Prisoners

…Он знал, что ожидать от нее можно чего угодно. Ее слова зачастую были странными, но эти привели его в полнейшее смятение. -Что, прости? — это было слишком неожиданно. После вчерашней вечеринки недосказанность между Колином и Тэми начала проявляться в полной мере. Но будет ли являться недосказанностью то, что ты и сам пока не понял? Колин не мог ответить себе на этот вопрос, и тем удивительнее была его потребность в общении с рыжей. Кажется, между ними не было ничего, что можно было бы назвать отношениями хоть в какой-то степени. Нет общих рабочих-в учебе-моментов. Нет-в некотором смысле-дружбы. Нет-никакой-любви. Последнее активно вращается в голове и столь же активно перечеркивается где-то внутри, примерно на уровне сердца. *** А началось все совершенно обычно — учебная группа в университете. Тэми хотела стать археологом, Колин — историком-культурол­огом. Получилось так, что до третьего курса программа у двух этих групп была практически идентичной — так молодые люди и познакомились. В учебе никаких проблем не возникало — каждый из этих двух был вполне самодостаточен и решал все вопросы самостоятельно. Вскоре общение перешло на более высокий уровень доверия. Уверенности и спокойствия в отношения добавляло то, что Тэми когда-то занималась танцами, а Колин решил заняться хореографией не так давно, и девушка вызвалась помочь. Репетиции скоро стали частью досуга рыжей, а парень с удовольствием принимал помощь. Первый курс подходил к концу, когда каждый из них для себя отметил две очень важные вещи. Первая — прошел почти год их новой жизни, и эта новая жизнь с ее новыми людьми и новыми приключениями нравилась им. Вторая — эти новые люди, а точнее кое-кто из новых людей, стали им не совсем безразличны. Колин не знал, что в ней особенного. Обычная, даже слишком. Настолько обычная, что выделялась среди всех «таких-необычных-не­-таких-как-все». Но рыжие волосы словно горели настоящими алыми всполохами на солнце. Та легкость, с которой она подходила к проблемам, передавалась ему воздушно-капельным путем, поэтому находиться с ней рядом было проще простого. Чуть странная, она не строила надежд, воздушных замков и жила одним днем. Она рисовала на полях только причудливые узоры и символы, а не какие-нибудь глупые сердечки и имена. Романтика, как оказалось, вообще не ее, однако более женственной и тонкой натуры было нельзя даже выдумать. Тэми не знала, чем цеплял ее этот идиот. Обидчивый, словно наивная девчонка. Нормальное общение для него чуждо — он говорит либо как французский аристократ, либо как последний хам. Чаще чередует эти два состояния, конечно же. Однако девушку сводят с ума его ладони с чертовски длинными пальцами и светло-русые взъерошенные волосы. Ему совершенно неинтересны мифы и легенды. Он любит животных и зеленый чай без сахара. Он серьезно относится к проблемам своих друзей, считая своим долгом помочь, во что бы то ни стало. Он — воплощение харизмы и обаяния. И она прекрасно знает, что он ее не уронит, даже если поддержка окажется слишком сложной, и это заставляет доверять ему. Он натерпелся в этой жизни — в детстве он потерял старшего брата. В школе его не любили из-за того, что он много знал и любил книги, а не машинки и домики на деревьях, как другие мальчики. Да и ходил он не в спортивную секцию, а в класс по игре на гитаре. И ему до ужаса хочется защиты. Она — эмоциональная, даже слишком, пожалуй. Благополучная-почти-семья, и она — единственный ребенок, разве что ребенок на две семьи. Родители развелись и нашли свои истинные половинки, каждая из которых быстро и без проблем приняла ребенка, как родного. А еще внутри нее заключена сила, которую она готова отдать без остатка, лишь бы это того стоило. *** Сейчас, стоя на крыше дома, где они обычно репетировали, он кажется абсолютно перестал понимать рыжую. — Ты — цербер, — уже настойчивее повторила девушка, но даже повтори она в третий раз, фраза не стала бы для Колина ясней. — В каком смысле «цербер»? — легкая насмешка в его глазах ничуть не смущает девушку, наоборот — только распаляет темпераментное сердце. И на секунду в ее темно-серых глазах он замечает искру, которая разжигает ее изнутри и подогревает его интерес. Он буквально жаждет услышать, о чем поведает эта выскочка. Колин одергивает себя за это отвратительное прозвище и заменяет его более нейтральным «она». Потому что с местоимениями всегда было проще. Девушка заправляет волосы за ухо, собираясь с мыслями, и негромко начинает излагать свою теорию. — Ты вообще знаешь, кто такие церберы? — Ну, это здоровые черные псы, которые собирают души, проданные демонам на перекрестках… — несмело ответил Колин, ограничиваясь лишь знаниями, полученными из сериалов и фильмов. — Души грешников, прогнившие и израненные, да. Но не только этим ограничивается их «назначение», — Тэми отворачивается от собеседника и устремляет взор куда-то в пустоту. — Это адские гончие, собирающие души мертвых в этом мире и сопровождающие их в мир тьмы. Мистер Мартин рассказывал об этом, и если бы ты внимательно слушал лекции по мифологии, ты бы знал еще кое-что. Церберы — хранители. Они защищают царство мертвых от мира живых, охраняя адские врата, а еще… — девушка осеклась. — Что «еще»? — после короткой паузы поинтересовался Колин. Рыжая отметила, что он действительно слушает ее. — А еще церберы охраняли некоторых сверхъестественных существ. Тэми развернулась лицом к парню, и ее твердый взгляд поразил его. Колин никогда еще не видел ее такой… сильной. — А знаешь, как меня называют в университете? — Ведьма, — на выдохе произносит блондин. Только сейчас он понял, что затаил дыхание, слушая ее речь. Солнце клонилось к закату. Теплый ветер играл с рыжими локонами и, казалось, специально имитировал языки пламени в ее волосах. — И неужели ты скажешь мне, что ты ведешь себя не как цербер? — девушка чуть прищурила глаза и склонила голову на бок, и именно этот жест вводил в самый настоящий транс. — Я постоянно в поле твоего зрения, а когда вдруг исчезаю, то начинаются звонки и сообщения. И это вечное «А где ты?» и «А когда вернешься?» слишком похоже на то, что я уже твоя собственность, — Тэми говорила ровно и спокойно. — Как только я чувствую чей-то взгляд на себе — он обязательно твой. Ты следишь за мной на занятиях, во время тренировок. Не удивлюсь, если вдруг проснусь ночью и увижу тебя, — усмехнулась рыжая. Усмешка сквозила в каждом ее слове, каждом движении ее тела. Колин терпеть не мог, когда насмехались над ним или его идеями, но рыжей он прощал это всегда, почему — сам не знает. Но взгляд ее холодных глаз почему-то успокаивал, и — как бы ни было парадоксально — дарил тепло. А Тэми все не унималась: — Помнишь, когда я устраивала вечеринку? Ты пришел со своей девушкой, Кристин кажется? Я прекрасно помню, как ты ушел проводить ее домой, а потом вернулся, дождался конца вечеринки и остался ночевать у меня. Зачем? — До тебя было ближе, а я был пьян… — До моего дома было около получаса, в то время, как до твоего — всего около десяти минут от ее дома. Итак, зачем же? — Хотел удостовериться, что ты будешь в порядке, — как только парень отворачивался, на него волнами накатывало раздражение, как и сейчас. Но стоило ему увидеть худенькую фигурку в лучах закатного солнца — и раздражение куда-то уходило, уступая место неимоверному желанию защитить. Или нежно обнять — в зависимости от обстоятельств. — Или вчера, — Колина охватывает волна воспоминаний. Он уже не слушает подругу — ее голос остался где-то далеко. В голове начинают греметь басы, словно блондин возвратился во вчерашний вечер. Клуб. Душно. Пахнет алкоголем и целым букетом духов — дорогих и не очень. Его девушка — Кристин — не знает, где проводит вечер ее бойфренд, ведь она не занимается в его танцевальном коллективе. В отличие от «той милой рыжей девчонки», которую сами танцоры и попросили пригласить, пусть и видели ее всего лишь пару раз. Все они чуть пьяны, и это рушит почти все преграды между компанией танцоров и безудержным весельем. Трек за треком, молодые люди заводят толпу яркой импровизацией. Колин помнит, как сидя у барной стойки наблюдал за ритмичными движениями солирующей пары коллектива, а затем его взгляд уцепился за пламя — он был готов поклясться в том, что огонь был настоящим. Ее волосы, обычно вьющиеся, сегодня были идеально выпрямлены, и с каждым движением головы рыжие всполохи разлетались веером, осыпая искрами танцующую молодежь. Он и сам не помнит, как оказался рядом с ней, и солисты, которые привлекали всеобщее внимание к себе, сейчас были как нельзя кстати. Колин не понимал, что на него нашло, но притянуть ее к себе казалось самым правильным сейчас. Он помнит, что Тэми напряглась в тот момент и начала расслабляться только тогда, когда узнала его. Он почему-то говорит ей что-то о том, что она нужна ему, но из-за громкой музыки девушка его не слышит, а потом… Он почти целует ее, когда его одногруппник врывается в их идиллию и тащит их за собой к остальным. Воспоминания отступают, и горечь тонкой пленкой оседает на языке. Теперь он точно знает — ему нужна только она. И похоже, что она действительно ведьма. — …А еще мистер Мартин говорил, что некоторые существа могли подчинить себе церберов, — последнее, что слышит Колин. Парень поднимает затуманенный взгляд на рыжую и буквально видит, как в ее глазах загорается адское пламя, а по его телу в ту же секунду начинают бежать мурашки. Ведьма, однозначно. — Ты боишься меня? — спрашивает Тэми таким ледяным голосом, что Колин вот-вот задрожит. Но блондин лишь кивает, не в силах вымолвить ни слова под пристальным гипнотическим взглядом. — Хорошо, — со странной улыбкой произносит рыжая. Она делает шаг к парню, тот в свою очередь — шаг назад. Она немного наклоняет голову, прищуриваясь, и блондин понимает, что не сделает больше ни шагу — просто не хочет. А когда она подходит совсем вплотную, он выпрямляется, стараясь казаться важнее, но та сила, которая исходит от девушки волнами, захватывает и подавляет пылкий нрав парня. И он больше не сопротивляется ей. — Ведьма, — тихо произносит Колин. — Именно так, Цербер, — так же тихо отвечает она. И именно в этот момент солнце дарит свой самый яркий — последний перед заходом за горизонт - луч. Ведьма поднимает ладонь, охваченную-солнечным-пламенем, и поднимает ее на уровень такого же-солнечного-сплетения. Цербер внимательно смотрит на протянутую ему руку, недоверчиво поднимая здоровую когтистую лапу непонятного цвета — из-за черной шерсти и запекшейся алой крови. Как только огрубевшие подушечки касаются огня, он отдергивает лапу, но ощущает, что огонь Ведьмы не обжигает, а только греет. Цербер снова поднимает лапу, и, уже доверившись неизвестному доселе колдовству, соединяет ее с ладонью Ведьмы. Тепло ее огня лечит раны на теле избитого жизнью адского пса, а главное — душу гончей. Солнце уже село, когда эти двое вдруг понимают, что просто молчат, держась за руки и переплетая пальцы так, что белеют костяшки. Колин знает, что нужно делать, и знает, что сегодня ему не смогут помешать. Парень наклоняется к уху девушки и повторяет то, что сказал вчера: — Я нуждаюсь в тебе. Всегда, — и мягко прикасается губами к ее виску, и Тэми кажется, что в этом жесте секса больше, чем в любом самом пошлом танцевальном движении. Колин на секунду дает себе слабину, доверившись Ведьме, зная, что будет охранять ее до конца своих — или ее — дней. А Тэми на секунду укрывает своего Цербера теплым покровом своей заботы, потому что знает, что он будет охранять ее до конца своих — или ее — дней.