Оковы старой школы или что творится со Стилински.

Рыжеволосая бестия. Кажется, так думает Стилински, когда видит нарочно пролетающую мимо него Лидию в своём очередном, слишком коротком и не менее, чем откровенном наряде. Словно границы длинной одежды были отведены для всех, кроме неё. Будто бы не придумали ещё тех юбок, которые смогли бы прикрывать всё, что девушка так отчётливо норовила показать всем и каждому. Спрашивается: какого черта, Лидия? С каких пор тебе плевать на то, кто пялится на твои колени? Кто внимательно очерчивает нежно-бархатную кожу своими огромными глазищами так, что те скоро из орбит повылазят? Кто уже давным-давно мечтает прижать тебя к стене вплотную и перекрыть любой доступ к кислороду? С каких пор, Лидия? С каких пор, ты перестала замечать Стайлза? И это длиться вечность. Целую вечность липкая, золотистая смесь растекается лавой по изломленным частям сознания. И голова, словно кратер вулкана. Знать бы только, когда хлынет очередное извержение. А Стилински воюет. Борется с этой дикой, животной зависимостью, пока в глазах плещутся адские огоньки. Но попытки утереть нос всем, кто посмеет хоть пальцем прикоснуться к рыжеволосому ангелу, заканчиваются провалом уже на втором этапе. Потому что Лидия (глупая, несносная, одурманенная славой девчонка) слишком сильно сохнет по Уиттмору. Одного его взгляда в сторону Мартин, хватает, чтобы спровоцировать Джексона остаться после уроков и немного задержаться с ней в кабинете химии. И с какого хрена Стайлзу вздумалось тогда следить за ними? Его же потом всю неделю коробило от жуткой тошноты. Во рту мерзко горчило. Хотелось вместе с кровью выблевать из тела это язвительное чувство ревности, снующее за ним повсюду, будто маленькая собачонка. А Лидия всё игралась. Кидала необузданные взгляды в сторону глупых мальчишек. Вроде тех, что никогда не были достойны её внимания. Она бы и вовсе не снизошла и пальцем коснуться их. Только из-за того, что от постылой вони далеко не самых симпатичных ботанов ей пришлось бы часами отмывать своё стройное и упругое тело. И, о, ради Бога, почему в этот раз глаза-убийцы наставили свои пылающие огнём сети именно на него? Есть ведь ещё уйма иных вариантов. К примеру, Айзек. Или Лиам. Или тот новенький, располагающийся позади самого Стайзла. Стоит только подать сигнал, и те увяжутся за ней на четвереньках. Но нет. Чёртова кошка в который раз жаждет душераздирающего финала событий. Апогеем взбирается на самую вершину чужого сознания и внедряется в него по кусочкам. Опустошает разум, заселяясь в мыслях и слишком откровенных фантазиях. Заставляет тело нервно трепетать, коробиться в конвульсиях, сгибаясь на пополам, словно тростинка. И в какой-то момент всему этому приходит конец. По крайней мере, так думает Стайлз. Он стирает из памяти тот замурованный временем взгляд. Огненные волосы, легко вздымающиеся вверх при легкой ходьбе. Её фигуру пантеры. И даже само волшебное имя, раньше отдающее ожогом на губах, в памяти, порой, ложится иным свёртком. Как-то по ошибке, по гнетущей нелепости обстоятельств, даже не замечая того, Стилински просто окликивает девушку. Но каким-то иным именем. Отстранённым, что ли. Не её. И вообще - ничьим. Бежит за ней, а затем резко останавливается, когда слышит имя в ответ. И в голове мысли кругом. То ли вселенная перевернулась, то ли у него всё верх тормашками поплыло. И внутренний Стайлз просто прыгает до потолка от радости. Даже о стены не бьётся. Не кричит и не ревёт навзрыд, как девчонка. Просто радуется, что её слова не производят на него никакого взрывоопасного впечатления. И струйками крови не стремятся к мозгу. Он ведь жив, да? Или уже мёртв? Да, судя по всему - мёрт. Только поэтому ему может быть так легко на душе. Только поэтому чувство любви не хочет больше поглощать его. Перемалывать кости, а затем вновь возвращать их в прежнее состояние. Видимо, и Оно поняло - с него хватит. Но отчего-то внутри не спокойно. Может, это затуманенный взгляд Лидии подаёт сигналы в область той части души Стилински, что всё ещё требует правосудия? Хотя, какое же это правосудие?! Его годами втаптывали в грязь. Зарывали в неё по самое горло. А он даже глотать удосуживался. - Нет, Лидия, нет. И парень делает несколько шагов назад. Просовывает одну ногу в пустоту, а затем и вторую, а затем и тело всё намеревается туда опрокинуть, но спасительница хватает его за руку и резко тянет на себя. Ну какого блять?... Нахрена ты делаешь это, Лидия? Нахрена, скажи? - Стайлз, я... Сука. Просто. Заткнись. Его мурашками пробирает. Задушить хочется это прекрасное сознание... Вцепиться в глотку пальцами и на мелкие кусочки разорвать. Чтобы чувствовала, как хреново было все эти долгие годы. - Мне жаль. Прости меня. И как по инерции руки тянутся соприкоснуться с чертовым Дьяволом в юбке, обличившим себя в маленького, милого ангелочка. Да никто уже не поведётся на это, Мартин! Никто. Никто кроме Стайлза. Заметная разница в росте даёт, наконец, знать о себе. Лидия приподнимается на носочках и невесомо тянется к губам Стилински. Дотрагивается нежно, будто пробуя на вкус. И удивительно, как строг и прямолинеен Стайлз сейчас. Но это пробивная стена. Её и сломить и раздробить можно. Лидия ведь и вправду ангел. Её запах только об этом и снуёт, пусть походка своей уверенностью и замахивается на повадки демона. Но если бы его однажды спросили, что дороже: десятилетняя дружба со Скоттом Макколом или губы Лилии Мартин со вкусом клубничного йогурта, он бы без колебаний ответил, что второе. Во всяком случае, ему так казалось. Потому что утопать в ком-то так желанно и так сладко ему ещё никогда не приходилось ранее. Так они и остались стоять, скованные в объятиях друг друга, будто две живописные статуи. Конечно, на следующий день никто не будет знать об этом, и даже сама Лидия попытается исчерпать из памяти эту, забавного рода ситуацию, а затем, после окончания уроков, вместо привычного подмигивания своему, уже бывшему Джексону Уиттмору, смело утянет Стайлза за руку и уведёт в один из тех кабинетов, из которого однажды умело выманила ключи до сих пор не вернув их преподавателю. Но ведь Мартин не дурочка. Пусть и пользуется этим очень умело. Соврать и не покраснеть — для неё пуще простого. А вот Стайлзу... Стайлзу ещё многому придётся у неё поучиться...