Toujours stupefié par ce manque de direction Hey you, hey you
“Burger Queen” Placebo, 1999
***
Столкновение двух миров происходит на вечеринке под громкую музыку, выбивающую из головы все слова и их значение, и беспрерывно говорящего Сокджина на заднем фоне о Марке Твене, Джеке Лондоне и иже с ними. Потому что Джин наверняка пьян, от него ужасно несёт чем-то крепким высокоградусным, его речь почти внятна под лейтмотив шума голосов, а взгляд туманный и доверчивый – он по-дружески хлопает зеваку Намджуна по спине. Мол ты единственный тут с кислой миной, и Ким надумывает уйти проветриться и не возвращаться, ведь организм требует никотина настойчивой мигренью. Потом рядом как раз оказывается Юнги – расцелованный, покрасневший и с лицом, излучающим блаженство. А потом оказывается Чимин в разодранной футболке, мозаика складывается в картинку в считанные секунды. Намджун давно знает, чем промышляют его друзья. Даже знает, что между ними что-то вроде обоюдной договорённости сохранять это в секрете, но то, что они трахают друг друга – давно не секрет ни для кого. Чимин морщится, ему до чёртиков нравятся зелёные волосы Юнги, отливающие неоновым блеском в полумраке. Всё в жизни имеет надоедливое свойство происходить несвоевременно. Можно жить размеренной жизнью, планировать каждый свой шаг, считать количество выдохов. Ты живёшь осторожно, всячески ограждаешь себя от других, выстаиваешь барьер, а потом случается автомобильная катастрофа. Ким Тэхён становится автомобильной катастрофой. Тогда он впервые встречает его. В ту ночь он выглядит довольно ярко, почти как приманка для диких животных. Его порой хочется разорвать на мелкие части. Даже за один высокомерный взгляд в свой адрес. На нём многоцветный аксамитовый пиджак, отдалённо напоминающий радужные разводы на асфальте после дождя, футболка с Куртом Кобейном под ним и узкие светлые джинсы. Всё происходит слишком быстро. Они находят друг друга в пьяной толпе, взгляд Тэхёна пестрит высокомерием и просит о боли. Он выглядит дёшево ярко. Намджун не боится Тэхёна, даже когда он ножиком касается кожи на его шее. - Зря так прочно доверяешь. - Думаешь, не стоит? - Думаю, нет. Ви пьяно ухмыляется. - Какой ты человек? - М? Непредсказуемый. Он открыто заигрывает с чужими парнями, целует Чимина, сидя у него на коленях, играет с Сокджином, потому что по его же словам Сокджин ему нравится больше всех, даже больше Намджуна, и что у Сокджина очень красивые черты лица, и его члену он оды готов петь, что у него прекрасное телосложение с широкими плечами и всё такое. Это в порядке вещей. Потому что после этого Тэхён отсасывает Киму прямо в туалете забегаловки, после чего говорит: - Нет, твой член всё же лучше. Ким Намджуну охота размазать его по стенке и пройти мимо, посмотреть в сторонке, как эта мелкая тварь пачкает одежду на грязном полу и сплёвывает собственную кровь со слюной. На лице Тэхёна всё ещё ехидная ухмылочка, и хоть он слегка потрёпан – выбить из него дерьмо физически невозможно, потому что он полностью пропитался им. Он сделал улицу и граффити смыслом жизни, и Намджуну даже его жаль, потому что вся его привязанность заключается в неживых предметах – Тэхёну чужды чувства, он будто отрёкся от человеческой жизни и придумал свою, сделав религией баллончик краски. Тэхён привык быть изгоем. Намджун не имеет понятия, какой Ким на самом деле и что творится у него в голове. И это заставляет его думать о том, что у него самого не так уж всё дерьмово. Зато у Ви – хуже, поэтому они буквально топят себя в выпивке, лишаются всевозможных чувств, реалий, смысла, эссенции, потому что так легче. Потому что зашибись, когда ничего не волнует, и даже если сейчас воткнут нож в живот или перережут сонную артерию – ничего не ощутишь. Это собственный своеобразный катарсис, только у Тэхёна ни капли души и экзистенциальный страх в его неполные восемнадцать. Тэхён бы хотел умереть от саркомы. Потому что можно каждый день жить, как последний, жить, жить, черкать стены, а потом случается взрыв – и тебя спасают врачи, ты становишься нужным, и о тебе вспоминают родственники, говорят, какой ты хороший человек. Или был. Не суть. - Спасать нужно при жизни, а не при смерти. Вот тебе и вселенская несправедливость, - говорит Ви, красной ручкой соединяя в выдуманные созвездия родинки на спине Намджуна. Ким Намджун соглашается со всеми его словами. Он вряд ли тот, кто может спасти. Но может составить компанию во время падения. Тэхёну тоже нужны катастрофы. В пятницу метрополитен работает до трёх часов ночи, и они вдвоём едва успевают на последний поезд. Внутри не оказывается никого, кроме них двоих, Намджун почти теряет равновесие, а балансировать уже не остаётся сил. Сейчас он чувствует себя адептом невзаимности и ему хочется об этом говорить, но обстоятельства не позволяют – находясь вне зоны комфорта и испытывая сильное головокружение, он молчит вопреки мелькающим искрам мыслей, глубже вовлекающим в пучину. - Ты знаешь, что хотел бы видеть на месте эпитафии? Тэхён спрашивает это в вагоне, прижимаясь так близко к Киму, будто больше нет свободных мест. Намджун в этот момент растирает красную краску по рукам. Она так похожа на кровь – на миг его взгляд замирает на ладонях, а потом он улыбается – всё равно завтра это забудется. - Я не думал об этом. - А если ты умрёшь через несколько минут? Допустим, метрополитен сотрут с лица земли атомным оружием. - Тогда я предоставлю это тебе. - Меня тоже не будет. Не будет никого, Нам. Ким Тэхён – источник раздражителя. - Для чего мне эпитафия, если никто не будет её читать? - Ты когда-нибудь видел книги без эпилога? - Что бы написал ты? - It's fun to lose and to pretend. [1] - Какое отношение это имеет к эпилогу? - Такое, что это всё ставит на свои места. Я всю жизнь могу втирать тебе, что мои волосы бирюзового цвета, допустим. Только нихрена они не бирюзовые, а? Ты видишь то, что видишь. За исключением того, что ты можешь быть инвалидом, болеть глаукомой или страдать дальтонизмом. Тогда тебе прощается глупость. Молчание, прерванное привычным гудением метро, кажется ожидаемым. Человек не может выбрать себе жизнь. Мы не ответственны за количество хромосом в переданном нам наследственном материале, и сдохнуть можно от чего угодно – начиная от передозировки и заканчивая вышибленными пулей мозгами из пистолета какого-то психа. Но это, во всяком случае, лучше, чем жить мёртвым с рождения. Люди как насекомые в соотношении вероятности подохнуть – ненужных давят сразу, если ты без всякого инстинкта самосохранения, потому что даже в больших городах мы живём по закону джунглей. Намджун далеко не глупый. А вот их окружение и социум – одни слепые инвалиды. И даже азбука Брайля не поможет, хоть рассекай ею лбы. Тэхён отстраивал свой мир до мелочей, но есть пару вещей, которые он не продумал, хоть и не хочет этого признавать. Одна из них – Ким Намджун. Его грубое бесцеремонное вторжение в собственность американца воспринималась ним самим как порыв, длящийся не дольше двух часов, но проходят недели, и Тэхён только и делает, что исчёркивает все страницы календаря без особой нужды на пять месяцев вперёд. Ему не нравится размышлять о будущих перспективах. Потом падает на старую скрипучую кровать, – раритет прошлого века с острыми торчащими пружинами, – и в упор смотрит сквозь солнечные очки с белой оправой на Намджуна, а затем на Сокджина, и ухмыляется, потому что по совпадению они снимают комнату пополам. Его симпатия и Его катастрофа. Сокджин устроился на работу. Теперь он официально драит полы в итальянском баре на окраине, чьи завсегдатаи – мужчины за сорок, плохо владеющие английским. Джин отлично вписывается в любую обстановку, он как последний штрих художника, долгое время рисовавшего свою картину. Его податливость удивительна, глаза чересчур доверчивы, словно он наперёд знает, что победит в лотерее. Намджун шутит о старых геях со специфическими нравами. Ему важно заземлить Сокджина, важно напомнить, что на самом деле он останется ни с чем, потому что мир основан на несправедливости. За что Сокджину позволено их ненавидеть – Ким Намджуна и Вселенную. В их съемной квартире стены расписаны слишком разнообразно, будто это в разное время делали разные люди, не имеющие общих интересов и тем для разговоров. Словно граффити и стены этой квартиры были для них единственным способом общения. Тэхён знает, что на этих стенах описаны два человека в разное время года, с отличающейся эмоциональной палитрой во всех её проявлениях, переживающие депрессию и ярость своеобразно. Тэхён знает всё. Ким Намджун слишком легко находит новые зависимости – для него это как подцепить простуду. Новый недостаток замечают все, это почти как с Юнги и Чимин – все знают, всех раздражает, но все молчат, потому что боятся получить пизды, а ещё Тэхён не понаслышке двинут на всю голову, и от него можно ждать чего угодно. Красно-синяя сирена озаряет самый тёмный переулок этого района, через дорогу – цветочный магазин, вправо – плотно заселённые эмигрантами жилые массивы. За плечами Намджуна и Тэхёна тупик – глухой угол черноты, до которого едва доползает лимонный свет фар машины копов. Запечённая кровь алеет новым шрамом на губе младшего, руки зудят, и ему кажется, что кости на запястьях выламывают, потому что эта ночная смена копов просто безжалостна. Потом на коже холодеет метал, вызывающий табун мурашек, Тэхён смотрит на Намджуна с лёгкой пьяной насмешкой – эмоциональный диапазон отравленных алкоголем людей значительно сужается до колебаний от безмерной радости мелочам до необоснованной грусти. Тэхёну противно за себя, посему он заливается громким смехом, а Намджун вместе с ним, потому что этот абсурд кажется ему забавным. Смотря в упор на Ви, Наму хочется вспоминать. Во взгляде младшего есть что-то одновременно пошлое и девственно-чистое, словно Ким увидел в нём что-то, к чему не прикасались чужие руки. Наверное, ему показалось, что это был сдавленный крик о помощи. На запястьях Намджуна наручники сидят так плотно, что под слоем эпидермы кровь запекается и вздувается снаружи багровыми синяками – его буквально запинывают в полицейскую машину, и ему кажется, что хрустящие от ударов кости меняют своё привычное расположение. Тэхён почему-то вспоминает последнюю вылазку всей компанией, когда Шуга потащил их грабить круглосуточный магазин в округе, который они называют Аризоной. Он почему-то вспоминает, как в тот же день Сокджин проспорил свои спортивные часы Чонгуку, а потом они все вместе выбрались на крышу многоэтажки с вышедшим из строя лифтом и в обнимку с холодным пивом, которое за промежуточным разговором с Намджуном успело нагреться в его руках. В этом отделении они впервые – их оставляют до утра, они получают очередное предупреждение, потом их вышвыривают из камеры, а затем и вовсе из участка, предварительно вдоволь наигравшись, избивая. Оба знают, что это не по правилам и вообще претит такому вселенскому отвращению, что Тэхёна выворачивает как только его шаги приобретают уверенность, а ноги крепко стоят на тротуаре и он пытается прощупать твёрдую почву под ногами вопреки тянущей вниз гравитации. Они выходят к дорожной автостраде, перед ними – нескончаемые мириады проезжающих мимо машин, производящих полнозвучный и бесконечный гул. На горизонте приятно розовеет небо, прохлада развивает волосы Намджуна, Тэхён накидывает капюшон толстовки, дорожная пыль приятно оседает в кожных порах. Оба впервые задумываются о том, какие чувства вызывает побег, и становится липко тоскливо. Без пяти шесть, на магистраль отбрасывают свою тень бетонные здания с пилястрами и капителями. Белок расходится покрасневшими прожилками, радужка блекнет, Тэхён устало облокачивается о стену, обдающую висок приятно будоражащей прохладой. Ким Намджун ведёт себя скованнее обычного – влияние алкоголя на его раскрепощение слегка слабеет, а потом и вовсе сходит на нет, но от этого становится необъяснимо легче. По его мнению, Тэхён настолько наплевательски относится к окружающей среде и нему, что можно непроизвольно привыкнуть к отшельническому образу жизни и считать себя одиночкой. Намджун рыскает по карманам в поисках сигарет. Тэхёну не так, как бы хотелось. Он бы хотел себе хоть малую часть того напускного эгоизма и безразличия. - Приятно быть тут, - улыбается он, в упор глядя в глаза американца, - Этот бесконечный поток машин – все они разные – разные ранги, эшелоны, цвета, но не каждая заканчивает автокатастрофой за ограждением. Всё это так неотвратимо. Иногда Тэхён такая мразь с приставкой гипер. Намджун смотрит на него в упор упрямо и настойчиво – ему хочется уйти, и Ким это понимает, он не всегда требует разъяснения всех адресованных американцем взглядов. Сонливость въедается в мозг и кости становятся мягкими, а мысли – прозрачными и едва уловимыми, трезвит только дождь, – его капли звенят по металлическим черепицам крыш окружающих со всех сторон домов. Это занимает тишину и повисшее на час с лишним молчание. В кармане шелестят бумажки – 5 баксов и записка с холодильника, измятая и с разорванными краями. Квартира пустует. В спальне настежь распахнуто окно, Тэхён говорит, что климат тут ужасный, он привык к умеренному, а здесь в обед тропики, а ещё квартира Сокджина и Намджуна расположилась как раз на солнечной стороне. Ким Намджун не церемонится. Он толкает Ви к кровати, их тела пересекают периметр комнаты и они падают, цепляясь друг за друга. Всё происходит слишком быстро и стремительно – Нам втрахивает Тэхёна в кровать, костяшки его пальцев белеют, он вцепляется в спинку ногтями. После всего оказывается слишком трудно понять, кто они друг другу и где находится черта заданных изначально рамок – несколько шагов вперёд или давно позади. У Тэхёна принцип не привязываться, и он не успевает осмыслить, когда именно случается этот переломный момент, Намджун тоже думает об этом. - Ты мне нравишься. В ответ на это Ким Тэхён слабо усмехается. Эту фразу оба подытоживают и трактуют иначе. - Тебе кажется. - Нет. - Тогда извини. Мне жаль. Одиночный протяжный скрип, ослепляющая белизна бесконечного пространства, осязание пустоты и мурашки от сквозняка по озябшей коже. Прими это как должное.