Их накрыло с головой... любовью.

Вечерело. Сейшин возвращался из своих далёких типографских приключений, часто случавшихся с его романами: как обычно его то оформление не устраивало, то ещё что-нибудь. В последнее время он стал относиться к своим творениям с большой щепетильностью. Вернувшись домой, он обнаружил, что душа его устала, она не болит, наконец-таки, а просто немного исчерпала себя, ведь написание романа требует не только умственных, но и духовных затрат. Внутри было пусто и мрачно, и прятаться от этого было некуда. Скинув в прихожей кейс и разместив на нужных местах верхнюю одежду, он направился в ванную, где включил воду с нужной температурой и отправился в свою комнату.Придя к себе, он рухнул на постель и уставился на часы. «Семь вечера, скоро Сунако очнется» — подумал Мурой и принялся снимать галстук, а затем и рубашку, и брюки. В результате на нём не осталось ничего, кроме нижнего белья. В таком виде он вернулся в ванную комнату и обнажился полностью лишь перед погружением. В ванной комнате царил полумрак, а электрический сине-голубой свет усыплял, однако, под воздействием этой атмосферы одиночества и всеобволакивабщего сна отлично думалось. В отличие от его обычного состояния, расстройства и потерянности, сегодняшнее было похоже больше на смерть, смерть души, когда окружающее становится безразличным. Сейшин сел в широком джакузи и уставился в пенистую воду, и чем дольше он глядел на неё, тем больше он был убеждён в том, что окружающая его действительность меняет оттенки с синего, на жёлтый и даже зелёный. Вдруг хлопнула дверь, Мурой повел взглядом, но так и не обернулся в сторону источника звука, потому что слишком сильно над чем-то задумался. Затем он всё же подумал, не ветер ли рвётся нарушить его покой. Но то был не ветер и не сквозняк, а Сунако, которой почему-то взбрело в голову прийти сюда. — Сейшин, — раздался голос в тишине и немного отдался эхом. — Сунако?! — воскликнул Мурой и от смущения спрятался по грудь в воду, — ч-то, что ты тут делаешь?! А Киришики, тем временем, страшно довольная своей проделкой хихикнула и принялась скидывать с себя одежду, которой и так было не очень много. Мурой, боясь пошевелиться, даже не стал оборачиваться, его дар речи на время шока отнялся у него. Полностью, как и он, обнаженная Сунако присоединилась к нему, сев сзади. Она и сама ещё не до конца осмелилась показаться перед ним в таком виде. — Ты меня так сильно стесняешься? — спросила она, приложив руку к его ключицам, — Сейшин, не нужно так скрываться от меня, особенно когда ты так прекрасен. Сунако коснулась губами его шеи сзади, в основании, от чего тот вздрогнул. Она целовала его теплую, слегка смоченную шею до тех пор, пока не коснулась щеки. Мурой покраснел с головы до пят, его кидало из жара в холод, он весь задрожал. — Не надо, Сунако, не делай ничего больше, — шёпотом, переводя дыхание, беспомощно сказал он. Сунако остановилась, но лишь на долю секунды, после чего скользнула рукой ниже ключиц, прямо к груди. Его дыхание перехватило, он даже не смог возразить, а вампирша не унималась. — Мне так холодно, согрей меня, любимый, — полушепотом сказала Сунако и обвила руками его талию сзади. Её ноги скользнули вдоль его ног, а голову она положила ему на плечо, так и вправду будто можно было согреться, — здесь так тепло. Изумленное лицо Муроя надо было видеть, оно было искажено до неузнаваемости. Он весь был напряжен, мысли его терялись от действий, производимых Сунако. — Сейшин, я люблю тебя, — призналась Киришики, прижавшись к телу возлюбленного сильнее, от чего он прерывисто задышал, Сунако это заметила, а когда она коснулась рукой внутренней стороны бедра от колена чуть ли не до середины бедра, его передёрнуло и он приторно-сладко застонал. Он и сам этого от себя не ожидал. Сунако знала, что ему приятно от ее прикосновений и не могла остановиться. Дальше ей захотелось поцеловать своего возлюбленного. Она переменила положение и оказалась визави с ним. Воды не хватило настолько, чтобы закрыть её грудь, поэтому при виде её обнаженного тела, Мурой не мог сдержаться, когда Сунако поцеловала его полноценным поцелуем. Он ответил ей страстью на страсть, он тоже любил её, безумно любил, но он не думал, что всё зайдет так далеко. Он уже ни о чём не думал, когда поймал себя за тем, что ласкает возлюбленную, что уже перецеловал все доступные части тела, не скрытые водой. — Что же ты наделала, Сунако? — Тебе не нравится? — Нет, наоборот… чего ты добиваешься? — Я хочу тебя, Сейшин, — отвечала она. — Ох, кажется, я сейчас рассудка лишусь, — всё тем же приторным тоном стонал он, хватаясь рукой за голову и закрывая глаза. — Ты самый желанный, ты сводишь меня с ума, — улыбаясь, заговаривала его Киришики. — Нет, это ты сводишь меня с ума. Сунако, я больше не могу, — вырвалось у Муроя, а затем он впился в губы Сунако, целуя не менее страстно, чем в первый раз. Он прижал её к стенке джакузи и обнял за талию. Страстные поцелуи сменялись более нежными, томными, за время которых он мог коснуться особого места на теле вампирши и начать ублажать её. Как только он дотронулся до неё, весь тёплый и животрепещущий, она застонала, завершив поцелуй. — Ты правда хочешь этого? — уточнил Мурой. — Да, конечно, сейчас это всё, чего я хочу.... Тогда Сейшин протолкнул один палец внутрь, Сунако застонала ещё громче, а когда в ход пошёл и второй палец, он даже испугался от того, как она закричала. — Сунако! Тебе точно не больно? — взволнованно осведомился он, прервавшись. — Нет, нет! Почему ты остановился? — обиженно спрашивала она. — Я же переживаю, — ответил он и поцеловал её легонько, — я ведь тоже давно люблю тебя. Сунако радостно улыбнулась, а затем произнесла: — Ну наконец признался, я думала уже о невзаимности. — Даже не хочу слышать о подобном. Я ведь и раньше признавался. — Ты давно не говорил! — Ох, прекрати, — нетерпеливо сказал он и поцеловал её. Поцелуй был протяжным, ожидание долгим, оба были уже измождены этим и были на пике. Сунако вырвалась из его объятий, поняв, что хоть он и возбужден, первым действовать не станет, потому сама стала руководить им. Мурой оказался под ней полусидящим, когда она начала то, что не мог сделать он. Сейшин застонал от удовольствия, его окатило волной чувства, а Сунако вскрикнула, на этот раз было действительно больно. — Сунако! — воскликнул он, уловив тень страдания на лице Киришики. — Всё…нормально, — ответила она сдавленным голосом, остановилась, но потом всё же возобновила движение, пускай медленное, но достаточно приятное. Оба не замолкали ни на секунду, ведь происходящее, в силу физических особенностей обоих, было невообразимо приятно. Чем дальше, тем было лучше, ещё приятнее. На какое-то время Мурою даже показалось, будто Сунако совсем тёплая, но это было всего лишь небольшое заблуждение. Тем не менее, из-за кардинальных различий сквернее не делалось, они слишком любили друга друга, чтобы делать особый акцент на подобных вещах. Вокруг тишина и только слышен голос соединенных воедино влюблённых. Ничто не могло нарушить их счастья быть друг с другом. Во всё время процесса они были настолько близки, что не распускали даже рук, сцепленных в сладострастных порывах. Спустя продолжительное время Сунако сдалась, счастливая и удовлетворённая, почувствовав после развязки наслаждения финал. Сейшин ненадолго отстал от возлюбленной. Однако они чувствовали друга друга и всё равно окончили сеанс упадничества почти одновременно. — Сейшин, мой прекрасный Сейшин, кто бы мог подумать, что и такое случится, — начала Сунако, обнимая возлюбленного. — Больше ни слова об этом, — ответил он и поцеловал щёку миниатюрной вампирши. — Что в этом такого? Это же естественно. — Ну да, особенно, среди усопших, — с саркастической усмешкой сказал Мурой, — пора выходить, Сунако, отвернись. — Ещё чего! — воскликнула она и прижалась к нему ещё сильнее. — Другого я от тебя не ждал. Раздался ехидный смешок. К счастью, полотенце было совсем близко. Мурой дождался, когда объятия ослабнут и он дотянется до цели. Ему ничего не стоило перехитрить её, потому он и осуществил задуманное и оставил недовольную Сунако. — Ну всё, я ушёл, — победоносно объявил он и скрылся. — Так не честно! — крикнула в след Сунако. Она тут же поспешила выйти за ним, также завернувшись в полотенце. — Вот я тебя и догнала! От меня не уйдёшь! — обвивая его шею, воскликнула она. — Да я и не собирался, — улыбнулся Мурой, — я ведь люблю Сунако, сильно люблю. — Ах, Сейшин! — она принялась радостно целовать его, — всё равно я люблю тебя больше. Мурой только улыбался, предоставляя вампирше целовать себя. Он даже не заметил в виду своего сильного чувства любви, как Киришики увлекла лечь на постели. — Я хочу ещё, — шепнула она и попыталась сдернуть с возлюбленного полотенчик. — Сунако! — в изумлении воскликнул он, всем своим видом показывая " да сколько можно-то?!". — Разве тебе не понравилось? — допытывалась она. Её руки гладили его спину, зарывались в мокрые светлые волосы, заставляли его краснеть, когда вновь пытались обнажить полностью. Она хотела его, ей нравилось ввергать его в такой страшный порок. Её будто возбуждал образ падшего возлюбленного, который до неё был целомудренным. Никто не заставлял её так трепетать, как этот оскверненный новообращённый. Он был для неё неповторимым. Такое дикое сочетание черт характера, такая романтичная душа — и всё соединено в такой прекрасной аристократичной оболочке. Он ничего не мог ответить, он был пленен, как бывает это только от невиданных чар сокрытых для простого человеческого понимания. — Сейшин, ты знаешь, что до греха красив? — спросила она и прижала к себе Муроя. — Вся наша жизнь — грех, и ты один из них, — улыбаясь, ответил он, а затем перешёл к тому, чего оба желали. Он поцеловал её, как она этого хотела, но ещё не знал, хотел ли этого сам. Может и хотел, но не мог самому себе признаться. — Что случилось? — спросила она вновь, когда её ненаглядный отстранился. Он сел на кровати, спиной к ней и сказал: — Свет… — Ты всё ещё стесняешься меня, даже после того, что было! — раздался недовольный возглас. Он не нашёлся, что ответить, она была права. — Стой, не выключай, не то ...не то я обижусь! — воскликнула Сунако. Мурой сделался в лице пунцовым и отвёл глаза от её, полного укора, взгляда. Эта сцена заставила её смягчиться, вспомнить о его высокой натуре и полюбить ещё больше. Кроме того, таким образом он смог распалить в ней необузданную страсть. Сунако не сдержала свой порыв, но действовала осторожно. Она встала, придерживая единственную укрывающую её слегка влажную материю одной рукой, а другой ласково беря за руку возлюбленного и подвела его к ложу. Он перестал противиться, будто почувствовав в её душе ту самую страсть, перестал, когда признался себе, что у него было и есть желание. Она притянула его к себе, не распуская сжатых накрепко рук. Он оказался сверху, но в виду своей натуры романтика не накинулся на неё сразу, а лишь нежно коснулся рукой её лица, проведя тыльной её стороной по холодной щеке, ещё нежнее он коснулся её прохладных губ и проник глубже. — Сейшин, — шепнула она после и томно вздохнула. Только потом он осмелился стянуть с неё то, что едва прикрывало едва ли сформировавшееся хрупкое тельце и проделать то же с собой. Его пылающие губы на этот раз перецеловали все доступные места. Сунако смеялась в ответ, было щекотно, а иногда приятно. А потом слишком приятно и тепло, она растворялась в нежности, которую дарил её возлюбленный, ей стало так хорошо, что трудно вообразить себе. От дальнейших действий можно было бы вообще умереть, будучи человеком. Чувства были так сильны, они находили выход только в сладких вздохах, а в последствии в неистовых страстных выкриках.