***
Джимми Новак всегда считал себя успешным человеком. Если исключить из понятия «успешный» финансовую составляющую, которая никогда не интересовала его больше, чем стоило обращать на неё внимание. У него было всё, к чему обычно стремится среднестатистический американец: годный дом, неплохая машина, любимая работа и воскресные походы в церковь. А самым главным успехом в жизни он считал свою семью — любящую Амелию и умницу Клэр, — за что не уставал благодарить Господа после каждой проповеди и в молитвах перед сном. Так продолжалось до тех пор, пока спустя семь лет в общем-то счастливой семейной жизни они с женой не решились на второго ребёнка. Кто бы мог подумать, что эта незамысловатая задача, решение которой всегда было наипростейшим и даже приятным, способна поставить под удар всю его жизнь? Разрушить, растоптать в пыль всё, чего семья Новаков успела достичь. Весь последующий год они с Амелией не считали попыток, но результат всегда оставался тот же: одна полоска в тесте на беременность. Первые поражения они списывали на неправильные даты, возможный остаточный эффект от противозачаточных таблеток или неподходящее настроение, но потом терпение лопнуло, а отговорки закончились, и пришлось идти к врачу. Диагноз звучал как «бесплодие по причине иммунологической несовместимости пары». И чёрт тогда дёрнул Джимми раскрыть рот, но он, почуяв неладное, всё же спросил, почему тогда он уже восемь лет является отцом. Сначала у врача, который вежливо ушёл от темы, потом у жены, наедине. Это был один из немногих раз, когда она плакала из-за него, и он ненавидел себя за это остаток своих дней. А ещё именно тогда Джимми Новак услышал самые страшные слова в своей жизни: почти девять лет назад Амелия изменила ему с каким-то зеленоглазым сердцеедом на «Импале», который был в их городе проездом и не удосужился даже её именем поинтересоваться. «Запудрил мозги, затащил к себе в постель и исчез на следующее утро, не оставив даже записки». Новакам стоило всего лишь однажды, в самом начале семейной жизни, жутко разругаться, чтобы придти к уже известному результату.***
Прежний дом Новаков уже давно продан какой-то престарелой семейной паре, поэтому Кастиэлю остаётся только служба поиска пропавших в Понтиаке, штат Иллинойс. Джимми всё ещё числится пропавшим без вести, и Амелия должна была оставить новый адрес, чтобы поддерживать связь с полицией. Приходится пережить неприятный разговор с работниками службы, скучного детектива-сержанта с безэмоциональным лицом и бумажную волокиту по снятию статуса пропавшего, которую сержант как будто намеренно затягивает, отчего-то желая задержать Кастиэля в серых стенах офиса как можно дольше. Ангел старается сначала намекнуть, затем намеренно продемонстрировать своим беспокойным поведением наличие более важных и совсем неотложных дел, но сержанта это не впечатляет. А Кастиэлю совсем некстати приходит мысль, что Дин наверняка бы снова назвал эту игру неестественной и рассмеялся. И всё это для того, чтобы узнать, что его жена — нет, жена Джимми — погибла несколько лет назад при не выясненных до сих пор обстоятельствах. Изуродованный труп был найден в Талсе. На опознание приезжала мать, которая вскоре после этого скончалась от болезни сердца. Кастиэль не может сказать, что ему жутко от этих новостей, однако он ожидал совсем другого. Например, вернуться в Понтиак к обвиняющим взглядам и подавляемому — а может, наоборот, нескрываемому — желанию высказать ему самое нелестное мнение, какое только могут оставить безутешная вдова и девочка-сирота. А потом попытаться как-нибудь искупить свою вину. Но никак не ступать по пеплу сгоревшего домашнего очага.***
Их семья не развалилась и на этот раз. Джимми полагал, что ему хватило любви и терпения простить жену и свыкнуться с мыслью о том, что он воспитывает чужого ребёнка. Научиться не замечать цвет глаз Клэр — мягкий зелёный оттенок, навевающий мысли о пикнике в рощице жарким летом... и напоминающий об... измене. Научиться не вспоминать это слово: липкое и противное, подобное бурому гною, вытекающему из уродливой раны. Принять всё как есть и жить дальше... почти. От ощущения вины сбегать не удавалось. Чувствовалось напряжение, незаметное внешне, лишь прошивающее миллионами острых иголок изнутри. Появилась неловкость, недосказанность и какие-то подозрения, что играло совсем не в положительное настроение Джимми. Самое ужасное: он заметил, что начал срываться на Клэр, разговаривать с ней резче, чем обычно. Не всегда, однако это не умаляло степени неправильности ситуации. Девочка была ни в чём не виновата, и Новак повторял себе это каждый раз, когда начинал зацикливаться на мысли о предательстве жены. Амелия стала последней каплей. Джимми никогда не думал, что может причинить боль — такую боль — своей жене, но что-то отмерло в нём при виде её отстранённости, чувства вины, заметного едва ли не в каждом движении или слове. В одну ночь он просто сорвался. Чуть позже с ним заговорил Кастиэль, и, запутавшийся в себе, Джимми Новак избрал ангела своей епитимьей.***
Очередная порция недоверия постигает Кастиэля в понтиакском приюте, когда администрация скрупулёзно проверяет его документы. Вызванная затем дежурная надзирательница прошивает его самым злобным взглядом, каким только может смотреть человек, и отводит в место, напоминающее карцер. — Ваша дочь, мистер Новак. Только вчера привели, — отрывисто сообщает женщина. Повзрослевшая и изменившаяся — он ни за что не узнал бы её, встреться они на улице, — Клэр Новак сидит на полу рядом с койкой и лупит кулаками по оранжевой напольной груше. Помнится, Дин так же бил стену, от злости разбивая костяшки в кровь, или крушил комнату, вымещая на ни в чём не повинной мебели скопившийся негатив. Но ведь в них и должно же быть что-то общее, не так ли? Кастиэль, будучи самым сильным существом на Земле (не считая Отца и архангелов), редко испытывал визиты страха. Особенно иррационального. Тем не менее, сейчас этот неправильный... мандраж, как выразились бы Винчестеры, подстёгнутый чувством вины, наступает, поглощает его подобно водовороту, сдавливает внутренности. Ангел понимает, что не обдумал всё как следует, когда принимал скоропалительное решение разыскать Клэр. В первую их встречу ему было плевать. Просто ребёнок, не относящийся к миссии, возможный запасной сосуд. Так много изменилось за почти восемь лет: теперь Кастиэлю стыдно смотреть в эти глаза, ставшие со временем серо-голубыми, как у матери. Но он заставляет себя произнести: — З-здравствуй, Клэр. Девушка поднимает взгляд, пристально смотрит на него несколько долгих секунд и роняет с надеждой: — Папа? Если бы он мог, Кастиэль с радостью бы ответил «Да», но приходится говорить только горькую правду. — Я не твой отец. — Точно. «Я не твой отец». Первые твои слова, когда мы впервые встретились, — голос дрожит, а глаза девушки темнеют от сдерживаемой ярости, и, кажется, Клэр почти готова прогнать так некстати объявившегося ангела. Однако через мгновение она просит об услуге: как можно убедительнее сыграть Джимми и помочь выбраться из этого места.***
Входная дверь за спиной тихонько скрипнула, открываясь. — Папочка? — спросила девочка беспокойно. — Я не твой отец, — слова отчеканил не Кастиэль, подчинивший тело до самой последней ниточки нервов. Эти слова произнёс сам Джимми. Произнёс и ужаснулся собственной глупости, бессердечности... жестокости? Он не знал, почему сделал это. И размышлял над этим всё то время, когда не требовал у Кастиэля отпустить его, раз миссия, для которой ангел спустился на землю и ниже, в Ад, завершена. Отведённого в итоге года, в течение которого Джимми находился в ловушке ангельского соседства, хватило, чтобы разобраться в своих чувствах. Понять все ошибки и наметить своеобразный план... но при условии, что он, Джимми, остался бы в живых, чтобы дать этому плану воплотиться в жизнь. План провалился с треском, стоило только приступить к его исполнению. Желание Амелии защитить дочь от нерадивого не-отца. Демонская заварушка. Проклятые Винчестеры, успевшие стать костью в горле. И снова Кастиэль, выбравший Клэр новым «костюмчиком». Отношения Джимми с дочерью могли быть сколь угодно натянутыми, но, пережив самый ужасный год, какой только может выпасть человеку, Новак не мог позволить обречь ребёнка на такие же мучения. Пусть даже это не его ребёнок, никогда им не был и теперь уже вряд ли им станет. Джимми снова дал согласие. Однако на сей раз он не сбегал: спутанные пазлы сомнений и противоречий легли в ровную картинку выбора.***
Кастиэль помнит ту заварушку в две тысячи девятом, точно она случилась только вчера — для своих лет ангел имеет отличную память. Даже после махинаций Наоми. Он помнит те несколько часов соседства с душой Клэр Новак в одном теле. Он не придал этому особого значения, но в одно или два мгновения ему показалось, что тело девочки вот-вот отторгнёт его, точно чужеродную бактерию, инфекцию. Ангелы издавна знали, что если вселиться в неподходящий по крови сосуд, человек неминуемо погибнет, а сам ангел может серьёзно пострадать. Поэтому каждый вессель тщательно отбирался под конкретного ангела. Тогда времени было мало, и Кастиэль рискнул. Несмотря на неустановленное отцовство, тело Клэр подходило для вселения из-за наследственности Амелии — совместимость была в разы слабее, чем у Джимми, но была, и этого на тот момент оказалось достаточно. Однако в девочке остро чувствовалось присутствие другой крови, которая без довеска матери отторгла бы Кастиэля даже с согласием. Ангел не разобрался сразу, чья именно это кровь, но сейчас, спустя годы, он понял — и был уверен как никогда — в Клэр была частица Винчестеров. Точнее, одного конкретного Винчестера. Он осознал это недавно, после своей очередной «рекалибровки», которая сначала разметала, разорвала в клочья все мысли и воспоминания, а потом сшила их воедино в том порядке, какой был выгоден Наоми. Должно быть, именно в этом крылась причина внезапного откровения — Кастиэль не знал наверняка: просто однажды мысль ударила, точно обухом по голове. Он хотел тут же рассказать всё Сэму и Дину, но не успел: всё завертелось слишком быстро, чтобы им троим было дело до одной маленькой девочки и тайны её рождения. Теперь ангелу предстоит вернуть Клэр в родное гнездо. Сделать так, чтобы она ему поверила, и пошла с ним. Но прежде — спасти от кучки бандитов, с которыми один из её «друзей» решил расплатиться по своим долгам её телом.***
— Ты хочешь сделать что?! — в голосе Кастиэля звучит ничем не прикрытая ярость, он едва не кричит. Клэр на соседнем сидении что-то сонно бормочет и ёрзает, ища более удобную позу. Кастиэль вздыхает и мысленно приказывает себе успокоиться, чтобы не разбудить девушку. — Пройти третье испытание, — голос Сэма звучит одновременно замучено и решительно. — Оставлю этих мерзавцев вариться в собственном соку. — Это убьёт тебя. — Плевать. Кастиэль возводит очи к потолку машины и почти рычит, проклиная скрижали и всё с ними связанное. Проклиная вообще всё, что можно проклясть. Сэм никак не реагирует на ругань, а Клэр снова что-то бормочет. — Можно попросить тебя дождаться моего приезда? — почти умоляет Кастиэль в трубку. Всё не должно закончиться именно так. Он почти нашёл выход. Сэм неохотно соглашается. Ангел втапливает педаль газа в пол и несётся по автобану, будто боясь не успеть. Винчестер встречает их на пороге и несколько отрешённо наблюдает за тем, как Кастиэль помогает Клэр донести сумку с её немногочисленными пожитками. Кажется, будто охотника совершенно не интересует ни Кастиэль, ни даже внезапная гостья. Будто больше никто и ничто в этом мире неспособно добиться его внимания. Стоит им двоим подойти ближе, как всё безразличие точно рукой снимает. Наступает тот самый перелом, на который надеялся ангел. — Погоди... — бормочет охотник, вглядываясь в лицо девушки. — Я тебя знаю. Ты — Клэр Новак, да? — Клэр Винчестер, — поправляет Кастиэль. Сбитый с толку Сэм удивлённо вскидывает брови. — Привет, дядя.