Nobody knows

*** — Может в студию вернешься? Тебя там ждут, — Кё разулся, неуклюже опираясь на стену и прошел вглубь квартиры. — Я гитару дня четыре в руках не держал, какого черта мне там делать? Вокалист промолчал, аргументы закончились, да и не было их вовсе. Он не собирался уговаривать просить умолять взывать к голосу трезвого разума, который у гитариста в последние дни раздольно плавал в исключительно алкогольном угаре. Он вообще не совсем понимал, зачем снова сюда пришел и не хотел размышлять над мотивами своего почти всегда странного поведения. Кё протопал в просторную гостиную, где по-прежнему господствовал откровенный срач: валяющиеся бутылки, смятая одежда, раскиданные в тотальном хаосе вещи недоеденные недопитые засохшие и посланные куда подальше. Нога наткнулась на пустую коробку пиццы. Брезгливо поморщившись, Кё запнул ее под диван на котором, небрежно растекаясь, лежал Каору, неторопливо потягивая n-ную по счету бутылку пива. Длинные далеко не первой свежести волосы спутались и липли к бледному лицу, закрывая глаза похожие на черные провалы теней как у смертельно больного. Но гитаристу, похоже, было абсолютно плевать на вокруг происходящее. Впрочем, немного зудело от присутствия Ниимуры, но пиво быстро расслабляло, делая голову пустой и тяжелой, апатию насыщенней. Еще пара глотков и бутылка никчемно прокатилась по полу. — Дышать нечем, — тихо буркнул Кё, пробираясь к окну, не выпуская из руки белый магазинный пакетик, распахнул створку. В комнату ворвался дождливый весенний воздух, заметно разгоняя душный перегар, оживляя, превращая бумажный мусор в перекати-поле. Вот теперь гораздо лучше. — Холодно, блять! — недовольно огрызнулся Ниикура вжимаясь, вяло кутаясь в обивку дивана. Проигнорировав пьяное негодование, Тоору уверенно перебрался к холодильнику, открыл, принявшись выкладывать из пакета немногочисленные продукты. Кожаная куртка терлась, сковывая движения, он снял ее, аккуратно пристроив на спинку стула, и продолжил подобие уборки. Сгреб мусор и бутылки, что удалось найти, не особо стараясь, впихнул всё в большой черный мешок, задумчиво сдвинув брови, покосился на гору грязной посуды, составил ее в раковину, оформив творческой пирамидкой, и остался вполне доволен своей работой. Мусорный пакет был запнут в угол до лучших времен. — А ты какого хера тут хозяйничаешь, м? Я тебя не звал, — заплетающимся языком строго выдал Каору, наблюдал за его действиями. Пьяно усмехнулся сам себе, мутным повторяющимся движением руки пытаясь смахнуть надоевшие волосы. — Или после сотрясения в твоей черепушке что-то переклинило? А может, ты просто соскучился по мне, а? — А может тебе в душ сходить? Дерьмово выглядишь, — спокойно отозвался Кё, вставая рядом с диваном и ожидающе скрещивая руки на груди. — Без тебя знаю, — Ниикура растянулся в максимально похабной улыбке, которая только была в его скудном арсенале, в упор глядя в слегка озадаченные застывшие глаза Кё. — А ты и, правда, соскучился, м? Ничего не ответив и стараясь не раздумывать, Тоору дернул его за развратно расставленную ногу рывком на себя, отчего гитарист нелепо скатился на пол, глухо выругавшись. — Для тебя только радикальные меры, сам понимаешь, — тихо пояснил Кё, опускаясь на корточки рядом. Все та же потревоженная нога видимо сильно обиженная, резко выпрямилась, намериваясь его пнуть, но промахнулась. Из Тоору вырвалась краткая, веселая усмешка, наконец-то оживляя его лицо, наблюдать за жалкими попытками пьяного Ниикуры было как минимум забавно, ибо случалось такое крайне редко, а если совсем по-честному, за последнее время — впервые. Каору с трудом сел потирая ушибленный затылок, мотая взлохмаченной башкой, и тщетно пытался что-то сказать. — В ванную, — Кё беспрекословно взял его под локоть, заставляя подняться и придерживая за исхудавший бок, поволок в коридор. И откуда в этом мелком засранце столько сил..? Он ведь субтильный сколиозник, не считая перекаченного пресса… Смутно размышлял Ниикура даже не пытаясь сформировать что-то четкое. — Ты садист, мать твою… Какого тебе от меня надо..? — Риторический вопрос. Кё усадил на удивление легкое, будто высохшее изнутри, тело гитариста на край ванны, поджал нижнюю губу, не зная, что делать дальше решил включить воду. — Разденешь? — Ниикура снова усмехнулся, вся эта ситуация начала его крайне забавлять. С явной провокацией в замутненных пивом потемневших глазах вызывающе откинул голову назад, тряхнув взлохмаченными кудрями, выгнул шею, обостряя кадык, и чуть не навернулся, но был вовремя пойман за шиворот. Молча, продолжая сохранять раздражающе равнодушное спокойствие, Тоору стянул с него замызганную белую футболку, чем-то перепачканную, чем лучше не думать. Откинул куда-то на пол к стене и сам сел туда же, скрещивая беспокойные ноги в тугих черных джинсах. — Дальше, я думаю, сам справишься. Ниикура неопределенно хмыкнул, скорее недовольно, чем злобно, неохотно стащил штаны, запутавшиеся в щиколотках, и с трудом забрался в чертову ванну. Поморщился от прохладной воды, мысленно проклиная известно кого, невнятно поматерился и затих, гордо решив объявить словесный бойкот. Кё же принципиально не смотрел в его сторону, близоруко уткнувшись в недавно приобретенный мобильник, нерешительно тыкал что-то по экрану, будто пытаясь разобраться в новом чуде современного прогресса. Сосредоточив всё свое сомнительное, вечно уплывающее неизвестно куда внимание, на скучном куске стекла и пластика, он старался не отвлекаться на тихие вялые всплески воды, запах шампуня и тяготившее молчание. А щекотавшие воображение мысли о том, что он, кажется, еще ни разу не видел гитариста полностью голым, старательно гнал прочь. Неловкость и смущение почему-то отсутствовали полностью. Они ведь столько лет знакомы и вроде как лучшие друзья или были ими или… В общем, раздумывать над перипетиями их непростых отношений, Кё совсем не хотелось. Лучше разобраться за каким хреном тут эта кнопка, какой-то набор абсолютно ненужных приложений и понять, наконец, что происходит с лидером. Неужели он и, правда, решился бы убить себя? Вот так обыденно и хладнокровно проглотить гору таблеток, перерезать горло или ему просто стало скучно. Привлечение внимания? Одиночество? Когда-то с Кё тоже творилось подобное; поиски себя, дерьмовые периоды внутренней модификации, срывы, творческая безысходность. Он как никто мог бы его понять — группа больше не плодоносит, как раньше, неустроенная личная жизнь, возраст, в конце концов, и здоровье уже не то, но… Но почему стало так тихо? Вскинув голову, Тоору тут же опрометчиво ринулся в сторону беззвучно уходящего под воду Каору, неуклюже схватил татуированное плечо, вытягивая обратно. — Твою мать, значит правда… — сбивчиво вырвалось, на что Ниикура лишь криво усмехнулся, сплевывая остатки воды, заметив в расширенных черных глазах Кё искренний испуг. — Может, хватит меня тут мариновать? Вытаскивай. Вокалист быстро сдернул с поручня большое полотенце, протянул ему, помогая выбраться. Взгляд Кё невольно скользнул по обнаженному влажному телу, вполне себе подтянутому и даже красивому для сорокалетнего. От осознания собственных мыслей странно бросило в жар, выпуская шумный выдох. Пошатываясь, Каору одной рукой уперся в его плечо, другой не особо стараясь прикрыть себя полотенцем. Забытый откинутый мобильный завибрировал неожиданно громко, отчего Кё вздрогнул, непроизвольно обернувшись и потерял бдительность. Поскользнувшись и потеряв, без того шаткое равновесие, Ниикура повалился на него, неосторожно опрокидывая на плитку пола. Несколько секунд они лежали молча, телефон продолжал звонить, но вскоре заткнулся, и Каору прорвало тихим хриплым смехом. Кё недовольно поморщился, оценивая боль в ушибленном локте, тяжесть подрагивающего тела, которым его придавило, безбожно промокающую одежду и слишком откровенную близость невменяемого гитариста. Но если ноющий локоть еще можно было стерпеть, то с остальным хотелось что-нибудь сделать. — Ты тяжелый, — только и смог буркнуть Тоору, не зная как еще выйти из этой нелепой ситуации. Длинные мокрые волосы, с которых стекали холодные капли на его лицо, начинали раздражать. Прекратив пьяный смех и оставив в уголках губ небрежную мальчишескую улыбку, Каору медленно перекатился на спину, увлекая его за собой, продолжая ненавязчиво придерживать руками. — Так лучше? — Нам ведь уже не по 25 и даже не 30, — однобоко усмехнулся Кё, вынужденный смотреть прямо в чуть сощуренные потемневшие глаза, перетекающие странным азартом. Изучать, будто заново и даже любоваться заострившимися чертами болезненно бледного лица, завитками прилипших волос, влажной кожей. Пожалуй, таким Кё его еще никогда не видел, всё слишком приелось за столько лет. От горячих ладоней на спине стало совсем не по себе, необъяснимая, томительная дрожь взбудоражила мышцы. Встать бы и уйти, но что-то не позволяло. Не так просто. Голова мутно закружилась, сотрясение снова напомнило о себе, а может дело совсем не в нем..? Интересно, если бы он тогда не позвонил, то сейчас под ним бы лежала пустота, а не пульсирующий жаром, обнаженный живот? Нет, Ниикура не смог бы, слишком принципиальный для таких глупостей. А что если да? Черт… И что теперь делать? Пристегнуть поводок? Он ведь еще нужен группе. Без него… И вообще… Затянувшийся мыслительный процесс прервали внезапные обжигающие пальцы, пробравшиеся под его рубашку. — Большая же у тебя ванная, — не к месту выдал Тоору, нервно облизывая пересохшие губы, чуть сменил затекшую позу, неловко упираясь коленом между ног гитариста. — В два раз больше моей. Ниикура хмыкнул, наблюдая за волной легкой растерянности пополам с тщетно скрываемым смущением, накатившимся на лицо Кё. Вокалист отвел глаза, напрягся, будто решаясь на что-то. Атласно гладкая от татуировок, кожа поясницы невольно отзывалась жаром на смелые прикосновения огрубевших пальцев. Непривычные ощущения охватывали ненормальным удовольствием, и одурманенному сознанию Каору упрямо хотелось зайти дальше, сломать границы. В конце концов, он старый запойный алкоголик с суицидальными наклонностями, сейчас ему можно всё. Что-то внутри отчаянно требовало узнать, как это не ограничиваться с Кё только сухими разговорами о работе. — Весьма интересно. Но лучше тебе и дальше помалкивать, — Каору переместил ладонь, обхватывая высветленный короткостриженный затылок вокалиста, требовательно потянул к себе и прошептал: — Молчаливым ты мне нравишься больше. Кё не сопротивлялся, полностью вовлекаясь в неторопливый поцелуй. Довольный таким поведением, Ниикура охотно продолжил, глубже вторгаясь ненасытным языком. В полной мере ощущая, как это целовать Кё. Его мягкие горячие губы, на которые раньше можно было только смотреть, вечно пошло распахнутые, притягательные и отталкивающие — эпицентр противоречий, как и он сам. Черт тебя дери… От мыслей Каору заводило не хуже, чем от крышесносных ощущений, дыхание сбилось, и внезапное возбуждение сладко скрутило низ живота. Он крепче обхватил узкую взмокшую поясницу, ненасытно поглаживая, сжимая, другой ладонью блуждал по жестким волосам, задевая нежный хрящик обнаженного уха. Кё отвечал без особой эмоциональности, не перехватывая инициативу, едва касался холодным пальцами его щек, от чего пропускал электрические разряды в позвоночник. Впрочем, целовался он более чем хорошо, умело, со вкусом. Но почувствовав, как рука Каору несдержанно сорвалась к его бедру, кратко, с голодной силой сжимая задницу, затем к пряжке ремня, намериваясь расстегнуть, плавно отстранился, поджимая мокрые от слюны, пульсирующие губы. Сбивчиво прошептал: — Тебе настолько плохо? Ниикура недовольно приоткрыл глаза, переводя тяжелое дыхание. — Допустим, что так. И тебя это волновать не должно. Но почему-то волнует. Кё промолчал, отвернув голову. Локти ныли от неудобной позы, а еще ощутимое возбуждение гитариста откровенно упиралось в него, мешая сосредоточиться и по-хорошему свалить как можно скорее. На что он и решился, медленно поднимаясь, вцепился в раковину, подбирая мобильник, ушибленный мозг снова закрутил тошнотворные карусели. — Я хочу тебя, для меня это нормально, — тихо отозвался Каору, устало накрывая ладонью глаза, боль от перепоя уже начинала сдавливать виски осознанием произошедшего. — Но не нормально для тебя, верно? Не приходи больше. Тебе здесь нечего делать. — В общем, я… — Тоору по-прежнему старался не рассматривать его обнаженное тело, уставившись в треснутый экран телефона. Вспомнил о пропущенном звонке, уже зная от кого он. — Возвращайся в студию. И приведи себя в порядок, скоро тур. Как только входная дверь тихо захлопнулась, Каору с трудом переполз к стене, обреченно приваливаясь спиной к холодному кафелю. Сгреб со стиральной машинки полупустую пачку сигарет, закурил. Губы все еще горели, вспоминая вкус, текстуру, терпкость языка. От этого скрутило еще больше. Глубоко затянувшись и откинув голову, он сжал в кулаке болезненно твердый, липкий от смазки член, начиная нетерпеливые движения.