Фор-те-пья-но/а

Юрий Весняк - Актриса (Нежность) С этим, вероятно, нужно было родиться. Это заложено в генах, написано в твоем ДНК, выжжено на твоей сетчатке. И ничего не попишешь и против природы не попрешь. Можно было попытаться, если ты такая же клиническая дура, как Клара Освальд. Это, кстати, тоже заложено. И это напишут на ее надгробье. Конечно, Клара клала огромный хер на этот факт и на весь мир в принципе. Пусть он горит к чертям – Кларе по-по-лам. Освальд с удовольствием спляшет на пепле. Что мы имеем (не забываем о генетике, вот, кто стерва настоящая)? Классическая эгоистка. Клиническая дура. Просто человек так себе. Кто-нибудь еще хочет что-либо добавить? Клара напишет это в свою характеристику, ей же нужно оканчивать колледж, там, и все такое. Серьезное занятие, между прочим. Вот тут будет роспись, а вот тут Клара нарисует средний палец, потому что реформа образования – затея-бред априори. Освальд вообще не глупая. Даже слишком. Кто бы что (даже если этот «кто» - она сама) не говорил. Видите вон ту девчонку с последней парты? Видите. Ее нельзя не заметить. Клара Освальд даже не яркая, она броская. Как бросается в глаза пятно на кристально-чистом стакане. Это, наверное, тоже скрыто в ее коде. А что? Они учили по Биологии, что человек входит в царство животных. Лучше и не скажешь. Да-а… Определенно, это все природа. Кларе передались по крови клубничная жвачка и ярко-красные мини-юбки. Она умеет восхитительно закидывать ногу на ногу и лопать большие пузыри; кромки ее чулок вульгарно выглядывают из-под краев юбки. Клара Освальд обвешивает свою комнату картами. Нет, она не хочет путешествовать, она хочет сбежать. От себя и от судьбы. Ха-ха, как фальшиво. А говорят, что так не выйдет. Но у Клары нет даже себя. Клара Освальд ничего и никому в этом мире н е д о л ж н а. Вообще. Даже если в школе втирают что-то про доброту и отзывчивость. Ну-ну. Вы рассказывайте, рассказывайте. Клара с удовольствием послушает «Scorpions». Они поют, что любовь оставит нас всех живыми. Тут либо Клара мертвая, либо «Scorpions» лгут. Наверное, все же «Scorpions». Они же тоже люди. Со своим набором хромосом и генов. У них у всех одна черта – лжецы до мозга костей. Клара – возглавляет этот список. К л а р а – пять букв чистого раздражения и безумства, припудренные безразличием. Нет, ничего такого не подумайте – Кларе действительно плевать. Она пишет вот такими буквами на стене: «Генетика – бессердечная стерва». Но Вселенная переплюнула и ее. Потому что свела ее с (не)человеком, у которого в ДНК заложено «помощь». У него глаза добрые и побитые, как у больного пса. Хотя, по сравнению с Освальд, любой тут здравым покажется. Но она не понимает зачем. Вернее, з а ч т о? Боже, пусть он катится куда угодно, благо, мест предостаточно. «Ты слышишь, Доктор. Уходи, я больна неизлечимо. Это болезнь всего человечества. Передается через теплое дыханье и ненавязчивые касания. Беги, глупый, и забудь меня. И эту чертову землю. Никого уже здесь не спасти…» Клара хоть и стерва порядочная, но осознает, что весь мир просто взорвется, перестанет существовать без этого сумасшедшего с будкой. Это слишком эгоистично. Даже для нее. Она собирается уничтожить единственный оплот человечества. Серьезно, ему нельзя даже дышать с ней одним воздухом. Клара бы с удовольствием уткнулась ему в грудь и зарыдала бы так, чтобы ее всхлипы были слышны в каждом уголке Вселенной. Но нельзя. Даже путешествовать с ним. Клара клянется в том, что всеми силами пытается избавиться… нет, она в буквальном смысле заставляет его гнать ее прочь, как нерадивую служанку или непослушную собачонку. От такой наглости даже у Освальд язык к небу прилипает. Что ей иные миры, что ей взрывающиеся звезды – ее пузыри лопаются не хуже. «Давай, Подбородок, покажи, что ты можешь. Мне так чертовски скучно». Она хватает Доктора за лацканы его пиджака и пристально смотрит, будто забавляясь. Не дай бог ей, чумной, коснуться его кожи. Доктор улыбается как-то по-острому тепло. Клара знает только жар и леденящий душу холод. Кончики его ушей краснеют, кода Освальд в очередной раз хмыкает на самые удивительные вещи во Вселенной. Вздох разочарования срывается с ее губ, пусть даже дыхание перехватывает. Клара хочет, но никогда не задаст вопрос: «Почему?». Почему он терпит это все? На планете Земля еще сотни таких не-Клар, послушных шавок с высунутыми языками в безграничной преданности. Мазохист он, что ли? Или просто терпеливый очень. Клара не такая. Она едкая, как серная кислота, ядовитая, как угарный газ и воспламеняется легко, точно порох. Доктор – вода. Вернее, дождь. Кларе кажется это смешным – все любят дождь. И все любят Доктора. Только вот, в чем проблема: капли с неба радуют людей только если они прячутся от него под крышами. Не-ет, люди не любят дождь. Они любят ту иллюзию уюта, которую он создает. С Доктором, в принципе, та же фигня. Только Кларе он вообще не нравится. Серьезно, раньше ей было плевать на Землю, а теперь – на всю чертову Вселенную. Доктор и есть Вселенная, ненадолго заключенная в одном (не)человеке. У него под рубашкой и свитерами космос и звезды; у нее – кости, обтянутые кожей, одно сердце и фальшивый ДНК. Клара и Доктор не совместимы г е н е т и ч е с к и. Дело даже не в расе. Это трудно объяснить, но Освальд понимает. А Доктор нет. Теперь что не день – аттракцион «Удиви Клару Освальд!». Кларе нужно спасти его. Клара спасает Доктора. …Кажется, у него кончились все козыри у консоли. Кроме одного… В тот день Клара Освальд безбожно пьяна. От нее разит алкоголем и дешевой клубникой. Излишне высокие каблуки не держат качающиеся ноги. Она лопает пузыри с премерзким звуком, от которого закладывает уши, и щеголяет, красуясь, в клетчатой юбке. Доктор встречает ее при параде – какой контраст! - и будто не замечает ее блестящие глаза и кривую походку. На самом деле, Клара больше притворяется, чем пьяна. И, видимо, хреново притворяется. Доктор берет ее за руку и ведет куда-то, но куда она не понимает, да и все равно. Клара видит фортепьяно прежде чем хочет уже противится. Фор-те-пья-но\а. Какая ирония! Доктор светит острым теплом и говорит: «Слушай». Клара не хочет слушать и уж тем более слышать. Она слишком привыкла ко лжи, чтобы сейчас принимать правду. Доктор чинно садится на стул, манерно одергивая полы слишком длинного фрака. Тонкие мозолистые пальцы ложатся на белые клавиши, и Кларе кажется это таким цельным. Она запрыгивает на инструмент, грубо свешивает ноги, закинув одну на другую так, что и без того короткая юбка задирается. Доктор начинает играть размерено и плавно, будто касаясь руками возлюбленной. Легко и невесомо. Клара болтает ногами в воздухе, отчего кажется еще более глупой. По сравнению с ним – они все глупцы, лживые идиоты и зажравшееся лицемеры. Нежность. Доктор играет нежно. Нежность – наравне с теплом. Клара знает только ненависть, страсть и то, что они дают в купе. Пальцы ловко перебирают клавиши, льется чистый звук. Клара лопает пузырь ярко-красный, чтобы нарушить эту удивительную идиллию. Она могла бы залезть на фортепьяно и станцевать чечетку, каблучками отстукивая ритм, но того не делает. Музыка становится быстрее, грубее, чтобы потом сойти на медленное «нет». Во рту неприятный вкус вина и клубники, уши долбит набат. Каждый звук отдается рубцом на теле, оставляет отметины. …Музыка затихает… - Что ты играл? – спрашивает она осипшим голосом. - Этюд называет «Актриса». Прям про Клару! Актриса. Лицемерка. Список ее для ее характеристики стремительно растет – держись, Оксфорд! Освальд поворачивается к нему, каблуками касаясь клавиш, марая ноты, издавая жутчайшую какофонию звуков. Клара притягивает к себе Доктора и касается – упаси, боже, нет, не губ! – чуть ниже, к шее, к правой ключице, оставляя зубами яркую метку. Вот так… Так правильно. Он ее, она его. Помеченные. Помешанные. Доктор – вода, которая уничтожает ее, порох. Доктор уничтожает ее теплом и нежностью. Доктор переписывает ее ДНК, взрывает ее сущность, погружаясь в нее по самые уши. Клара спасает Доктора? Она проговаривает: - Какая скука… И плачет. Почти что рыдает взахлеб. Глупо – она же глупая – спрыгивает. И уходит, (не)шатаясь.