Клятва, данная сердцами

- Шун, позволь мне… раствориться в тебе… Ощущение, будто в этой тесной комнатушке, заваленной ненужным барахлом совершенно нет воздуха. Но даже если тебе удасться сделать хоть глоток - все кончено. Слишком тяжело. Взмахнув копной темного шелка, Шун сделал шаг назад, облокачиваясь о холодную стену. Рука судорожно ищет выключатель, совсем не зная того, что такая важная в этот момент кнопочка находится совершенно не в этом месте и не в этом помещении. Темноволосый выдыхает, понимая, что все безнадежно. Тонкие пальцы переплетаются с черными прядями волос, от которых до сих пор доносятся нотки цитрусового шампуня. - Шун.. Голос, разрезающий тишину словно пробудил ото сна. Аонума потерян. Волнение легко заметить по каплям пота, скатывающимся по виску, и пропадающим за воротом белой рубашки. - Шун ты.. любишь Саки, да? Любишь ее, так ведь? - Я.. - ощутив на языке металический привкус крови, глаза юноши резко распахиваются. Буквально в паре сантиметров находится лицо Асахины. Такое до жути знакомое и любимое лицо. Любимое до дрожи в кончиках пальцев. - Сатору. -М? - Почему.. ты улыбаешься? Ведь правда. Яркая улыбка Сатору будто никуда и не пропадала с того с самого поцелуя на лугу. С того самого момента, как языки переплелись, а сердце упоительно забилось. Эта улыбка.. - Потому что я люблю тебя, Аонума Шун. - Неожиданно улыбка пропала с лица Асахины. Глубокий взгляд бордовых глаз будто пытался узнать то, что ему еще не известно. Что ему может быть неизвестно? Что смогло укрыться от этого взгляда? - Но ты любишь Саки. Правда смешно? - На лице Сатору снова засияла улыбка. Но это не та улыбка которой он улыбается. Это натянутая улыбка, полная сожалений. - Не смей. - Что? - Не смей улыбаться, когда тебе больно. Не смей! - Но ведь… - лишь теплая ладонь Аонумы не дала сказать Сатору лишних слов. - Я люблю тебя, Асахина Сатору! А ты идиот.. Идиот, который ничего не понимает… Но если я полюбил тебя, то возьми за это ответственность.. Поэтому… - голос Аонумы становится тише, желая, чтобы слова, которые будут произнесены услышал лишь тот, кто стоит совсем рядом, с широко раскрытыми глазами и солеными каплями в уголках глаз..- Поэтому.. Я полностью вверяю тебе себя. - Ладонь Асахины ложится на теплую ладонь Аонумы, все еще покоящуюся на его рту. Сжав ладонь Аонумы, Сатору аккуратно прижимает ее к стене, улыбаясь так, будто в холодном мире, в котором они живут наступила весна. - Знаешь, Шун.. Я люблю тебя. - Знаю. - Очень сильно люблю. - Говорю же, знаю.. - Можно я?.. - Приблизившись к лицу Аонумы, Асахина остановился, вглядываясь в глубокие зеленые глаза. Ответом на вопрос послужил короткий кивок, который и дал старт началу чего-то неизведанного. Аккуратно, совершенно невесомо, Асахина провел языком по нижней губе Аонумы, зализывая следы прокусов, которыми Шун старался удержать себя на ногах. Подперев колено к стене, Асахина переплел пальцы Аонумы со своими, скрепляя в замок, ключ от которого оба выбросят на речное дно, ведь Асахина так любит речки. Речки, которые в сто крат лучше соленой морской воды. Речная вода обволакивает раны, заставляя их затягиваться словно их и не было, словно не было боли и страданий, она совсем отличается от соленого моря, разъедающего раны, которые превратятся в уродливые шрамы, напоминающие о прежней боли. Тихо выдохнув, Аонума приоткрывает глаза, наблюдая за подрагивающими ресницами Асахины, который сейчас настолько близко, отчего кажется, что стены сужаются, превращая комнату в маленький чердак. - Шун, ты позволишь мне.. окунуться в тебя? - Не спрашивай меня о таком.. - Ты засмущался? - Все та же любимая улыбка, заставляющая кровь закипать. Тихий смешок Асахины растворился в темноте небольшой комнатушки. - Прости. - Будто это возможно. - Тогда, поклянись, что тем, кто заставит тебя испытать новые чувства буду я. Лишь я один. Со мной ты испытаешь неизведанное, Шун. - Делай что хочешь, только.. сделай так, чтобы боль осталась для меня неизведанным чувством. - Клянусь! Шун, я люблю тебя. Из маленького окошечка, находящегося на самом верху дунул прохладный ветер, занося вместе с собой вихрь листьев, закружившихся вокруг тех, для кого время остановилось. Лишь сплетенные языки танцуют этот волшебный танец. Танец только для двоих. Спустив рубашку с плеч Аонумы, Сатору нежно касается губами молочной кожи шеи юноши, оставляя знак принадлежности только ему. И еще один. И еще… и еще.. Слишком тяжело остановится, но кнопка «Старт» была нажата и некуда бежать. Спустившись по стене вниз, не в силах больше стоять на ногах, Шун прижимает завороженного телом партнера Сатору к себе, утягивая его за собой. Пальцы Аонумы проскальзывают под тонкий свитер Асахины, поглаживая поджарый живот юноши. В это время поцелуи Сатору продолжали разжигать ярко-синее пламя внутри Шуна. Всего за несколько минут вся одежда лежала поодаль от двух парней. Тишину осеннего вечера прерывали звуки поцелуев и шумное дыхание обоих. Все еще не ушедший ветер щекотал голые тела, усиливая ощущение близости. - Я буду аккуратен, Шун. - Надеюсь на тебя. - Я же все- таки поклялся, что ты никогда не испытаешь чувства боли рядом со мной. - Только с тобой? - Я не позволю никому сделать тебе больно. - Обещаешь? - Клянусь. - Тогда, я хочу поскорее закрепить эту клятву. - Руки Аонумы обвились вокруг шеи Асахины, прижимая ближе, давая вовлечь Сатору в глубокий поцелуй. Аонума не ожидал резкого поворота событий, таких как его поза на четвереньках и пальцы Асахины, проникающие в его рот. Слегка надавив на язык Аонумы, Асахина взывает Шуна облизать их. Поняв, чего жаждет Сатору, Аонума прикрывает рот, облизывая каждый палец, посасывая и кусая. Высунув мокрые от слюны пальцы, Асахина приставляет их в месту, которое, как считал Аонума никогда не будет тронуто, но сказка имела совершенно другой сюжет. Аккуратно проникнув двумя пальцами в Аонуму, Асахина сгибает их, отчего изо рта Аонумы вырывается тихий стон. Сладостная пытка продолжалась для Шуна будто целую бесконечность, но и бесконечность можно прервать разорвав круг. Вскоре Асахина вынул пальцы, обхватывая ими стоящий член и проводя ими вверх-вниз. Аккуратно толкнувшись в Аонуму, Сатора запрокинул голову назад. Все мысли будто исчезли из головы. Это сдавливающее горло чувство восхитительно. Вскрик Аонумы моментально донесся до ушей Сатору, отчего последний крепко прижался к юноше, поворачивая того к себе лицом. Коснувшись губ Аонумы, не отдаляясь ни на миллиметр Асахина тихо прошептал: - Не больно? - Я справлюсь. Продолжай. Слабые толчки уже доставляли море, нет, океан эмоций обоим. Наслаждение и боль в одном флаконе душили Аонуму. Он знал, что будет больно и у Асахины не получится сдержать свою клятву, но это совсем не та боль, которая приносит страдания. Это боль, которая приносит удовольствие, окутывающее каждую частичку тела. Эту боль Аонума готов принять. Придавив Аонуму к стене, Сатору перестал сохранять над собой контроль. Здравый рассудок покидал юношу, на прощанье кинув в него белым платочком. Толчки становились напористее и быстрее, на ягодицах Аонумы оставались красные следы от ногтей Асахины, жадно впивающихся в нежную кожу. Громкие и несдержанные стоны Аонумы разлетались словно стая перелетных птиц. Все это превращалось в невероятно страстный коктейль; вкушенный запретный плод. Сколько длилась сладостная пытка? Минуту? Час? Неделю? Бесконечность. Бесконечность для обоих. Вот бы эта бесконечность не прерывалась. - Ты очень вкусный, Шун. - Застегивая пуговицы на рубашке обессиленного Аонумы, Сатору ехидно облизался, неотрывно смотря в зеленые глаза напротив. - Ты сейчас издеваешься надо мной? - Нет. - Совсем легко и непринужденно звучал ответ Сатору. - Совсем нет. - А мне кажется наоборот. - Я люблю тебя, Шун. Тихий шепот Аонумы заставил Асахину резко притянуть к себе зеленоглазого юношу и дать волю слезам, которые не должен видеть никто кроме Аонумы Шуна. Какие слова были произнесены? Все очень просто. «Это наша клятва, данная сердцами».