Умри со мной

            Прошу тебя,              В жилах кипит кровь, а гнев расползается по венкам едким ядом. Он горит, он кричит и изнывает от боли, а из глотки его вырывается не крик — вой страшного зверя, отчаянный и невероятно злостный. Он не человек, уже нет: монстр, воплощение Тьмы, дитя порока и самого Дьявола. Посланник Божий? Тот, кого создали во спасение? То было лишь одиноким мифом, рассеянным, сломленным под яростью неудержимого животного, жаждущего лишь одного — правосудия. Но только по каким принципам он его строит, понять не мог никто.                    Умри со мной.              И наблюдающий за этим со стороны улыбается: довольный, радостный, трепещущий. Его план, его надежды. Теперь всё было в единых руках. Разум, сила, тело — он принадлежит только ему, он слушает только его, он подчиняется тому, кто сам должен подчиняться. На самом деле беспомощный, не знающий, что ему делать. Крылатый монстр поднимает голову, принюхивается, выгибается назад. И смотрит: пронзительно, устрашающе, безумно. И это лишь радует демона, и он протягивает руки, подзывает к себе. Его личная тварь преисподней, способная привести мир в порядок.                    Ты будешь мой,              В его рту не зубы — клыки дикого зверя, и он впивается ими в кожу призрачного мертвеца, разрывая её, задыхаясь в чёрном дыме, исходящем от демона. И тот хохочет, прижимает крылатого к себе сильнее, гладит его по волосам и, чувствуя страшную боль, радуется. И будто бы вновь ожил, и будто бы не умирал когда-то, вынужденный стать уже даже не вампиром — более ужасным существом, почти пылью, почти миражом. И только он, протягивая руку, всегда ему помогал, давал надежду, как ему когда-то казалось, пустые надежды. Но он знает — теперь они вместе. Навсегда. Сцепленные одной цепью, не принятые никем. Неудержимые разрушители.                    Ты будешь мой!              И они пожирают друг друга: тело, душу. Утопая в эйфории, медленно сходя с ума и не замечая хлюпающую под ногами кровь. Они тонут в кровавом море, задыхаются от запаха гнили и чувствуют безумие, подходящее тихим шагом из-за спины. И демону кажется, что он уже давно сошёл с ума: противник людей, он склонил голову перед одним из них и теперь, прижимая того к себе тонкими руками, откидывает голову назад, открывая шею для укусов, чувствуя, как кожу кусками отрывают от него, оставляя зияющие чёрные раны, быстро порастающие новым, почти что белым слоем.                    Умри как я,              Зная, что перед ним другое существо, он проговаривает его имя, цепляясь за последние надежды того, что Настоящий Он отзовётся. Но тот лишь рычит, скалится, сжимает кожу когтями и оставляет болезненные укусы-поцелуи. Чёрная кровь, капающая малыми каплями с кончиков длинных перьев, скатывается по бледным щекам демона, обжигая мертвеца холодом, ударяя в нос резким запахом, оставляющим горький привкус на языке. Но он не против; смотрит в чернеющие глаза некогда хозяина, проводит когтями по покрасневшим узорам на лице и любуется им: его улыбкой, его оскалом, его сумасшествием.                    И будь со мной.              И он кричит, завывает, выгибается, цепляясь в смуглую кожу когтями. И не страшится — знает, что теперь его точно никто не услышит. Кажется, будто в этом мире остались только они, и никто не сможет что-то изменить. Более некому. И эта мысль вызывает трепет в прогнившей и почерневшей душе клыкастого, широкую улыбку, столь несвойственную ему, что самому становится смешно и противно. Возможно, вскоре он пожалеет, и этот монстр поглотит его полностью, но сейчас… Пока он может протянуть руку, коснуться его горячей кожи, увидеть в глазах не присущей разрушителю гнев, а преданность, мольбу о помощи…                    Ты будешь мой!              — Ты будешь мой, — шепчет демон в самые губы черноглазого, расплываясь в довольном оскале настоящего хищника.