Спи дитя, спи

Он видел ее в своем сне. Она точно такая же, большеглазая, темноволосая, с вздернутым носом и лицом, красивым, но растерянным. Но обычно это он озирался по сторонам, водил головой из стороны в сторону, размышляя, умер ли он, отправившись в пучину забвения или же просто оказался во власти Тени, что утянула его в свой непрекращающийся кошмар. Хотя, и с кошмаром он тоже успел смириться. Это он находился на краю паники, дыша спертым воздухом в мире без стен, ощущая вкус тлена на губах и странную легкость, словно ноги могли оторваться от земли, и он мог взлететь. Как птица в своих детских снах, сопровождаемый колыбелью матери. Снах… Он видел ее в своем сне. Она казалась воплощением Богини, узоры на ее теле светились светом действительно божественным, озаряя темноту и отгоняя от него Тень. Ему следовало опуститься на колени перед предметом своего поклонения, но тело его стояло неподвижно, а глаза жадно изучали ту, кого он, кажется, уже видел. Скоротечная память подбрасывала обрывки фраз и обещания, как и не выполненные. Заключенная из тюрьмы, напуганная, сжавшаяся от страха и непонимания. Он тогда еще успел подумать — ну какая она ведьма. Ведьма не будет с щенячьими глазами осматривать каждый сантиметр темницы, в ужасе шарахаясь от свисающей паутины и морщась при виде мха. И вряд ли ведьма будет говорить честно, а ведь она говорила честно. Голос ее дрожал и выговор ее не был знаком Киану, такой гнусавый и немного непонятный. Зои. Он вспомнил. — Зои. — Зовет он и девушка вскидывает брови. Кажется, она тоже начинает вспоминать и горько усмехается от иронии, что прорезает это место. Тюремная камера холодна, а уж капитан позаботился о том, чтобы с Киана сняли даже последнюю рубашку, заставляя дрожать от порывов ветра в холодные и промозглые ночи в башне. — Приветик, — она садится на камень, припорошенный снегом и даже не вздрагивает. Да и от чего, даже он сам не чувствует холода. Это место странное, волшебное, скованное льдом, но такое реальное. Безразлично-серое, одинаковое, куда ни глянь, лишь только в центре импровизированного круга теплится легкий огонек света, как очень яркий светлячок, застывший на месте. — Неужто я все же умер от холода, раз вижу вас, госпожа? — мужчина садится напротив, прямо на землю, даже не ощущая снега, что примялся под его весом. Поистине, удивительное место. И слишком тихое для ада в любых его проявлениях. — Ну нет, не волнуйся, ты скоро проснешься и забудешь тут все. — Она говорит так просто, легко, общается с ним как со старым знакомым, что вводит азади в ступор. Он не должен был даже говорить с ней в тот день, но природное любопытство взглянуть на ведьму своими собственными глазами взяло вверх. Даже если для этого пришлось бы слушать двадцать минут гундосое ворчание надсмотрщика. Всего лишь пара фраз, цепкий взгляд и обещание, вот и все, что он успел дать этой девушке. — Но я не хочу забывать, — Киан оглядывается, пытаясь рассмотреть что-то дальше, чем позволял горизонт, — это место… — Мы всегда забываем свои сны. — Просто отвечает Зои. Она другая, не похожая ни на кого, кого бы мог припомнить Киан. Сначала он пытался оправдать это тем, что плохо знает культуру северян, но после осознал, что эта девушка странная даже для них. Она далека от его народа, от любых других народов Аркадии. Она вообще далека от его мира. — Так вы и правда ведьма? — От этого вопроса Зои начинает смеяться, громко и мелодично, но смех ее не отражается от высоких скал, словно они в невидимом куполе. — Хотелось бы, парень. Вот честно, хотелось бы. Я бы могла делать всякие крутые штуки, вроде… вроде предсказания будущего. Могла бы я такое, и не попала бы в такую задницу. — Зои поджимает под себя ноги, обхватывая колени руками. Сейчас она не похожа на воплощение Богини, сейчас она та самая испуганная девушка из темницы. Темницы, в которой сейчас заключен сам Киан. — Я могу вам помочь? — На автомате спрашивает азади, ловя удивленный взгляд. — Я дал вам клятву, госпожа, но не успел ее выполнить. Азади всегда держат свое слово. — Ты бы себе помог, — Зои кивает на железные кандалы, что обвились вокруг его лодыжек, словно лозы ядовитого плюща, оставляя след из красных полос. Киан опустил голову, словно примиряясь с подобной мыслью. Он бы никогда не мог подумать, что окажется закован в кандалы своими же братьями, будет проведен по площади под взглядами любопытных глаз и окажется заперт в холодной камере, где его товарищами по несчастью будут лишь только крики заключенных за толстыми стенами, да холодный ветер, наведывающийся к нему через высокое узкое окно без стекол и решеток. Да и зачем они там, даже если он допрыгнет до самого окна, со свободой его будет разделять пятнадцать метров до земли. Если бы он желал этой свободы. Чего желал Киан Алване не знал даже он сам. Понурив голову, он размышлял о том, что успел пережить за эти пару месяцев в странной Маркурии. Воздух здесь был всегда холодный, дома, сложенные из серого камня, всегда казались ему неприветливыми, как и жители, с подозрением косящиеся на смуглокожего азади в слишком легкой для этой местности броне. А теперь не было даже этой брони, но, что удивительно, холод его беспокоил не так сильно, как в первые недели. Привык, или же просто потерял любое ощущение холода, вместе со смыслом жизни, неизвестно. Ведь его разум, его собственная светлая мысль и все самое яркое упало вниз, поглощенное мутной озерной водой, вместе с Эйприл Райан. Глупо, наверное, вкладывать смысл жизни в женщину, которую знал от силы пары часов, но что-то в ней, неимоверно светлое и другое заставляло его душу сомневаться и спрашивать самого себя — действительно ли то, что он делал, правильно? — Ладно, прости, - Зои, по всей видимости, приняла его молчание за обиду. — Просто у меня реально плохой день… дни… жизнь. Ну знаешь, вот ты такой сидишь перед телевизором, жуешь чипсы, выслушиваешь от своего тренера какая ты ленивая задница и тут бац! Зои, Зои, спаси ее, помоги ей! И кого ее? И кому помочь? И вот ты уже в квартире своего парня, кругом кавардак, ОКО все опечатало, и какая-то тварь уже собирается придушить тебя. А потом грязный Нью-Джерси, какой-то занюханный наркопритон, потом еще круче, параллельный мир! Ну типа, с магией и какими-то странными существами. И ты ничерта не понимаешь, а тебе опять надо кого-то искать и кого-то спасать. Но когда ты все же этого человека находишь, то оказывается, что ее спасать не нужно, даже круче, это тебя самого спасать надо, ведь, сюрприз-сюрприз, это даже не твой родной мир и как вернуться ты не представляешь! И вот тебе кажется, что все, приключение закончилось, все что только можно, ты просрал, но тут объявляется твоя собственная мать и вводит тебя в кому! И вот ты здесь… и ты даже не знаешь, что делать… Зои сжалась еще сильней от безысходности, точно такой же, какая обуревала Киана. У девушки были свои проблемы, но они были такими же глубокими, как и у азади. Она не была испуганной, но была точно такой же потерянной. Похожей на него в этом. Даже немного похожей внешне, такая же смуглокожая и темноволосая. Только глаза у нее были теплого цвета горького кофе, что готовят на родине Киана. На родине, которую он больше никогда не увидит… — Меня казнят, госпожа. — Просто сказал он, давно примирившись с участью быть освобожденным от бремени жизни и быть поглощенным Тенью на веки вечные, быть скормленным хозяину кошмаров. — Не знаю когда, но точно знаю, что казнят. — Это за то, что ты… тогда… в том городе? — Зои поднимает голову и узоры на ее руках проступают четче, словно светятся. — За то, что пожалел мятежников, да. — Киан кивнул, всматриваясь в собственные ладони, давно огрубевшие от тяжелого оружия и постоянных тренировок. — За то, что захотел взглянуть на все происходящее с другой стороны. — Правительство говно полное, причем неважно, в каком мире. — Девушка склонила голову, рассматривая шрамы на его груди, скрытые татуировками, призванными говорить, что он служит Богине. — Дело не в правительстве, госпожа, а в людях, что добираются до власти. Правительство может желать гражданам лучшего, может стараться сделать мир лучше. Но проблема в том, что в мире всегда будут богатые и всегда будут бедные, которые будут ненавидеть друг друга, золотая середина есть, но она не лезет ни в какие разборки, потому что им хорошо и так. И всегда будут жадные люди, желающие больше власти и оттого превращающие даже самые правильные идеалы в фарс и рычаги для использования людей. — Ну не скажи. В моем мире всем правит ОКО. И оно… он… она… неважно. В общем тебе лучше сидеть на попе ровно, смотреть ситком по третьему каналу и думать о том, что съесть на ужин: китайскую или индийскую пищу. А о всем остальном позаботиться ОКО. О проблеме загрязнения, о Коллапсе, от которого погибло так много людей, о том, что настоящее солнце не видят миллионы людей, заменяя их синтетическими лампочками на противорадиационных куполах. О том, что каждый день ты видишь на улицах сотни рекламных билбордов, которые так и кричат «мы сосем с вас деньги!», но эй, всем пофиг. Это нормально. То есть… нормально быть эгоистом и думать только о своем, мелочном. В вашем мире хотя бы есть всякие сопротивления. В нашем есть только жадный денежный мешок номер один и жадный денежный мешок номер два. И оба они лижут пятки ОКУ потому что это нормально. — Вы хотите сказать, что в вашем мире нет… — Конкуренции, двух противоположных взглядов. То есть, у нас, конечно, есть выборы, но все это как выбор между двумя идентичными точками зрения. — Зои начала размахивать руками, опуская свои ноги на твердую промерзшую землю. — Конечно, не все так плохо. У нас, например, нет расизма. И людей не сгоняют в лагеря из-за того, что они другие. — Если вы хотели меня подначить, госпожа, то у вас получилось, — Киан грустно улыбнулся своей собеседнице. — Когда я жил в Азадире, то не думал об этом. Когда я прибыл в Маркурию, я увидел, как несправедливо поступает мой народ с другими. Никто… не должен быть судим за то, кем он родился. — Ну до тебя хоть дошло, очко в твою пользу. — Зои задумалась, приподняв голову к небу, затянутому серой пеленой неразборчивых облаков, застывших на месте. — И хватит звать меня госпожа, звучит так… странно в общем. Зои. Я Зои. Просто Зои… глупая, маленькая Зои, которая почему-то решила, что может спасти этот мир. — Меня учили уважать женщин… Зои. Они несут тяжкое бремя материнства и хранения наших знаний. Они управляют нашим государством и принимают важные решения. Совет Шести голова Азадира, они принимают важные решения, и я знаю, что они умеют думать на благо народа и не только своего. Если бы я смог вернуться, поговорить с ними, они бы прислушались, поняли и пересмотрели наше внедрение в северные земли. Они не знают, что здесь происходит…, но мне уже не удастся. Наместница Маркурии позаботилась об этом. — Прикольно, матриархат в действии. И да, бабы суки, другие бабы это прекрасно знают. Не смотри так на меня. Ты весь такой джентльмен, что мне даже стыдно за свои слова. — Девушка улыбнулась, легко, так просто, как улыбаются давнему знакомому, встреченному по пути на летний рынок. Как давно Киан не ходил на рынок, встречая старых знакомых и просто наслаждаясь простым мановением одинаковых дней? — Не расшаркивайся тут передо мной. Я не та, кому можно отвешивать поклоны… вот Эйприл… — Да, госпожа Райан… — продолжил за нее азади и оба они затихли в немой скорби по человеку действительно сильному и способному хоть что-то изменить. Оба думали о том, что Эйприл бы нашла бы выход из сложившейся ситуации, не повесила бы нос. Предводительница восстания не раз спасала оба мира и у нее наверняка хватило бы сил сделать это еще раз. Она бы наверняка не плакалась бы на плече другого, жалуясь на свои проблемы. От таких мыслей Киан почувствовал стыд, сильнее, чем стыд перед своими собратьями, когда те узнали, что он решил не даровать повстанцам смерть и даже дерзнул выслушать их, принять их точку зрения. — Тебе пора просыпаться, — сказа Зои, поднимаясь со своего места. — Поверь, тебе не захочется здесь быть, когда появится Недремлющий. Пошли, я провожу тебя до выхода. — А как же ты? — Киан поднимает голову на девушку, что нависла над ним, протягивая раскрытую ладонь. — Ты останешься здесь даже когда придет Недремлющий? — Ну с ним я справлюсь, — Зои подмигнула мужчине, продолжая протягивать руку. — Тем более, что мой выход отсюда запечатан и я сама в этом виновата. Но, наверное, это к лучшему. По крайне мере у меня появилось прикольное хобби, выводить всех из этих кошмаров. — Я буду помнить тебя, Зои. — Утвердительно произнес Киан, принимая ее руку. В отличие от всего этого мира, серого и словно не имеющего температуру, рука Зои была теплой. Азади даже успел подумать, что такой же теплой была рука его матери, когда та в последний раз обнимала его, перед тем, как броситься с городских ворот в морскую пучину. Он никогда не понимал, почему она сделала это, помнил лишь только ее теплые руки, прошедшиеся по его волосам. — Я не забуду этого сна. Обещаю.

***

Она видела его в своем сне. Он точно такой же смуглокожий, со светлыми глазами, большими, что, обычно, делает мужчину похожим на мальчишку, но только не его. Только теперь черная жесткая борода покрывает его лицо и темные круги под глазами стали не такими явными, как в их прошлое знакомство в мире снов. Ей потребовалось много времени, чтобы вспомнить свой сон. Собственное сознание не хотело этого вспоминать, не хотело думать о всем том ужасе, что успела она пережить, как ее сознание рвало на части в двух мирах. Не хотело вспоминать большие грустные глаза Веры, ее маленькие ручки, обнимающие ее в последний раз, перед тем, как исчезнуть навсегда, раствориться в лучшем мире. Зои очень надеялась, что в лучшем мире. Зои видела его во сне. И в этом сне тоже. В странном сне, где по улицам ходят люди-кошки, а на старом рынке, под цветными тентами, продаются поистине магические штуки. Где улицы вымощены булыжниками, оружием пролетариата, как любил шутит Реза, а резные окна такие плавные и дома совсем не похожи на архитектуру Европолиса. Где люди ходят в средневековых нарядах, а повсюду стражники с настоящими пиками. Зои помнила его голос, и пусть в таверне очень сложно распознать что-либо, голос человека из мира снов она расслышала прекрасно, глубокий и, как, опять же, любил говорить Реза, прекрасно завлекающий женщин. Рядом с ним сидела маленькая девочка-кошка, не переставая шевелить своими большими ушами, она рассказывала что-то своим голоском, который легко поглощала толпа, в отличие от голоса собеседника. Девочка вскочила со своего места, ее курносый кошачий нос дернулся и губы изогнулись в довольной улыбке с острыми зубками. Девочка унеслась к выходу, задевая отдыхающих и посекундно рассыпаясь в извинениях. — Приветик, — Зои приземлилась на место прошлой его собеседницы, смотря на то, как лицо Киана меняется, отражая сначала подозрение, а после удивление. — Ты выбралась? Или это мой очередной кошмар? — мужчина напрягся, расправляя плечи и словно становясь выше. — Скорее опять застряла, наступив на те же грабли, — Зои подперла щеку кулаком, рассматривая узоры на окнах таверны, носящей странное название «Котенок и Цыпленок». — Зои тебе нужна помощь? — Киан нагнулся ниже, уже по какой-то привычке, нежели из опасения. — Ты бы себе помог, — фыркнула девушка. – Нет, Киан, это тебе нужна помощь. А я… ну я же супергерой. Такой ничего не умеющий супергерой, у которого просто нет выбора. Ударил по струнам захожий менестрель, затянув песню жгучую и вязкую, про забытую любовь и попытку найти самого себя в этом мире. Его срывающийся на хрипотцу голос заставил многих в таверне утихнуть, прислушиваясь к словам, а разговаривающим, перейти на шепот. — Зои, тебе нужно вернуться домой, в свой мир. — Капюшон не в состоянии скрыть татуировки на скулах азади, что в свете свечей выделяются на его лице черными полосами. — Ты думаешь я не хочу, — зашептала ему в ответ девушка, пригибаясь ниже. — Но черт возьми, я больше не буду сидеть на своей заднице и ныть, какая я неудачница. Понял? К тому же я пыталась, но уж больно эти грабли симпатичные, грех на них опять не наступить. К тому же… я тут узнала, что мы с тобой должны исполнить что-то невообразимо важное. Ты и я, как команда, как Бетмен и Робин. — Кто? — От удивления Киан даже забыл, что нужно вести себя тихо, слушатель менестреля за другим столом недовольно шикнул на него, призывая к тишине. — Киан, у кого-то там, очень далеко, появились на нас двоих большие планы. Мы связаны, хотим мы этого или нет… как бы так сказать… наша история, одна на двоих. — Зои замолчала, и вновь звуки лютни никто не смел перебивать, наслаждаясь грустной балладой. Она вроде бы и не могла доверять этому человеку, которого знала по паре емких фраз и одной встрече в мире снов. Он был от нее дальше, чем в свое время отец со всей своей ложью и недосказанностями. Но если сноходцы правы… и их история действительно должна переплетаться, как узор в ярком символе, то почему бы не попробовать. Тем более, что у самой Зои не было выбора. Она слишком долго была никем с серой жизнью, чтобы позволить себе вернуться в свое обычное состояние. — Знаешь, мне ведь потребовалось много времени, чтобы вспомнить свой сон. И я не намерена просто так распрощаться с ним. — А я свой никогда и не забывал, — кивнул ей Киан, легко улыбаясь. — Очко в твою пользу, — тыкнула Зои в собеседника пальцем и словила очередное злое шиканье со стороны. — Что значит это выражение на твоем языке? Что-то вроде «я угощаю тебя выпивкой»? — Менестрель закончил свою песню и зал вновь оживился, отрывисто аплодирую и кидая медяки в цветастую шапку исполнителя. Хозяин таверны недовольно ворчал на песняра, что тот наведывается в его таверну и обирает его посетителей и как же он добр, что позволяет подобную вольность. — Скорее оно значит «губу обратно закатай», — смеется Зои, прикрывая глаза. В конечном счете, предназначение не значит, что они должны быть серьезными и только и думать о собственной важности, раздуваясь как индюки. Да и не умеет она так, Киан, по всей видимости, тоже, как бы не старался.