Эйфория ненависти

Я никогда не любил закаты. Не любил искрящиеся карие глаза, в которых сиял некий отголосок безумства. Не любил чуть измятые бежевые плащи. Не испытывал любви даже к восхитительному аромату яблочных духов, что так чутко гармонировал с чисто мужским запахом: сигареты и лёгкий душок алкоголя, въевшийся в одежду намертво. Не любил огрубевшие пальцы, которые лёгким движением скидывали с меня рубашку, считая позвонки. Я не любил эти ловкие руки, так же сильно, как и мягкие губы, что целовали бесконечно долго и чувственно, оставляли влажный след на шее и ключицах, не спеша переходя к более нежным местам. А еще я никогда не любил это имя. Осаму. Я не любил раз за разом в слезах выкрикивать его, в надежде, что обладатель грубых рук и старого бежевого плаща вернется ко мне. Ненавидел звуки собственного плача. Ненавидел свои беспомощные всхлипы, которые делали меня еще более жалким. На надгробье ты такой же, как всегда, Дазай. Фальшивая улыбка, растянутая на все лицо. Чуть пожелтевшие от времени бинты, сжимающие тонкую шею в тисках. Наверняка, за этой грубоватой тканью скрывались неглубокие шрамы, что были клеймом, оставшимся от неудачных попыток суицида. Идиот. Нужно ценить свою жизнь. Даже когда тебе нечего терять и некого любить, есть те, кто будет скучать. Они есть, черт тебя дери! Ты просто эгоистичный кусок дерьма, Осаму. Я не поленюсь повторить это в сотый раз, а если понадобится и в тысячный. Абсолютно плевать, что ты не слышишь меня, что ты предпочел забытье и неведенье – мне плевать, я буду повторять это. Под бинтами ты скрывал отголоски своего прошлого и своих страданий. Но что ты прятал за жизнерадостным озорным взглядом и ухмылкой? Ты правда такой хороший актер, что с лёгкостью скрывал ото всех желание отдаться в лапы смерти? Не верю. Ты слишком эгоистичен… Нет, ты слишком глуп, чтобы быть хорошим актером. А что ты чувствовал, когда твоя мечта раз за разом ускользала от тебя? Когда смерть была так близко, но ты избегал её по самым разным причинам? Надеюсь, тебе было так же больно, как мне сейчас. Или нет? Не знаю, это загадка для меня. Ты – загадка для меня. Поэтому и не люблю. Ненавижу. Иногда мне кажется, что ты знал обо мне всё. На утро ты бегло целовал в макушку и вручал сигарету. Мне нравилось это. А особенно нравилось, когда мы вместе прикуривали, всовывая сигареты в один язычок пламени. Ты абсолютно точно знал, как угодить мне во всём, как в постели, так и в мелочах. Ты улыбался мне, потягиваясь, сладко мурчал прямо над ухом. В ответ я лишь брезгливо сопел, невзначай высказывая парочку новых недовольств. После секундной слабости просто грешно было в очередной раз не бросить в лицо такое дерзкое «Не люблю». Ах, блаженство. Признаю, меня доводила до эйфории любовь к собственной ненависти. Такое возможно? Помню, ты как-то сказал мне, что после встречи со своей «мечтой» на твоём надгробье напишут: «Дазай Осаму. Был объектом ненависти Чуи Накахары. Помним. Любим. Скорбим». Так почему же здесь написано лишь имя и год рождения? Почему ни слова обо мне? Ведь я ненавидел всей душой, я ненавидел так сильно, как многие никогда не любили, почему ты оставил в моём сердце лишь пустоту, даже не удостоив меня чести быть упомянутым на холодном камне?! Ты просто ублюдок, вот почему. Писал свои предсмертные пожелания столько раз, вносил множество поправок, и ни разу не упомянул меня… Говорят, что у рыжих нет души, но моя болит. И даже алкоголь не помогает залечить раны. Я отключаюсь с одного бокала, ну ты же знаешь… Сколько раз ты приносил меня домой и неспешно удалялся, подсовывая ключи под дверь. А то и вовсе оставался со мной, слушая бред пьяного человека. Что я говорил тебе тогда? Ещё одна загадка, которую ты унёс с собой. Я никогда не любил закаты. Не любил искрящиеся карие глаза, в которых сиял некий отголосок безумства. Не любил чуть измятые бежевые плащи. Себя я тоже не люблю. Не люблю за то, что смотря на скрывающееся за горизонтом солнце, я оплакиваю взгляд карих глаз, которые принадлежали обладателю бежевого измятого плаща.