***
Стинг так и уснул на кухне, и разбудила его дребезжащая трель дверного звонка. Назойливый звук скользкой змеёй пробирался в голову и стократно усиливался там, делая и без того острую боль практически невыносимой. Мутным взглядом он окинул помещение: пусто. Конфорка на плите всё продолжала гореть, но из чайника уже давно выкипела вся вода: он не свистел, но ручка на нём оплавилась. Покрытая плотным слоем пыли, на столе стояла стопка некогда белоснежных в своей чистоте тарелок. Парень не без труда поднялся и медленно, пошатываясь, двинулся встречать непрошеных гостей, наотмашь поворачивая тумблер и тем самым выключая плиту. Потолок, стены, пол раскачивались перед глазами, так и норовили ускользнуть, смешаться в единую плоскость в пространстве. По всей квартире разнёсся стойкий запах горелого пластика, и с каждым малейшим вдохом виски словно сдавливали раскалённым обручем, из-за чего голова до боли напоминала тот самый злополучный чайник. По ту сторону двери его дожидалась домоуправительница — маленькая седая старушка с землистым лицом, изрезанным глубокими морщинами. Общительная и добрая по своей натуре женщина регулярно приглашала своих квартирантов на чай и участливо относилась к их жизненным неурядицам. Стинг слегка поклонился ей, прислонился плечом к дверному косяку и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что готов слушать. — Стены здесь тонкие, я опять слышала, как ты разговариваешь во сне, Стинг-кун, — она покачала головой в знак неодобрения и инстинктивно прижала к груди небольшую котомку. В тёмных глазах промелькнула странная смесь волнения и неодобрения одновременно. — Нет, — жёстко возразил парень, но тут же спохватился, добавив уже тише и мягче: — вам показалось. Просто слишком громко слушал радио. Не признаваться же ему, в самом деле, что он разговаривает вслух сам с собой даже не во сне, а находясь в сознании? — Ты совсем не бережёшь себя в последнее время. — Поверьте, бабушка, мне так куда легче. На пару минут между ними повисло неловкое молчание: было видно, что женщина не знает, как перейти к главному. Она неразборчиво пробормотала что-то себе под нос и, прочистив горло, начала снова: — Надеюсь, ты уже выбрал квартиру, куда переедешь? Конец недели — крайний срок, ты ведь помнишь. Стинг набрал полные лёгкие воздуха и хотел было что-либо сказать, но внезапно осёкся, будто получил грубый толчок между лопаток. И если кто-то посторонний мог подумать, что этот удар по своей силе выдался вполне безобидным, то сам Стинг чувствовал, как грубо проворачивается раскалённое добела острие ножа у него в груди, безжалостно давит на сердце, неподъёмным грузом оттягивая его вниз, как от колоссальной нагрузки рвутся сосуды и заливают своим содержимым — давно уже не кровью — то, что когда-то давно он считал собственным телом. — Нет необходимости съезжать отсюда, — всего пара слов, а его уже трясло так, что он не мог совладать с собственным голосом. Раздражение, злость тяжёлая и едкая, подобно кислоте, вскипала где-то внутри, толчками выплёскивалась наружу и обжигала горло. Почему они все так упорно пытаются выжить его отсюда?.. — Наша квартира в отличном состоянии, и я не вижу причин... — Этот дом в аварийном состоянии и давно уже подлежит сносу, пойми! Это уже не изменить, поэтому давай решим этот вопрос без лишних проблем. Все остальные жильцы уже давно съехали. Тебе сейчас тяжело, для тебя это место многое значит. Я понимаю, что ты чувствуешь, но... «Ничего вы не понимаете». — Идите к чёрту, — в сердцах выплюнул он и с силой захлопнул дверь. Домоуправительница прокричала ему в ответ что-то ещё и несколько раз ударила в дверь кулаком, но Стинг уже не слышал её. Только сейчас он понял, что отупляющая головная боль никуда не делась. Его сон был продолжительным, но тревожным и неспокойным, из-за чего он чувствовал себя ещё более разбитым, чем прежде. Стинг ведь был далеко не глупым и отлично понимал, что подобными действиями всё больше загонял себя в угол. С тех пор, как умерла Люси, стены этого дома действовали на него угнетающе, и он старался проводить здесь как можно меньше времени, сутками пропадая на работе. Спать на совместно купленном диване, пить чай из её любимого сервиза — да просто находиться здесь, дышать, существовать и жить, в то время как она уже никогда не сможет сделать ничего из тех вещей, которые раньше казались такими обыденными и не придавались значению, было невыносимо. Первая его попытка съехать отсюда состоялась уже спустя неделю. На съёмную квартиру он перебрался с абсолютно пустыми руками — не хотел брать хоть что-то, тянущее за собой шлейф болезненных — почти физически — воспоминаний. А уже спустя сутки прямо посреди ночи с остервенением ломился в дом хозяйки квартиры, умоляя его вселить его обратно. Кажется, всполошённые соседи тогда вызвали наряд полиции, но разъярённый Стинг за собственным страхом тогда не помнил ничего абсолютно. Он действительно боялся, что в их квартире уже мог жить кто-то другой. Подобное повторялось ещё несколько раз, и в итоге домоуправительница отбросила даже мысль о том, чтобы сдавать эту квартиру кому-то ещё — всё равно уже заранее знала, что непутёвый квартирант вернётся обратно. Соседи смотрели вслед с плохо скрываемым сочувствием, а Стинг от этого лишь бесился вдвое больше обычного — он не нуждался в жалости, ведь это — удел слабых, а слабым он себя никогда не считал. Просто в какой-то момент всё пошло не так, как должно было: дышать стало немного труднее, словно грудь придавили могильной плитой, поводов для радости — меньше, а жить стало не для чего. Он просто возвращался в безмолвие холодной квартиры и с каждой проведённой здесь минутой все яснее осознавал, насколько пуста и бессмысленна его жизнь. Всё его естество ежеминутно проходило все круги Ада, и он не видел в этом ничего противоестественного — он должен был хоть как-то искупить свою вину, он должен был страдать и совершенно не представлял, что однажды всё может сложиться для него по-другому. Стинг давно бы уже покинул эти проклятые стены, но каждый раз что-то незримо тянуло его обратно. Он чувствовал — Люси всё ещё жила здесь, переживала вместе с ним все жизненные тяготы, ждала его возвращения и любила так же бескорыстно и искренне, как и при жизни. С каждым предметом здесь для него было связано слишком многое: этот фикус им подарила на новоселье соседка, хотя и знала, что они совершенно не умеют за ним ухаживать; на полке стояли её любимые книги, погребённые под толстым слоем пыли, на столе лежал недописанный роман, конец которого теперь никто никогда не узнает, а в самом углу гостиной за спинкой дивана была нацарапана их клятва любить друг друга всегда, хотя багровая от возмущения девушка долго уговаривала его не делать этого. Имел ли он хоть какое-то право после всего того, что их связывало, двигаться дальше один, без неё? Это было как минимум несправедливо, обидно и подло. Почему это должно было приключиться именно с ними? Разве в мире существовало хоть что-то, чем он мог заслужить подобное?.. Стинг распахнул дверные створки и неверной поступью вышел на балкон. Рука на автомате потянулась к заднему карману джинс за пачкой сигарет, но парень одёрнул себя и просто уселся на пол, опираясь спиной о холодную шероховатую поверхность стены и закидывая голову вверх. Нос заливал приторно-сладкий аромат недавно распустившихся цветов, и лёгкий тёплый ветер кружил в воздухе первые опавшие лепестки сакуры. Люси не стало приблизительно в это же время. Подумать только, прошёл уже целый год, а для него не изменилось ничего совершенно — всё, что у него было, Стинг утратил ещё тогда, а все остальные потери и приобретения по сравнению с этим были слишком незначительными и жалкими. Просто Люси погибла в один погожий весенний день, а вместе с ней навеки умерло и их совместное будущее. Угасло и прошлое, продолжающее существовать только в его памяти, — интересно, какой срок уготован ему? Всего через пару дней ему придётся съехать отсюда, и тогда под обломками исчезнет абсолютно всё — и те поспешно нацарапанные слова клятвы за диваном в том числе, которые уже давно утратили свой смысл. — Ведь ничего страшного, если я ещё поживу пока, Люси? — беззвучно произнёс он, и притаившийся было ветер резким порывом подхватил его шёпот и унёс куда-то вдаль. Что-то бережно коснулось его плеча, и Стинг почему-то был твёрдо уверен, что это была она. Под веками неожиданно ярко вспыхнул её образ, мягкие очертания лица и нежный, глубокий взгляд. «Ведь пока я жив, наше прошлое не угаснет, а лишь приобретёт другие очертания». Ветер лишь ласково усмехнулся и потрепал его волосы, взмывая куда-то вверх и унося с собой все тревоги. На душе вдруг стало неожиданно спокойно — ни обиды, ни горечи, ни боли. Только убивающая своей лёгкостью пустота, но Стинг почему-то был твердо уверен, что именно она и служила тем самым ответом, который он хотел услышать.Масть последняя. Неизбежность
28 сентября 2016 г. в 19:12
— Ты сегодня позже обычного, Стинг.
В этот раз он встретил её на кухне: она сидела за столом, подперев ладонями подбородок — терпеливо дожидалась его возвращения, хотя парень не раз просил так не делать. Карие глаза смотрели на него с нездоровой нежностью, и в самых их уголках едва заметной паутинкой морщин давала о себе знать усталость. Кружащиеся в воздухе крохотные пылинки слегка искрились на свету и запутывались в светлых волосах, образуя вокруг девушки некое подобие ореола. И Стинг, любуясь её настолько простой, но естественной красотой, задыхался от восторга — каждый раз как впервые. Ослепительно яркая, добрая и слишком правильная Люси давно стала его единственной отрадой в жизни, той самой самой нерушимой надеждой, каждый раз придающей сил двигаться дальше.
Он виновато улыбнулся в ответ и как ни в чём не бывало пожал плечами: разве его поведению может быть оправдание, если от того страдает самый близкий человек? Они не виделись всего день, но до конца непонятная ему самому скорбь до сих пор продолжала расползаться мокрым пятном по ткани, будто срок их расставания равен был вечности.
— Ты наверняка проголодался за день. Садись, я тебя покормлю.
Он хотел возразить было, что успел перекусить на работе, но Люси посмотрела на него так пристально, почти строго, что перечить ей было попросту невозможно. Стинг нерешительно остановился в шаге от девушки и неуклюже ткнулся губами ей в щёку. Он помнил, кожа у неё была чертовски нежная на ощупь, очень тёплая и слегка пахла детским мылом. Расскажи кто старым знакомым о подобной робости Стинга, того бы непременно подняли на смех и покрутили пальцем у виска: уж каким, а нерешительным в плане общения с девушками парня точно назвать нельзя было.
Но всё однажды случается с нами впервые: противостоять очарованию Люси он был не в силах. Она всегда была его слабостью — той самой, что делает нас сильнее и вместе с тем такими уязвимыми, что страх потери лишает возможности дышать. Их общие друзья шутливо любили называть девушку святой, но для Стинга в их словах не было ничего смешного. За все три года их совместной жизни он не слышал от неё ни одного злого слова в свой адрес, хотя знал куда лучше других, что заслуживал их. В каком бы состоянии и спустя какое время он не возвращался бы домой, Люси лишь печально улыбалась ему и молча брала за руку, будто чувствуя, что именно в этом он в такие моменты нуждался больше всего. Уж кем, а примерным семьянином его точно назвать нельзя было. Закричи она на него хоть раз, ударь или — не дай бог — расплачься, ему бы действительно стало легче. Тогда бы Стинг не чувствовал себя виноватым, но эта несносная девчонка, лишившая его покоя и сна, вовсе не собиралась облегчать его страдания. Такой наивный и глупый, всё это время не осознавал, в чём заключалось истинное счастье. Временами он действительно жалел, что до этого так много времени потратил впустую.
— Знаешь, тот проект, над которым мы сейчас работаем, скоро подходит к концу, и мне обещали повышение. — Он мог любоваться ей вечно, работа спорилась в её умелых ловких руках, и спустя всего минуту перед ним опустили тарелку с разогретым ужином. Поставленный им ранее на плиту чайник начал закипать и тихо посвистывать.
— Это отлично, но всё же береги себя. Ты сильно устаёшь в последнее время, — с укором отметила Люси и села рядом, крепче прижимаясь к любимому. Её белёсые длинные волосы упали ему на плечо, и Стинг не смог отказать себе в удовольствии зарыться в них пальцами, ощутить шелковистую мягкость, упругость и едва уловимый запах цветов.
Разве существовало в мире хоть что-то, чем он мог заслужить подобное счастье?..
От ощущения её невесомых прикосновений по всему телу волной пронеслась предвкушающая дрожь, а горло скрутило сухим спазмом. На ясном до этого лице скользнула тень волнения.
— Снова болит голова? Принести тебе лекарство?
— Не беспокойся, я сам, — Стинг вымученно улыбнулся и накрыл своей ладонью ладонь возлюбленной, спешно поднимаясь с места. Дрожащими руками парень налил себе стакан воды и вытряхнул из стоящей на столе упаковки сразу горсть таблеток. Он всеми силами пытался игнорировать тот факт, что несколькими мгновениями ранее его правая ладонь опустилась на холодную поверхность стола. Ничего, сейчас он примет лекарство, и ему сразу же станет легче. Ведь действительно станет, правда?..