищенных до блеска туфлях и костюме с зауженными клетчатыми брюками. На нём были узкие очки, едва держащиеся на тонкой переносице и без конца съезжающие на кончик острого носа – они придавали ему высокомерный вид. Правда, впечатление портила причёска – коротко стриженые волосы стояли торчком и были рыжими. Девушка, которую мужчина держал под руку, была невысокой, очень тонкой и изящной, словно точёная статуэтка. На ней было светлое платье и накидка из искусственного меха на плечах. Сапоги высокие, подчёркивающие стройность ног и привлекающие к ним внимание. Волосы светлые, на тон светлее, чем были у Магдалины и куда более длинные, струящиеся вдоль спины свободными волнами. Тонкие губы и фиалковые глаза. Она, безусловно, была очень красивой. Подобную красоту мог скрыть разве что бесформенный тяжёлый плащ. Наверняка первым классом поедут, и Гидо их больше не увидит. «И славно. А то у меня от них мурашки по коже». Гидо не заметил, что уже некоторое весьма продолжительное время Магдалина пристально на него смотрит. Столкнувшись с ней взглядом, Гидо прочёл в её глазах презрение и почувствовал себя виноватым во всех смертных грехах разом. – Ты бы себе волосы отрастила, – брякнул он первое, что на ум пришло. Магдалина бы наверняка пнула бы его, но как раз в этот момент появился запыхавшийся и раскрасневшийся Химмель, пресекший попытку к драке. – Видимо, переговоры были тяжёлыми, – поторопился сказать Гидо хоть что-нибудь, стремясь сменить тему. – Это просто кошмар. Запихнули мою крошку в грузовой отсек. А туда ведь все кому не лень залезть могут, – сокрушался Химмель. Выглядел он при этом действительно расстроенным. – Ничего, будем по очереди дежурить, ничего с ней не случится, красоткой твоей, – сказал Гидо. – Твоя правда, – улыбнулся Химмель. – О, а вот, кажется, и посадка начинается. Сначала всякую знать распихают, а уж нас, чернь, напоследок затолкают всех в один отсек. Но немного ждать осталось. Ты, кстати, как, воздушных перелётов не боишься? – спросил вдруг он, обратившись к Гидо. Заданный вопрос поставил того в тупик. – Эм-м, – протянул он, чувствуя себя неуютно под тремя парами глаз. – Думаю, справлюсь, – выдавил он с кривой усмешкой. – В конце концов, двум смертям не бывать. – Весельчак ты, – усмехнулся Химмель, но тут же улыбнулся куда более весело. – Из тебя получился бы отличный пират! – Ну-ну, – флегматично изрёк Гидо, не зная, что ещё сказать. Наследник семьи из него вышел прямо-таки никудышный. Надежды родных не оправдывал, только и делал, что бунтовал и спорил, даже умереть толком не сумел. «Но должен из меня выйти толк хоть в качестве кого-нибудь», – подумал Гидо, подняв глаза к небу. В лицо дул лёгкий прохладный ветерок. Яркий свет ослеплял, проще было взглянуть в глаза Фрау – то же небо, даже более настоящее. «Совсем неплохо было бы стать кем-то достойным, чтобы добиться того, чтобы эти глаза смотрели с восхищением», – подумал вдруг Гидо, мечтательно улыбнувшись. Получить признание от самого неба… «А неплохая ведь цель, как считаешь?.. М-м, Зехель?»