My Secret Friend

В серой пыльной лаборатории судорожно дёргалось прикованное тело. Руки и ноги были тесно связаны кожаными ремнями, шея крепко и недвижимо зажата в цепи. Глаза дикие, чуть ли не навыкате, метались из одного тёмного угла в другой, где тускло поблёскивали белесые светильники. По стенам размазаны нечистоты, местами ему казалось, что где-то видел и засохшую кровь. Деревянная дверь глухо скрипнула, отчего пленник заметался на месте. Стук запирающегося замка только испугал его. Чёрная фигура приближалась всё ближе, и вот, в монохромном свете огоньков проступило бледное, словно маска, лицо, исполосованное шрамами, растянутое в гадкой улыбке. Шаркнув, Гробовщик подошел поближе к пристёгнутому Друитту, разминая руки и хрустя костяшками пальцев. Виконт был мертвецки бледен, а появление могильщика не предвещало ничего хорошего. В пугающем полусвете были видны только отблескивающие лунным светом зубы хозяина лавки, щёлкающие: «Цып-цып-цып, мой цыплёночек!». Виконту стало очень не по себе. Он смутно начал припоминать, как поздно возвращался с одного шикарного и помпезного бала к себе домой, вызвав наёмный транспорт. Он спокойно ехал через лес, как кэб внезапно остановился. Решив собственной персоной явиться кучеру и накричать на нерадивого водителя, виконт вышел из кэба и подошёл прямо к нему. На вопрос, с чего вдруг извозчик остановился, кучер внезапно накинул на него плащ – и пустота. - Добрый вечер, мой дорогой гость, - проскрежетал Гробовщик, скрипя ногтями по железу, - как мне приятно видеть вас, такого неотразимого и красивого, лежащим на моём мягком ложе. - Ублюдок, чего тебе от меня надо? – заорал Друитт.- Зачем ты меня выкрал? Денег хочешь? - Будь потише, мёртвые не любят громкого гласа, - и жнец поводил пальцем перед забитыми гробами. - Выпусти меня сейчас же, кретин, - прошипел виконт, - тебе это так с рук не сойдёт. - Вот как наш соловей запел, так значит? – издевательски прохихикал могильщик. – А какие ты нежные слова дарил красавицам на званых вечерах, я слышал... А я тоже хочу такой ласки от тебя, - он плавно провёл костлявой рукой по пышным волосам виконта. - Ну, сука, ты сейчас ответишь, - злобно просвистел сквозь зубы виконт и, раскрыв широко рот, закричал, - помогите! - Бесполезно! – равнодушно пожал плечами Гробовщик. – Рядом только кладбище, сам квартал маложилой... Вряд ли тебя услышат. Я специально поселился в таком тихом и уютном местечке, где живут прибыльные старикашки... Так жду их сладкие трупы, - болезненно потянулся жнец. - Чокнутый урод... - Эй-эй, а ну без оскорблений. Ты, конечно, бесподобен, но и я не так отвратителен, как ты думаешь. Рот я тебе закрою, больно разговорился. - Ах ты па... Реплика виконта была заткнута грязной половой тряпкой, - Дай-ка я рассмотрю тебя поближе... – нагнулся к нему Гробовщик. - Ба, так на тебе чёрный костюмчик, и даже белые туфли по моде. Ну, тебе и по моде, и по случаю, хе-ге-ге. Над головой у злосчастного пациента стоял ржавый хирургический стол, заставленный самыми мыслимыми и немыслимыми инструментами. Раздавался скрежет и лязг, отчего Друитт задрожал ещё больше. Лампа со слабо горящей свечой покачивалась над головой пациента, а тем временем Гробовщик, выбрав какие-то иглы, обошёл стол с другой стороны и придвинулся к шкафу с пробирками. Бормоча какие-то непонятные слова, он внимательно смотрел на полку и выискивал нечто. Обернувшись, он взглянул на него и усмехнулся: - Это я на латинском лепечу, к твоему сведению. Привыкай к мёртвому языку, мой мальчик, - и тут же залился неистовым хохотом, от которого пленника мурашки прошли по коже. И наконец Гробовщик, среди запылённых банок, вокруг которых вязко жужжали мясные мухи, извлёк одну крышечку, запачканной какой-то коричнево-серой дрянью. Достав пачку, он присел на железный стул и стал бережно наносить эту гадость на острые кончики игл. Поправив заплатанную шляпу, он придвинулся на стульчике к виконту и, жутко клацнув зубами, зашипел: - Сейчас мы тебе сделаем очень красивый маникюр, - расстёгивая ремень, сжимающий ладонь, произнёс он, - ни один салон в Лондоне тебе не сделает такого, поверь мне. Лоб пленника покрылся испариной. Что у этого сумасшедшего на уме? - Хотя надо не забывать о том, что ты у нас кисейная барышня, - задумался Гробовщик, - поэтому... Развернувшись к тумбочке, он потянулся за бутылью, от которой сильно несло спиртным. - Пей, - разжав рот и изъяв тряпку, Гробовщик подсунул горлышко бутылки в рот Друитту. Тому ничего не оставалось делать, как глотать противный, с привкусом бражки галимый виски. Скривив лицо, он причмокивал губами и чуть не подавился; тогда Гробовщик, ни слова не говоря, ударил с размаху по его щеке и снова заткнул рот тряпкой. - А теперь... Он взялся за иглы, смазанные гноем. - Тсык. Гробовщик зажал пальцы виконта в своей руке и стал медленно и методично вводить иглы ему под ногти. Дикая боль пронзила всё тело несчастного, и он стал выгибаться и метаться из одной стороны в другую. Кровь стекала по его пальцам, а грязь пекла на ранах. А Гробовщик всё втыкал и втыкал иглы, со знанием дела и прочими тонкостями. Тошнота подкатывала к горлу Друитта, а штаны уже намокли, и вдобавок в воздухе завоняло говном. - Ох, наш цыплёночек обделался? Быстро... – издевательски просюсюкал маньяк. – Ничего, красавчик, свое дерьмо ты потом сам сожрёшь, и я далеко не в переносном смысле это тебе говорю. Вздувшиеся жилы на посиневшей шее виконта, казалось, вот-вот лопнут, вырывающийся крик изо рта туго сжимает тряпка. Из-под ногтей по иглам сочилась красная кровь вперемешку с желтоватым гноем. Закончив дьявольскую пытку, Гробовщик зашвырнул пустую пачку в бочонок и стал пристально присматриваться к корчащемуся виконту. - Но на сегодня этого недостаточно, - спокойно-равнодушно протянул сумасшедший, - надо тебя ещё украсить получше. А потом, пожалуй, бальзамировать. Или нет... - постучал по подбородку. – Ты будешь чересчур явной уликой. Жаль, но тебя придётся в конце концов кремировать. Виконт смотрел на него слезящимися и полными ненависти глазами. Ублюдок чёртов, вонючая гнида! Какая боль, сука, мать твою! Чтобы тебя на вертел посадили и прожарили! Наверное, каждый день трахается со своими зловонными трупами, падаль дрянная. Сам полутруп. Ах, сука, как же пальцы!.. Огнём жгут и чешутся, уже хочется их взять и отрезать! Ему бы, уродцу поганому, чумы повкалывать. Чёрт... чёрт! Блядь! Что же эта падла снова задумала?! Из-за спины он откуда-то извлёк большой толстый нож, осторожно провёл по нему пальцем. Глаза виконта расширились. В следующее мгновение нож со свистом обрушился на разжатую руку несчастного. В последующие секунды градом неслись удары один за другим по ладони Друитта, вызывая громкие немые крики, зажатые тряпкой. Гробовщик с неизменной сумасшедшей улыбкой бил с такой силой, что был слышен хруст костей под тёплым мясом. Куски плоти начали разлетаться по полу, а часть кровати была порвана – настолько фанатично могильщик управлял ножом. Нож продолжал рассекать обнажённое окровавленное мясо разорванной руки виконта, которое трепалось, отделённое от кости, как ярко-багровая тряпка. Несчастный мычал от чудовищной боли. Было ощущение, будто неистовый зверь терзал и рвал кровоточащую плоть, обгладывая голую кость. Муки от невыносимой боли были так сильны, что виконт невольно кусал себе язык и губы под тряпкой, отчего та налилась алым. Но это было только начало. Покромсав ладонь с пальцами, Гробовщик выпятил неестественно тонкие губы: - А вот сейчас мы сделаем почистим тебе всю твою холёную ручку, виконтик. Будет выглядеть не хуже блестяще гладкой слоновой кости, и она вскоре пойдёт мне в коллекцию! – безумно захохотав, он продолжил свою извращённую пытку. Неистово взмахивая ножом, он двинулся далее, по кости до самого плеча. Лицо виконта было искажено в дикой судороге, глаза торчали, словно готовые выпрыгнуть и убежать из этого кошмара, но это было невозможно. С яростью фанатика сумасшедший рубил и тесал лезвием; Друитта резко стошнило, и ещё, да так, что он чуть не подавился. Свободной рукой Гробовщик ударил ему по лицу с такой силой, что слетела тряпка вместе с желчным месивом. Обляпанные губы жертвы издавали истошный, нечеловеческий вопль, от которого тряслись ходуном окна, а безумный хозяин жестокой рукой мясника беспощадно и машинально уже рубил кисть. Жнец с восхищением наблюдал это зрелище. Он вспоминал, как в Аду, где он неоднократно бывал, убивая демонов, к нему тянулись лапы обворожительных демониц. Это были блудницы, известные всему миру; их обожжённые чёрные уста манили его, руки, сплетённые из ветвящихся обрубков мышц, пытались поймать Легендарного в свои объятия. Обнажённые груди, с которых содрана кожа, кровоточащие половые губы и ягодицы, источающие слизь, - всё это странно, но постепенно стало возбуждать Гробовщика, недвусмысленно связанного с дьявольским миром. Сражаясь со тьмой, он не замечал, как она, словно чума, начинала изнутри пожирать его. И с этим он ничего не мог поделать. Его глазу стали милы пытки, истязания, боль и расчленённые тела... Из распластанных вен Друитта бурно хлестала кровь, заливая одежду и пол. Скривившись, Гробовщик пробормотал: - Нет-нет, милок, ты так быстро не сдохнешь, я этого не позволю... И, размахнувшись изо всей силы, вбил нож в стол рядом с ухом жертвы. - Я всему знаю меру. Запомни, если бы я сейчас переборщил и начал стругать вторую ручку, то ты бы умер от остановки сердца или болевого шока, а так я сейчас чуток похимичу и ты поспишь. Он развернулся, только полы халата мелькнули. В избитом сознании виконта жила лишь боль, одна бесконечная боль. И ненависть. Хотелось самому взять вот так и разорвать в такие же кровавые клочья этого дикого урода! Его тело настолько ослабло, что он, связанный по рукам и ногам, просто не могу шевельнуться. Дёргалось в нервной лихорадке всё тело, словно начинённое миниатюрной взрывчаткой. А кровь продолжала сочится из уродливых зияющих ран. Немного погодя Гробовщик явился вновь. Виконт напрягся, начал извиваться всем телом, но это было бесполезно, и он поник. Его мысли смутно навеивали ему, что это – далеко не самое худшее, что ещё ему уготовил этот ненормальный. Присмотревшись залитыми туманом глазами, Друитт заметил в немытых руках маньяка что-то тонкое и острое. Опять иглы? Выдохнув, Гробовщик прижал одну из них двумя пальцами, и из неё потекла какая-то жидкость. - Морфий, дружок. Ты ведь прекрасно знаешь его эффект, не правда ли? – хихикнул Гробовщик. – Только ты не успеешь получить удовольствие, тут ровно такая доза, чтобы ты выключился. С этими словами он воткнул шприц в свободную руку узника, и спустя мгновение, налитый тяжёлым сном, он заснул. Гробовщик умилённо посмотрел на окровавленное тело. Какой же он всё-таки хороший. Кожа такая белая, нежная, м-м-м, так бы и съел на обед, заправив соусом. Может, стоит её содрать? Хотя так он не продержится и часа, а мне хочется позабавиться с моей новой куколкой подольше. Какое приятное времяпровождение его ожидает завтра, просто обзавидуешься! Только бы успеть к утру зашить эту рану, и так, чтобы осталась торчащая кость. Заодно и поэкспериментируем – проверим, может ли так зажить кожа. Сознание Друитта возникла яркая белая вспышка – и обжигающая боль между ног. Подкативший к горлу крик превратился в верещание и писк сквозь тряпку. Слепящие разноцветные вспышки сверкали в глазах, и сквозь радужный болезненный туман он увидел Гробовщика. Тот со скуки бил кулаком ему между ног, облокотившись о край стола. - Просыпайся скорее, дружок, нас ещё ждут дела. Приоткрыв глаза, увешанные мешками от усталости и бессилия, Друитт с ненавистью бросил взгляд на Гробовщика. Тот, помакивая чёрствый хлеб в похлёбку, посасывал какой-то бульон. Завидев взгляд виконта, могильщик помахал кусочком хлеба и добавил: - Знаешь, весьма вкусный супчик получился из твоего мяска. Просто объеденье! Если хочешь, сам попробуй, не пожалеешь, - он протянул миску к его рту. Друитт мгновенно посмотрел на свою истерзанную ноющую руку и чуть не упал в обморок на месте. На её месте красовались ужасные оголённые кости, а основание, у плеча, было плотно перебинтовано повязками. От беззвучного сдержанного вопля у Друитта чуть не лопнули ушные перепонки. - Нечего ныть, не хочешь жрать, сука, так заткнись! – рявкнул на него Гробовщик. Немного успокоившись, он монотонно продолжил: - И еду всегда надо заедать хлебом! Хлеб – всему голова. Так говорил мой знакомый, палач, когда прикладывал батон к обезглавленной тушке казнённого. Страдальца тошнило от увиденного, покалывание снова вернулось в тело. - Теперь опробуем метод кнута и пряника, не возражаешь? – погладил по голове Друитта жнец. Яички болезненно подёргивались, а язык сладко и щекотливо скользил по матовой коже виконта. От страха, остатков боли и других, необъяснимых ощущений тело покрылось мелкими пупырышками. Гробовщик продолжал двигаться всё выше, минуя пупок, по выпирающим рёбрам, ключице, затем стал медленно очерчивать соски. Мучитель его, насладившись томлением, прикусил сосок и поцеловал в шею. На какое-то мгновение Друитт почувствовал облегчение и даже удовольствие, когда Гробовщик продолжил лизать его шею чуть ниже ушка. - Не думай, что я столь неопытен в предварительных ласках. У меня вон сколько времени было потренироваться, - он окинул глазами заколоченные гробы, и виконта чуть вновь не стошнило от того, что этим языком Гробовщик облизывал и, может даже, сосался со сгнившими трупами, - вот так. Как говорится, ни одна женщина не может отказать могильщику! – и тут же поправил, - мёртвая женщина. Мучитель придвинулся вновь к груди и стал покусывать соски. Это немного подстегнуло утихшую муку несчастного, и он начал протяжно ныть. Зарычав, Гробовщик прокусил его сосок до крови, вызвав острейшую волну боли в теле виконта. И тогда он снова дернул зубами, и узник почувствовал, как на его груди лопнула кожа и потекла горячая кровь. Крик Друитта переходил от пронзительного фальцета до звериного воя, он орал и напрягал все мышцы своего тела в хлёсткой агонии. Он выгибался, мотал головой из стороны в сторону, вдобавок подтягивая свою едва зажившее искалеченное плечо, и желваки от бессильной ярости и беспамятной муки вздувались на уже бурой шее. Его спина хлюпала в крови, омерзительно прилипая к грязному операционному столу. Гробовщику нравилось вся эта изощрённая пытка, он зачарованно упивался ею, как истинным произведением искусства. Пожевав оторванный сосок, он выплюнул его в стальную миску, заляпав посуду кровью. - Ещё вечером с тобой позабавимся, цыплёнок. Мне нельзя долго отходить от лавки, полежи тут смирно и не пытайся даже пискнуть. Всё равно никто не услышит. Но сразу Гробовщик не удалился. Со стены он снял почерневшую от времени и плесени тряпку, достал из-под шкафа большую алюминиевую миску и раствор с полки снял. Накапав немного в посудину, он смочил в ней тряпку и положил на кровоточащую грудь узника, а затем развернулся на каблуках и подался прочь из комнаты. Ноздри жертвы бешено вздымались и опускались, бессознательный рассудок терял нить здравого смысла. Все мысли виконта были заняты лишь одним: как сбежать, выбраться из этой тошнотворной камеры пыток! Тут было окно, занавешенное желтоватыми шторами, за которым открывался весьма мрачный вид на обширное кладбище. Через дверь нельзя, он слишком ослаб, чтобы бороться хоть и с хрупким, но жестоким и упорным могильщиком. Один выход – выбить окно и побежать с криками, пока день, чтобы его смогли услышать местные жители и помочь. Тем более, у него большое влияние в городе, к нему не могут не прислушаться, а этого чокнутого вздёрнут за виселицу – и всех делов. Хотя и виконту ох как хотелось поизмываться над этим уродом самому, устроить своеобразное правосудие, а потом продать уродца на органы лекарям. Глаза Друитта заметались по комнате. Для начала нужно успокоиться, вздохнуть поглубже… Господи, помоги мне. Клянусь тебе, Боже, завяжу с этим проклятым делом, пусть работорговлей занимаются другие. Итак, что здесь можно сделать? Ножом перерезать верёвки, но я и шевельнуться не могу, всё привязано к столу. Хотя нет, стоп, одну руку я смогу вытащить, он в спешке слабо затянул узел. Ну держись, падаль, как я вырвусь на волю и сделаю из тебя фарш. Он попытался высвободить единственную руку, но не тут то было. Ремень с силой впился ему в кожу, и чтобы сделать хоть малейшее движение, придётся её сильно поранить. Другого выхода не было, и у виконта мелькнула дикая, но резонная мысль, что кровь всё-таки сможет чуток смазать кожу и проскользнуть будет намного проще. И Друитт, сжав зубы, стал тереть рукой. Это оказалось непростым делом. Он долго лежал и, сдирая кожу, поворачивал запястье в разные стороны, и временами останавливался, чтобы привыкнуть к жжению и отдышаться. Пальцы, проткнутые иглами, распухли и покраснели, они горели жгучим огнём. Слабый мраморный свет проникал в помещения, обнажая следы вчерашнего кошмара: засохшую лужицу крови, остатки блевотины и разбросанные по полу иглы. На деревянных стенах висели всяческие орудия и инструменты пытки: висели плётки, ошейники, подобные собачьим, с шипами, ввёрнутыми внутрь, разобранная дыба, гаррота, в углу лежал пирамидальный кол с красноватой верхушкой. Судя по их виду, Гробовщик использовал их неоднократно, так что стоит только задуматься, скольких маньяк уже замучил до него. Виконт судорожно сглотнул и продолжил свою попытку. День проходил, стало темнеть. К тому времени, когда оставалось чуть-чуть, чтобы вытянуть руку, в комнату вернулся Гробовщик, и узник быстро прекратил шевелиться. - Ты здесь без меня не скучал, а? – воскликнул он, запирая дверь. – Знаешь, а я до сих пор не придумал, чем сегодня порадовать нас. Скукотища жуткая! За плечами у него висел мешок, в котором, видимо, тарахтели кости. - Может, срезать тебе губки и пожарить? Получится даже вкуснее, чем колбаска, я точно знаю. Окинув взглядом обезумевшего пленника, он двусмысленно проговорил: - Хотя нет, рановато ещё, они мне ещё будут нужны... – скинув с плеч мешок, он присел на стул. – Да ты в чем мать родила! В крови и слизи! После этих слов он залился диким хохотом, и у краешка губ начала собираться пена. Ошалело оглядываясь по сторонам, он закивал головой невидимым собеседникам и стал снимать штаны. Продолжая бормотать с самим собой, он скинул с себя оставшееся нечищеное нижнее бельё и представил взору Друитта скользкий и белый член, торчащий от напряжения и возбуждения. Аккуратно приложив ладонь к набухшей головке, он принялся активно массировать её, словно гладкий шарик. Проведя языком по иссохшим губами, могильщик подошел поближе к его заднице. Потянув железные цепи, он раздвинул пленнику ноги. Штаны виконта были запачканы липким говном и мочой, покрытые неприглядными гадкими пятнами. Ухватившись за лодыжки, насильник кончиками пальцем начал стягивать со своей жертвы панталоны. Штаны с вязким текучим звуком сползали с засранных белых ног, и в итоге были скинуты под стол. Не отрывая ладони от собственного члена, Гробовщик свободной рукой быстро порвал коричнево-бурые от нечистот трусы виконта. Присмотревшись, он заметил сморщившуюся от спазмов тела письку Друитта и мотнул головой: - Мне всё равно сейчас этот твой причиндал ни к чему. Опустив руку ниже, он начал бесцеремонно резко колупаться в заднем проходе виконта. Друитт замычал не то от удовольствия, не то от боли. Согнув длинный палец, Гробовщик продвинул его вглубь, продвигаясь всё ближе к чувственной точке. Виконт постанывал, раздувая ноздри, и неожиданно для себя стал двигаться в такт толчкам Гробовщика. Его тело уже не подчинялось здравому разуму, оно принадлежит скорее какой-то неприродной, неестественной и странной атмосфере огненно-рыжего полумрака свечи, плачущей у окна. Багровая от крови лежанка, полуобгорелое дерево, орудия пытки, грязь и запах вони ударяли в мозг Друитта, словно ядовитые испарения. Прикрыв глаза, Друитт даже не успел заметить, как Гробовщик подстроился поудобнее под его зад и начал вставлять свой член. Виконт охнул: насильник без предупреждения стал грубо толкать головку хуя внутрь, раздирая мягкую кожицу. По оголённым бёдрам могильщика потекла кровь. Широко распахнув глаза, виконт мигом вынырнул из бредовых грёз. Очнувшись, он вспомнил, что частично освободил свою руку. - Ох, какая у тебя попка… От страха у тебя классно сужается очко, одно удовольствие трахать тебя! Узник дёрнулся телом, как-то странно повернулся и высвободил одну руку. Пока Гробовщик имел его, вознеся глаза к потолку, виконт лихорадочно стал нащупывать на столе острый предмет. Наткнувшись на шило, он схватил его, сжал изо всех сил и, дёрнувшись, ткнул Гробовщику в глаз. - Ах ты падла! – заорал Гробовщик, схватившись за кровоточащую глазницу. Его тело стало покачиваться, и в следующее мгновение ока он упал, с силой ударившись головой об косяк стола. Все принадлежности и орудия пытки посыпались ему на голову, рассекая местами кожу. Друитт начал выворачивать ремни и цепи, теряя остатки сознания, и напрягал свою обессилевшую грудь, чтобы сорвать с себя все узы. Но, к его несчастью, насильник, помотав головой, стал быстро выбираться из-под завала острых предметов, вскрикивая и матерясь, подбежал к сопротивляющемуся мученику и, злорадно усмехаясь, схватил тесак. - А сейчас мы сделаем тебя ещё более прекрасным человеком! – торжественно произнёс Гробовщик и с размаху рубанул виконту между ног. Виконт напрягся, издал истошный визгливый крик и сразу же потерял сознание. Гробовщик, держась за рану и взывая, схватил своими крючковатыми пальцами сжимающийся обрубок, бурно хлыщущий кровью с маслаками, и закинул в свободную кастрюлю. - Когда жрать-пить захочешь, слопаешь быстро, - со злобой подвинул он к бессознательному виконту страшное яство, расплёскивая юшку из окровавленного мяса, спермы и дерьма. События последующего дня выжжены в памяти виконта огненными кошмарами. Привязав к шее и торсу ремни, Гробовщик разместил мужчину на дыбе и растягивал, насколько это было возможно, и прислушивался к хрустящим костям и воплям узника. Когда местами кожа у виконта стала лопаться, он посыпал её солью и облизывал, попивая вытекающую каплями кровь. Но вечер этого дня был просто содрогающе чудовищным: схватив молот, Гробовщик стал размалывать и дробить ноги Друитта в кроваво-серую кашицу, обагряя кровью всю комнату. Наколотый морфием и накачанный разбавленным спиртом, Друитт рыгал желчью с кровью и прыгал на собственных испражнениях, разносящим непереносимую вонь по всей лавке. После этого он ощущал, как его тело горело. Это началось заражение крови, которое спровоцировал Гробовщик, проколов недавно его пальцы иглами с гноем. Перед сном Друитт, голодный и мучимый наступающими галлюцинациями, был вынужден съесть то, что ему подставил маньяк. Он жевал собственный член, разрывая зубами обмякшее склизкое мясо, и тянущиеся жилки, от которых каждый раз выворачивало наружу. Однако у Гробовщика была странная и довольно разнообразная долгая жизнь. Когда-то он чистым и непорочным юношей познал, что такое боль, унижение, обиды, смерть, бедность. Сам парень был величайшим царём Азии, который в детстве никогда не видел горестей жизни, бурлящей за стенами роскошного дворца. Однажды, выглянув из открытого окошка, небрежно оставленного служанкой, он завидел старого нищего, сгорбившегося под тяжестью груза, повисшем на запачканной спине, плачущего ребёнка, сквозь которого проглядывали кости – малыш просил есть, а его голос становился всё тише и тише, пока он не заснул навсегда. Увидел он и женщину, всю в слезах и следах побоев от злого мужа. Тогда молодой принц решил покинуть дворец и посвятить себя изучению страданий и их преодолению. И он достиг своей цели и предела своих желаний и более - он стал Богом. В его руки судьба покорно вложила орудие правосудия – Косу Смерти, забирающей жизни тех, кто этого был достоин. Прошли годы и века, вечно юный Бог воспитал множество сильных духом людей, которые и по сей день мечутся по свету, собирая души умерших. Но в наступающий век железных машин принёс с собой ветер неожиданных перемен. Человек ощутил себя всемогущим, равным богу, поскольку понял, что в его руках могут быть жизни многих людей, и он вправе ими так просто распоряжаться. Истинный Бог стал никому не нужен. И он спустился на землю, посвятив себя самому тихому, но жуткому занятию – сколачиванию гробов и обработке трупов. И так он проводит эти годы, медленно погибая в сумасшедшей агонии, полумертвец, - полубог, который никому больше не нужен. Его смертное тело потихоньку поддаётся тлению, а разум затмевает самая простая, но ужасающая шизофрения. Полусмертный, он, гонимый фантомными голосами умерших, исполняет их безумную волю, и безнаказанно убивает людей. Своё новое увлечение он возводит в искусство, любуясь им, возбуждая свои одряхлевшие мощи. А смех только разогревает его медленно гаснущие чувства. Впрочем, это были его последние годы жизни. - Уиии! У нас новые игрушки, малыш! – весело затараторил Гробовщик, держа печенье в зубах и коробку в руках. В ней глухо тарабанило по деревянным стенкам, словно она наполнена камушками. Расположив её на подоконнике, могильщик схватил среди инструментов на столе гвоздодёр и принялся вскрывать посылку. Под чёлкой мнимого шута скрывалась ныне алая повязка, появление которой никто даже не заметил. Место бывшего глаза постоянно пекло и болело, и, несмотря на душевную болезнь, Гробовщик хотел яростно отомстить за боль и увечье, нанесённое беспомощной жертвой. Бывший покоритель сердец, прекрасный, обаятельный, некогда весёлый виконт Друитт сейчас выглядел просто жалко. Почти освежёванная тушка, без рук и ног, как замотанная в кокон гусеница, он был беспомощнее младенца. Теперь у него не было абсолютно никаких шансов на выживание, даже самых призрачных; стало очевидно – этот шизофреник просто добьёт его. И Друитт уже грешно молился Богу, чтобы его, несчастного калеку, наконец убили, как угодно, но поскорее лишили жизни. Таким он уже ничего не сможет делать, даже если чудом выживет. Тем временем Гробовщик изъял из ящика нечто продолговатое и толстое. Издалека было трудно разглядеть вещицу, но жнец тут же забормотал: - Лучший немецкий дилдо, для острых и незабываемых ощущений. Это ведь самый раз для тебя, верно? Он оснащён кучей режущих колышек, продлевающих радость нашей любви и потехи. - Убей меня, тварь, - простонал пленник. - Нет-нет, не так быстро! – возразил жнец. – Мы сначала тебя выправим до конца – будешь выглядеть как манекен! Он быстро приблизился к лицу, обдавая горячим дыханием. - У тебя прекрасные волосы, моя куколка. Сдеру их как-нибудь - будут лучшим украшением моей мастерской. Спустя мгновение он уже нависал над ним с орудием пытки. Рассмотрев анус своего «пациента», покрытого запёкшимися сгустками крови, он почесал макушку и пробормотал что-то вверх, медленно вращая в руках дилдо. Затем, кивнув, маньяк схватил ногтями мягкую кожицу под свежезашитой раной, где совсем недавно был здоровый член виконта, и раздвинул задний проход. Друитт глухо взвыл, напрягая все мышцы оставшегося тела. Из некоторых шрамов на его теле стали сочится тёплые струйки крови, смешиваясь с потом и местами отслоившейся от грязи кожей. Хихикнув, Гробовщик незамедлительно вставил ему поглубже железный острый штырь. Виконт тяжело охнул, повернув шею налево. Удовольствия уже не было, как тогда – теперь сразу нахлынула раздирающая боль. Боль – единственное слово, состояние и чувство виконта, которым он жил эти дни. Оно растекалось по стянутым спазмами мышцам, посиневшим, вздувшимся венам, голове, разбивало осколками мысли и память, жгло адским пламенем, словно искупление за грехи. Если это – ад, то что же его ждёт после смерти?.. И он висел, не в состоянии даже вскрикнуть; он был близок к обмороку, его тело привыкло к постоянной боли. Дилдо проворачивалось почти до кишечника, чудом огибая простату. От таких пыток любой другой человек умер бы. Но Гробовщик был мастером своего дела, и выжимал жизнь «клиента» до последней капли. Он лениво вращал деревянное орудие, пока ему не стало это надоедать. Тогда он потянулся свободной рукой в сторону и извлёк ещё что-то. Хирургический нож. Веко Друитта дёрнулось в предчувствии нового кошмара. И неспроста. - Не ше-ве-лись, - с расстановкой произнёс Гробовщик и начал рисовать узоры ножом по его животу. Виконт всхлипывал, и горючие слёзы лились по осунувшимся щекам. Жнец искусно вспарывал его живот, боль приходила постепенно, то угасая, то вспыхивая огненными полосами. Он метил именно там, где находились его кишки, размеренно выписывая полукруги и надрезая влажный эпителий. Пырнув глубже, Гробовщик подцепил краешек плоти и снял одну из пластин мяса. Крики вырывались из надорванного горла Друитта, и через минуту он вообще осип. Кровь обильно полилась из огромной зияющей дыры, обнажив кишки. От такого вида у могильщика резко стукнул стояк в штанах, и ему захотелось пройтись оголённым членом по измазанным кровью кишкам, дабы насладиться всласть. Но он сдержался. - Которого аристократа рассекаю, а голубая кровь не льётся... – с грустью сказал Гробовщик, зажимая ладонью свой «ствол». Не выдержав боли, виконт отключился от шока. Могильщик чертыхнулся, почувствовав, как его желание мгновенно угасло. - Чёрт, что с тобой поделаешь. Надо тебя наказать, - промолвил он сквозь сжатые зубы. Обойдя хирургический стол, он начал рыться в инструментах и вновь нашёл злосчастный тесак. Жнец сжал нос уснувшего и, прицелившись, рубанул тесаком. Тело конвульсивно дёрнулось. Выждав немного, маньяк отложил орудие и достал нож. Аккуратными движениями он начал срезать губы Друитту. Шкурка стала легко отходить, и снова хлынула кровь. В ночи, пока полумёртвый Друитт лежал, не шевелясь, наколотый разными обезболивающими, Гробовщик искусно зашивал его раны, подготавливая на грядущий день. В такие чудовищные мгновения у виконта пробудилось самое светлое воспоминание – о прекрасной Незнакомке. Как жаль, что тогда, на балу, он её так глупо потерял! Только сейчас Друитт осознавал, какую роковую ошибку он совершил. Эта бесподобная девчушка свела его с ума и – только подумать! - нагло украла сердце такого славного бабника. Он словно и сейчас видел её лик перед собой: длинные вьющиеся кудри, отливающие иссиня-чёрным цветом, густая чёлка, ниспадающая на правый глаз, розовое платье, очерчивающее её хрупкие формы. Как прелестен был её силуэт в ночи, на балконе, при полной луне! Он бы душу отдал за то, чтобы остаться с ней навсегда. А может, если бы тогда он поступил бы иначе, сейчас и не случился бы этот ужас? Открыв глаза на следующее утро, он увидел нависающую над ним гильотину. Слабая улыбка мелькнула у измученного на лице: сегодня наступит конец. Гробовщик был уже тут, рядом, в ожидании пробуждения своего подопытного. Он со страшным умилением рассматривал обезображенное лицо виконта. Оно так напоминало ему череп, прекрасный и идеальный лик, дополненный пшенично-светлыми волосами, которые можно было бы украсить асфоделем – цветком мёртвых. Чуткий цветок Аида. Он взращивал асфодель в своём царстве, чтобы временами мёртвые могли услаждаться мигом из живого мира. Жалко, что сейчас не продают цветов... Без лишних слов могильщик достал маленький, но тяжеловатый крюк. Ухватившись за дырку, он придержал ноздрю Друитта и налил внутрь немного кипящей смолы. Мозг рассылал нервные импульсы по всему торсу, отголосками передавая боль в отрубленных конечностях. Вместо носа был сплошной котёл из огня и серы, голова словно раскалывалась на части. Нос покраснел, распарился, и местами начал вздуваться горячими волдырями. Некоторые из них полопались от жара, и из них сочилась вода с кровью. Через полминуты часть кожи просто отварилась, свернувшись сморщенной красной тряпочкой. Из горла виконта вылетал сдавленный крик, голосовые связки уже были просто неспособны орать. Затем один за другим он начал выбивать зубы напильником. Голову Друитта словно пронзили тысячи невидимых кинжалов, образованные во рту дырки сочились кровью и пекли. С каждым выбитым зубом виконту казалось, что у него утекает жизнь. Он был на грани потери сознания, когда маньяк хохотал и добивал напильником последний ряд. Изувеченный рот был измазан в слюне и крови, стекающей по щекам в уши. Несчастный уже не мог говорить, лишь судорожно глотал воздух и кричал, пока его связки не ослабли и он не осип. - Лучшая смазка... – Гробовщик облизал испачканные пальцы. Мужчина услышал, как жнец сзади него скидывает одежду. Могильщик запрокинул его голову ещё сильнее назад, стукнув макушкой о железо, и пленник снова увидел жилистый белый член, крепко стоявший перед его носом. Гробовщик схватил когтями его за щёки, резко раздвинул и вставил в рот мелкую подкову, сдерживающую челюсти. Удар подковой по беззубым дёснам добавил страданий Друитту. Поводив по своему скользкому «стволу», Гробовщик что-то пробормотал в темноту воображаемым призракам и резко вставил виконту по самую глотку. Друитт вертел шеей в разные стороны, лишь добавляя удовольствия изуверу. Чувствуя, что скоро всё кончится, виконт беспомощно замер и не шевелился. И в эти последние минуты Друитт просил, молил Бога, чтобы он поскорее встретился со своей Незнакомкой, пусть и на небесах! Его желание выпрыгивало вместе с тряской, словно сердце из груди, и одновременно держало его в живых до самого конца. Пик адской боли достигал своего апогея. Гробовщик толкал свой член всё сильнее и сильнее, кислорода уже совсем не хватало виконту, он практически умирал, самой постыдной и срамной для него смертью. Слюна смешалась со смазкой насильника и кровью, грозясь попасть в дыхательные пути. Долбая костлявыми ногами его голову, Гробовщик закидывал назад свои длинные волосы, выгибался, подвигал задом в разные стороны и сжимал собственные ягодицы руками. Чувствуя, что сейчас не выдержит, он поднёс руку к верёвке. Боль... Кровь... Незнакомка... Впервые любовь... Два сильных, упругих рывка – и рука палача беспощадно повисла вниз. Последнее, что увидел виконт – надвигающееся лезвие гильотины и острую боль во всем теле. И пустота. Могильщик медленно вышел из бездыханной головы Друитта, которая тут же покатилась по полу, противно причмокивая. Накатившее ощущение наслаждения и счастья мгновенно покинуло его, и он посмотрел на труп глазами обиженного ребёнка, сломавшего свою любимую игрушку. Постояв так с минуту, он подёргал свой повисший окровавленный член и сказал: - Вот чёрт… И какого ты сдох, урод?!

* * *

По пыльным улицам Лондона прошёлся беспощадный дождь. Молочно-серая завеса нависла над нечищеными трубами и крышами домов старого города. Эта пятница тринадцатого запомнится горожанам надолго: волны нечистот проплывали под рыжими деревянными окнами, топя издыхающих крыс и затрудняя путь повозкам. Тяжёлый смрад стоял возле открытых канализаций – они были переполнены прибывшей водой, и теперь улицы были опустевшими. Каждый пытался перекрыть свою дверь от неистовых бурлящих потоков, таская все громоздкие предметы. И в этот ненастный гадкий вечер Сиэль Фантомхайв постучался в лавку известного всем жителям города Гробовщика – весельчака, чудака с мрачной и незавидной профессией. На стук Гробовщик не отозвался, и Сиэль, прикрывая нос платком от омерзительной вони, заглянул в окно. Там он увидел, как хозяин лавки беззаботно и спокойно подметал пол, напевая себе под нос песенку: Много знаю песен я на свете: Шёл медведь по лесу и носил лукошко. В нём лежали пирожки и Мариетта… В каждом понемножко! Стекло в окне зазвенело. - Кого там на ночь глядя принесло? – промурлыкал жнец, заглядывая на улицу. Его глазам предстал граф Фантомхайв, плотно кутающийся в свой плащ от напористых ударов дождя. - Ааа, славненький тогда вечер мне светит, - улыбнулся Гробовщик и снял замок с двери. Щёлкнув замков, жнец отворил двери и посмотрел сверху вниз на маленького графа. - Чем обязан визиту, сэр? – улыбнулся Гробовщик. - Я к вам, собственно, по известному делу. Вы же слышали о пропаже виконта Друитта? – сухо проговорил Фантомхайв, ещё сильнее укрываясь плащом. – Так вот, я к вам зашёл, чтобы проверить недавно доставленные трупы. Возможно, он находится среди погибших или умерших, его не смогли найти ни полиция, ни мой доверенный дворецкий, на удивление. Хотя, - поморщился граф, вспомнив случай на балу, - мне не сильно бы хотелось им заниматься. - Естественно, это ваша работа, хотите вы или нет... А где же сейчас, позвольте узнать, ваш дворецкий? – невзначай спросил Гробовщик. - В этот день он... – кашлянул Сиэль, - отсутствует. Могильщик усмехнулся, прекрасно понимая, почему именно в эту пятницу Себастьян не рядом со своим господином. - Не зайдёте ли ко мне на чай? Фантомхайв чутким нюхом уловил согревающий запах пирожков. - Вкусно у вас пахнет, господин Гробовщик. Вы ещё и умеете хорошо готовить? – на щеках графа слабо заалел румянец. - Обижаете! Ещё и как. А рецепт этих пирожков мне передала одна добрая женщина – она ещё тут давно когда-то была, со своим сожителем, превосходным парикмахером. Только я не торгую сдобой, - улыбнулся могильщик. Сиэль ещё переминался с ноги на ногу, пока Гробовщик не промолвил, - да не стесняйтесь, заходите, заодно и согреетесь. Он вежливо проводил своего гостя к себе, приветливо похлопав по спине рукой, а затем, осмотревшись по сторонам, зашёл вслед за ним в свой дом.