Не пугайся, моя девочка

— Мама, мама, что случилось со мной… … Злая Ведьма Запада знала, что этот момент настанет. Он был также неизбежен, как и первый крик, как первое слово, как первый день в начальной школе. Пытаясь себя подготовить к этому дню, Зелена не представляла, что это, может быть, настолько неожиданно, настолько обескураживающе. И всё, что может сейчас сделать мать, так это наблюдать, как по красным от ужаса и горя щечкам сбегает прозрачная слеза. Конечно же, она еще не готова это принять. Вечно малютка на руках у матери, как в тот день, что она впервые взяла дочь на руки… Это было только вчера, Зелена могла поклясться. А сегодня дочь, повзрослевшая внешне, но та же малютка внутри, не могла справиться с собственным страхом, умноженным на горе. В руках пятнадцатилетнего ангела зиял огненный шар, что грозил в любую минуту отправиться в любой угол дома. — Магия, Джесси… И девочка знала, что это неизбежно. Сколько раз она видела, как Зелена делает это, делает эти вещи, которые в детстве казались простой игрой. Как просила девочка её подарить новую игрушку, показать новый фильм, и как мама дарила ей это, а девочке даже не приходилось вставать со своей постели. В детстве это казалось простой игрой, такой занимательной, и такой обожаемой. Но время шло, Джессика росла, и вот и настал тот день, когда красивые игры с зеленой дымкой перестали быть волшебством. Теперь это магия. Опасная. Странная. Темная. Внутри нее. — Почему, мама? … Почему? Почему… Почему она взяла от матери это? Нельзя было ограничиться огненными волосами? Нельзя было. Магия победит всё. Победит геройские рвения, так любезно подаренные ей лесником, победит его же любовь к стрельбе из лука. Победит всё. Магия выиграла. Осталось только узнать, что заставило магию проснуться. Что случилось с маленьким ангелом, разбудив в нём неконтролируемого дьявола? И у матери был один из вариантов… — Нил? Что случилось? Девочка обескуражена. Её жизнь меняется, её магическая сила просыпается, а мать интересуется её личной жизнью… Нил. Нил, что казался прекрасным юношей, добрым другом, таким заботливым, честным… Джессика просто прикрывает глаза, опуская руку с огнем, и тот бессильно потухает. Но матери всё было понятно без слов. Страшно признавать, но Зелена увидела в ней себя, а потому немедленно бросилась к дочери, обнимая ту, и прижимая к себе, чувствуя, как слезы кататься с глаз, оседая на её платье. Всё равно. Всё равно. — Что эта Чармингова порода сделала тебе? Джессика давно не слышала такого злого голоса матери. Казалось, последнее время мать была настолько поглощена своего очаровашкой, что мысли о том, что она вообще когда-то была злой, исчезли сами по себе, оставляя место только безграничной любви к дочке. И вот сейчас этот остервенеллый голос вернулся, отражая всю сущность Зелены. Джессика всегда боялась этой сущности, вспоминая урывками из детства сцены ссор с тетей за закрытыми дверьми, пока они обе думали, что девочка крепко спит. Но сегодня голос матери звучал по-другому для Джессики. Она не боялась злого голоса, она полностью поддерживала его. Ей было всё равно, как назвали Нила Нолана сейчас, она была согласна с каждым словом, хоть раньше бы и стала рьяно защищать его в глазах матери, не позволяя обзывать его. Но только не сегодня. Больше никогда. — Что-то вроде… «просто друзья, а»? И голос дочери больше не был испуганным, больше не был полон грусти и горечи. Он был полностью такой же, как и тон матери несколько секунд назад. И от этого Зелену невольно бросает в дрожь. Нельзя же быть настолько похожей. Нельзя повторять её судьбу. Нельзя даже допускать мысли об этом. Однако теперь было ясно, почему магия проснулась. Невероятная боль, в сердце влюбленной в героя девочки, заставила проснуться самую силу сопротивления — магию. О, наш папа не обрадуется… — Боль… магию разбудила боль…. Просто мысль вслух, но как Джессика остро реагирует на нее. Она отпрыгивает от матери, смотря на свою руку, словно она прокаженная, словно её кто-то проклял. Шокирована, может быть, даже где-то зла. Зелена знает этот взгляд. Зелена видела его у приемного отца, и он означал отвращение. Мать делает шаг к дочери, но та отбегает от нее, чуть не ли в другой конец комнаты. — Я не хочу, я не буду, я не хочу….! Девочка боится. Она смотрит на свою руку, что только что создала огонь, и плачет еще сильнее. Закрывая своё лицо второй ладонью, Джессика спускается вниз по стене, продолжая плакать. Всё из-за него. Из-за Нила она стала такой. Слезы катятся всё сильнее, она раздавлена, и, кажется, не понимает, в какую сторону ей плыть дальше. — Ты не проклята, милая… Это дар… Еще попытка. Зелена делает несколько шагов вперед, настигая дочь, опускаясь перед ней на колени и аккуратно взяв её маленькую ручку, что извергала огонь, мать принялась поглаживать её. Джессика убирает свою ладонь от лица, и смотрит на их руки, всё ещё не переставая плакать. Она не в силах сказать ни слова. Да, она точно не ожидала такого. — Смотри, доченька… Зелена вытягивает свободную руку и точно такой же шар появляется в её руке. Сначала девочка хочет отпрыгнуть, убежать поскорее, но что-то внутри, невероятное давлеющее и точно магическое будит её интерес, и она освобождает свою руку из плена материнской, наивно полагая, что всё дело в руке, и тоже вытягивает руку к ней. Несколько секунд, и небольшой огонек загорается в её руках. Совершенно небольшой. Почти незаметный. – Это не проклятье, моя девочка… Огонь в руке матери гаснет так, чтобы стать на одном уровне с пламенем девочки, и вот эти две маленькие огненные свечки, являясь единственным, что освещает комнату, ознаменовали конец слез и горечи. Джессика прижимается к матери, не в силах оторвать свой взгляд от огня, что создают их руки. Мать же, целуя её в лоб, слегка зажмуривает глаза, пытаясь понять в этом секунду, что им делать дальше. Как научить её не боятся, как научить её принять того дьявола, что поселился в ангельской душе. Как научить её не стать тем, кем стала мать. Как помочь ей пережить эту боль, готовя её к новым…