Вестник

Вокруг Храма Ани растут белые и красные анемоны — цветы, призванные сопровождать бессмертную душу в её последнем пути. Тонкие полупрозрачные стебли зажаты камнями, что осыпались с отвесных скал, протянувшихся вдоль границ покоя. Здесь нет ничего, кроме Храма и прилегающих к нему участков земли со светлыми и алыми пятнами поминальных цветов да редкими островками хилой зелени. В покое темно и холодно: лунный свет проделывает слишком долгий путь, прежде чем попасть сюда, и не способен согреть. Он может лишь выхватить из окружающего мрака очертания колон и мраморных изваяний, оставить блики на их безжизненно бледных лицах и ещё сильнее углубить тени. Здесь поклоняются мудрости и смерти — статуи Персефоны и Аида, Афины, Гермеса и Артемиды окружают алтарь, одновременно преграждая путь дальше, вглубь Храма, где в свитках и рукописях хранится абсолютное знание. Глаза статуй закрыты, уста сомкнуты, но позы предельно напряжены: кажется, подаришь немного Цвета — оживут, сорвутся с места и, впадая в праведный гнев, накажут грешника, что посмел пробраться в их святилище. Вот только Цвет появляется здесь крайне редко — покой находится глубоко-глубоко, очень близко к Кошмару, почти на границе пределов, и если припасть к земле, можно услышать приглушенный металлический лязг и стенания. Или так только кажется от слабости и голода? Ани радостно пила бы тревожную Лазурь, дар подземных богов, пила бы Серебро, проникаясь мечтами о недостижимом, но её Меченосец — верный, исполнительный Брат. Он слишком хорошо следует заповедям — настолько, что у его Сестры не остается сил даже на слова. И Ани измождённо ложится на холодные каменные ступени, застывает, примяв сложную причёску, и спустя десятки ударов сердца начинает видеть — не как все, не глазами, а как будто внутри себя. Ей открывается яркий, красочный, тёплый мир. Свет заливает улицы, переливается отблесками на крышах домов и оконных стеклах, играет на брызгах воды из фонтана. Ветер треплет ветви деревьев в сквере, и они лениво шуршат листьями в ответ. Заслышав её лёгкие шаги, взмывает вверх стайка птиц и чирикает не то приветственно, не то возмущённо. Цвета здесь много, но сама его природа иная. Он является не в виде ростков, которые хочешь тут же жадно выпить, нет. Голода нет, ибо Цвет струится отовсюду, всё пропитано им, всё наполнено им, и это так прекрасно, что Ани смеётся — не тяжело дышать, не больно двигаться, пустота не гложет изнутри — и догоняет пугливого солнечного зайчика. Тот вырывается, убегает — вокруг фонтана через двор в ближайший подъезд, наверх, наверх, налево, на чердак, на окно. Вот он: так близко, почти коснулась пальцами, ещё шаг и... Внизу колодец — глубокий, привычно тёмный, как чернильное небо в её покое. И подавшись вперёд, Ани падает, падает, падает... Когда она просыпается от мягкого сияния и тихих шёпотов, предыдущий цикл уже завершён. В покое светлее: вокруг играют лёгкие капли, присланные верной Юной — сама сгорит, но последнее отдаст уважаемой и любимой хозяйке. И Ани пьёт благодарно, наполняя Сердца, отогреваясь Цветом, слушая зов Серебра и шёпот Лазури, и знает, как нужно действовать, пока тело наполняет энергия и голод вновь не вытянул все силы. Цвета взбунтовались против тех, кто пытается их удержать, и заговорили с Сёстрами, открывая им Мятежное Откровение о вертикали пределов, об иных промежутках, о тайне Прорыва. И Ани понимает, что увидела слишком много , чтобы смолчать об этом, чтобы скрыть эту истину. Есть Низ, но есть и Верх. Есть тьма и голод, но есть тепло и достаток, и там, наверху — на Поверхности, — есть настоящая, цветущая жизнь, о которой не приходится и мечтать в Промежутке. Ани не знает, как добраться туда, но Лазурь мигом приходит на помощь, рассказывает о единственно возможном и самом коротком пути, и Сестра понимает, что ей самой будет не под силу вернуться туда вновь — по-настоящему, не во сне. Но есть та, кто сможет это сделать. Сёстры не умеют рисовать в этом пределе, не способны превращать Лимфу в Нерву и не в праве покидать свои покои, но Серебро творит чудеса, даря знание о том, как совершить невозможное. И пальцы Ани двигаются быстро-быстро, плетя из увядших цветов и сухих стеблей Вестника. Через пару минут голем-птица зависает в воздухе и звенит, поглощая те капли Лимфы, что способна отдать ему Ани. И наполнившись волнительным Серебром, Вестник несёт его властной Ино. Голем складывает крылья и камнем падает вниз, к границе с Кошмаром — покою, что называется Степью и где охотится на расплодившихся недородков самая старшая и самая прекрасная Сестра. Пектораль сверкает в полумраке на её обнаженной груди, движения её уверенны и тверды, а стрелы всегда находят свою цель. Вестник садится на приветственно протянутую ладонь, отдавая по капле Цвет, а вместе с ним — и запретное знание. Серебро не утоляет голод Ино, зато будоражит воображение, рисуя перед внутренним взором картины увиденного Ани предела, даря ответ, как прорваться к нему. Ибо Прорыв — единственное средство. И цепи, удерживавшие её в Степи, спадают одна за другой, ведь гордые сердца её открываются и начинают поглощать Цвет из сопредельных покоев — заповедника и рудника. И тают в её руках лёгкие капли, и падают поверженные и выпитые до дна ушаны и светлячки — там, где прошла Ино, остаётся бесплодная земля и предчувствие скорой смерти. Но ничего не поделать: Пурпур и Золото кипят в наполняющихся сердцах, рвутся наверх, жаждут раскрасить новый предел и превратить его в застывшее полотно, устремляясь всё выше и выше — к следующим пределам. Ани чувствует это, чувствует, как один за другим пустеют покои, как отдают они свой Цвет, и опускается обессиленно на ступени Храма, отвергая подарки верной служанки: Братья не должны заподозрить Юну в отступничестве, это грозит ей казнью. Но чтобы почтить память своей госпожи, которая нарушила заповеди и чья жизнь поэтому вот-вот прервётся, Юна навсегда запомнит Мятежное Откровение. Ани же проваливается в холод и мрак, израсходовав практически всё Серебро на ещё одного Вестника для Ино и прочертив для неё Лазурью — такой долгий! — путь к Колодцу. А после цепенеет, впадает в дрёму, застывает — почти как мрамор — и падает в Кошмар вместе с пришедшим за ней мучителем Ямой: Меченосец проявил малодушие, отказавшись убить собственную Сестру. Ино спешит. Сердца бьются в теле неистово, предчувствуя близость тургора, и Цвета устремляются к ней, желая ускорить движение по паутине покоев: Братья не дремлют, они уже услышали, что кто-то нарушил табу и грозит уничтожить их Рай. Но Ино быстрее, Ино успеет! Она врывается в Колодец, бежит по каменной дороге вверх к сухому ростку — дальше никак не дойти, только лететь, — и растрачивает на него весь Цвет, накопленный в своём теле. Она не рисует, но говорит запрещённые слова, складывает из капель тайные знаки. И случается чудо. Будто продолжение дороги над пропастью прямо в воздухе возникает узкий ажурный мост из ростков и стеблей, напитанных Золотом. Кажется, ступишь — обломится, упадёшь на самое дно Колодца. Но некуда отступать: за спиной слышно хриплое дыхание Дыры, который вызвался прервать её жизнь, и Ино бежит что есть сил. И, кажется, вырастают крылья, ведь с каждым шагом бежать всё легче, всё ближе светлое небо, видное сквозь пролом в потолке. Цвет струится оттуда и поддерживает силы. Мост не достаёт до самого верха — не хватило немного Золота, — но можно подтянуться, схватившись за края разлома, вылезти наверх, не надеясь более на чудо! Вот только цепь тут же охватывает её щиколотку, вторая цепь обездвиживает руки, прижимая их к телу, и Дыра, не церемонясь, начинает наматывать обе цепи на своё колесо, притягивая Сестру к себе. Сопротивляться уже бесполезно, но Ино делает то, что должна и способна, — сохраняет знание о Прорыве для того, кто осмелится прийти сюда после неё. А такие будут наверняка: кто-нибудь да осмелится. Нестерпимое Сердце опускается на каменную дорожку: когда придёт время, достойному откроется истина. А мятежные Сёстры, опустошённые и снова скованные цепями, под тяжестью Ямы и Дыры опускаются в Кошмар, превращаясь в мёртвую плоть, в железо, в стекло, камень и трубки. В Братьев.