Лабиринт

Дарси бродит по бесконечным коридорам асгардского дворца, от скуки на ходу заплетая себе странные бесформенные косы, больше похожие на криво завязанные узлы разного размера, и думая о том, что скоро у ее нового айпода – предыдущий агент Коулсон так и не вернул, и она предпочитает считать, что деньги от его продажи пошли хотя бы в фонд каких-нибудь сироток или бездомных животных – закончится зарядка, и время станет тянуться еще медленнее, чем теперь. Джейн проводит целые дни – и ночи, кстати, тоже – с Тором, залезает как маленький и непослушный ребенок на все крыши и смотрит, неотрывно смотрит на чужие звезды чужого неба. Дарси нет дела до звезд: они холодные, скучные, постоянно молчат, а она окончательно разочаровалась в астрофизике, когда монстр из другого мира разрушил до основания целый городок. Если же Дарси начинает говорить в одиночестве – о комиксах, Бэтмене, реальных супергероях и суперзлодеях, – то чувствует себя шизофреничкой (не самое лучшее ощущение, которое ей приходится испытывать). Потому разряжающийся и уже раздражающий плеер – ее единственное спасение. До того момента, пока новый айпод не выключается – раз и кажется, что навсегда. А Дарси продолжает бродить по коридорам дворца в тишине. Ее избегают – она надоедает. Пытается рассказывать какие-то неприличные, зачастую выдуманные истории прислуге – друзья Тора относятся к ней снисходительно и дослушивают до конца лишь из вежливости. По крайней мере, большинство (Сиф, фыркая, уходит, на прощание тряхнув своими волосами, как великолепные сексуальные женщины в голливудских фильмах). Пытается показывать фокусы вроде детского развода с оторванным пальцем (и даже здесь терпит неудачу, и ничего больше на ум не идет). Пытается быть милой, хорошей и правильной девочкой (Джейн все еще лелеет надежды, что из нее выйдет нормальный человек, и до сих пор говорит ей это). В общем, Дарси быстро становится местным странным шутом. И она начинает избегать всех сама, мечтая о пончиках, сладком кофе и доступе в интернет, надеясь, что, как только Джейн засобирается домой, на Землю, о ней не забудут и заберут с собой. Как сюда. Хочу посмотреть новые видео, где кто-нибудь случайно получает по лицу, – думает она время от времени, украдкой наблюдая за теми, кто ощущает от Асгарда и его обитателей хоть какую-нибудь отдачу. Спустя пять дней после разрядки айпода Дарси набредает на закрытую дверь. На единственную закрытую дверь. Или на первую. Еще неделю она занимается тем, что пытается ее открыть – пинает ногами, находит что-то похожее на лом. У нее, конечно, ничего не выходит, но на следующее утро после того, как она громко в пустоту заявляет, что ей все это надоело, дверь распахивается сама и ведет в подземелья. Или в тюрьму, – предполагает Дарси и понимает, что не хотела бы там оказаться. Впрочем, должно быть, подожги она со скуки дворец, ей бы простили – как неместной, как девушке и как земной идиотке. Как земной идиотке – в первую очередь. Абсолютно все камеры пусты – так кажется на первый взгляд. На самом деле – Дарси бродит по тюремному лабиринту час, и с каждой минутой, мгновением, проведенным здесь, глаза привыкают к полумраку, расступающемуся лишь рядом с беспокойными факелами – в почти всех обитают еле различимые серые тени (наверное, призраки или остатки заключенных, – думает она, представляя себя в каком-нибудь фэнтезийном романе, которые никогда не любила). Тени смотрят на нее белесыми, чуть светящимися глазами, и от них разит пожирающим их изнутри безумием. Тени выгорают – от скуки и от одиночества. Они не видят друг друга, да и Дарси наверняка не замечают. В дальней камере на скамье сидит человек. Не тень, не бесплотное существо, не то, что когда-то можно было бы назвать человеком. Или богом. Он бледен, хмур, а его волосы – после Тора Дарси всегда задерживает взгляд на шевелюре мужчин (если длиннее скул – то жди беды от таких, либо он сумасшедший, либо сумасшедший и хочет захватить мир) – липнут к щекам и к шее так, будто он всего десять минут назад попал под проливной дождь. – Знаешь, лет пять назад я тоже хотела захватить мир, – задумчиво произносит Дарси, растягивая слова. Ей кажется, что она выглядит как самое глупое и несуразное существо в мире – со спутанными волосами и в очках, съезжающих по носу, словно по трамплину для лыжников в Альпах. – Но у меня тоже не получилось. Хотя, по-моему, это было бы забавно. В твиттере меня бы зафолловили миллионы. Он поднимает на нее взгляд – из мутно-зеленых глаз, в которых пляшет отсвет самого ближнего факела, сквозит неразбавленным безумием – и молчит (не потому, наверное, что не хочет ответить, но из-за того, что половину его лица скрывает намордник). Ей хватает пары секунд, чтобы вспомнить – Локи. Тот самый Локи, который брат Тора и который чуть не угробил их на Земле. Дарси снова чувствует себя шизофреничкой, но ей настолько скучно и одиноко, что она загоняет это неприятное ощущение подальше и продолжает говорить. Локи же просто сидит и, может быть, слушает. Иногда – она готова поклясться – ему хочется ее убить, хотя разговаривает Дарси от силы пару минут. Она считает, что любая женщина может заставить любого мужчину возненавидеть себя, лишь открыв свой соблазнительный или не очень рот. Свой рот ей хочется считать соблазнительным, и на прощание Дарси спрашивает, хотел бы Локи ее поцеловать – и тот, щурясь, неожиданно кивает. С этого момента Дарси приходит почти каждый день: ей кажется, что доставать болтовней Бога Обмана и известного Злодея довольно оригинальное занятие. Лучше прыжка с парашютом. И даже в чем-то круче секса. Она боится его до подгибающихся коленей и биения сердца где-то в желудке, а не в груди. Дарси выясняет, что подзарядить любимый айпод в Асгарде сложно, но, все-таки, возможно, и у нее пропадает повод приходить вниз. Вместо того чтобы забыть об этом глупом занятии, она, не обращая внимания на полный ненависти взгляд, заставляет Великого и Ужасного Бога Обмана слушать мидгардскую попсу. Локи кажется ей увлекательной и опасной игрушкой. И, в то же время, ей хватает ума понять, что для него она – точно такая же игрушка, кукла на шарнирах. Не более. Даже в наморднике, в асгардской тюрьме, среди сотен бесплотных теней, он в состоянии переломить ее позвоночник, не напрягаясь. Но, пожалуй, Дарси нужна Локи больше, чем наоборот. Поэтому он изредка ей отвечает – нагло залезая в голову и оставляя там свои мысли. – Я могу сбежать отсюда, – первое, что он произносит внутри нее. – Но не хочу. После этого она ждет от него слов, но он очень долго молчит. Дарси же продолжает глупо шутить и интересоваться какими-то несуразными вещами: как я сегодня выгляжу, мне идет эта помада, купить ли мне линзы или ходить в очках. Айпод успевает разрядиться еще раз (и еще раз подзарядиться), когда заключенный Бог снова обращает на нее внимание. – Принеси бумагу и чернила, – просит (на самом деле, приказывает) Локи, морщась под очередную песню Кэти Перри из плеера. Голос Бога Обмана разносится у нее в голове эхом, как в каком-нибудь пустынном тоннеле, и Дарси решает, что, если она и сделает это по его указке, ничего страшного не случится. После того, как она переворачивает весь дворец в поисках принадлежностей для письма, Джейн смотрит на нее целый вечер, как на ненормальную. Впрочем, Дарси без сомнения соглашается с ее взглядом, потому что адекватная девушка нашла бы себе более подходящую компанию. Но вместо этого она продолжает флиртовать с человеком (или, все-таки, еще богом?), который говорит с ней, проникая в мысли и не произнося ни звука. – И что ты собираешься с этим делать? Писать письма? – интересуется Дарси, вновь спускаясь вниз. Ее больше не пугает темнота и тени (она просто этого не замечает). – Рисовать? Локи ей и не отвечает. Еще через три дня Джейн сообщает, что собирается возвращаться домой, к любимой астрофизике и Селвигу в лабораторию. И Дарси внезапно понимает, что там, в Мидгарде, ее не ждет абсолютно ничего – только такое же одиночество и бездумное брождение по лабиринтам с музыкой в ушах. Сравнение кажется ей странным, хотя лабиринты бывают разными. Ими могут быть даже улицы – главное, достаточно фантазии, чтобы это представить. Когда она приходит в асгардскую темницу в последний раз, то молчит. Просто не знает, что нужно точно сказать. Что вернется? Не факт. Что не забудет? Да, сложно забыть... существо, которое хотело поработить твой родной мир. – Я бы подарила тебе что-нибудь более значимое, например, свою удачную фотографию в красивой рамке, но у меня нет ничего с собой, – тихо шепчет Дарси, очень удивляясь, понимая, что чуть ли не плачет от грусти. – Поэтому держи. Самое ценное, что я взяла с собой. Айпод. Локи молчит. Вряд ли он польщен, – думает она. Хотя бы, ему не будет так скучно. Но подарок принимает, сжимая аккуратно длинными пальцами серебристый корпус. Дарси уже собирается уходить – голова опущена, очки задвинуты куда-то на затылок, спина сгорблена, – когда Бог Обмана начинает шелестеть листками, заставляя ее обернуться. – И... что это, о Великий? – в голосе только удивление. И, пожалуй, немного радости. – Лабиринт, – неохотно поясняет Локи. – Много твоих мыслей. – Ты нарисовал его потому, что я слишком часто о нем думала? – Нет, жалкая смертная, – эхом раздается в голове Дарси. – Это лабиринт, из которого я не смог бы выбраться. За этот дар многие отдали бы все. Даже жизнь. – Я польщена. Когда уже на Земле приходится выбирать, что вставить в рамку – свою удачную фотографию или рисунок Бога Обмана из Асгарда, – Дарси улыбается, как идиотка. И вешает на стену Лабиринт.