***
Обед в Большом зале торжественным не был, и потому Гарри махнул рукой на мантии и отправился в «домашнем»: в джинсах, кроссовках и свитере. Контраст магловской одежды с дорогущей мантией Драко был забавным, и белобрысый поганец тут же устроил представление. Он жалобно кривил губы и всю дорогу сокрушался о своей неразборчивости в знакомствах и об упадке «идей чистокровия». Мистер Деррек, сопровождавший их, ухмылялся и время от времени поддакивал: «За что только кровь проливали? Малфой, ты на гобелене значишься, пока я помалкиваю, чуешь?» Насколько Гарри успел узнать, у Малфоев родового гобелена не было вот уже почти два века – «Сожгли, Поттер, в Адском пламени, после стольких-то похорон. А двух-трёх человек в роду и без гобелена посчитать можно», – но зато имя Драко было вышито на родовом гобелене Блэков. Правда, он признался, что никогда этой надписи не видел: «Мама дом запечатала. Сказала, живым в склепе делать нечего». Гарри потом долго думал о том, жалко ли ему бескомпромиссных Блэков, и с огорчением понял, что ничуть. Уж очень они были похожи на героев малфоевских сказочек: сбежать от них хотелось, а пожалеть – нет. В Большой зал Поттер шёл в приподнятом настроении, потому что Снейп с утра заперся в лаборатории и остановить мстительного тёмного мага, надумавшего «помириться» с недогеройским трио, было некому. Директора же, как сказал мистер Деррек, вызвали в Лондон. – За главную оставил ту психованную профессоршу, – пожаловался он. – С утра в подземельях отсиживаюсь. Ты, герой, чудища больше не слыхал? – Нет, – мотнул головой Гарри. – Я сразу сказал бы вам. Надеюсь, оно сдохло. – Боюсь, не с нашим счастьем, – серьёзно сказал Деррек. – Мордред, а я так надеялся, что поводырь не уехал на каникулы! – Поводырь? – немедленно встрял Хорёк. – Вы всё-таки послушали Гарри! – Мы послушали Лавгуда, – усмехнулся боевик. – Умный мужик, хоть и чудик. Сейчас мы по воздуховодам лазаем и канализационным тоннелям, тем, что наш герой на карте показал. – И как? – Снимаю шляпу, твоё геройство. Следы огромной змеюки – Вуд просто изошёлся на матюки. Но эвакуации пока не будет. Теперь вся надежда на твоего крёстного, Малфой. Если он сумеет раскаменить пацанов… – Сумеет, – твёрдо сказал Драко. – Как раз по нему задачка. За обеденным столом все уже были в сборе, и Макгонагалл бросила на слизеринцев и их провожатого неодобрительный взгляд. Драко пожелал всем приятного аппетита, Гарри же обратился лишь к взрослым, начисто игнорируя притихших грифферов. За столом он придвинулся почти вплотную к Драко и демонстративно следил за каждым куском, оказавшемся у того на тарелке. – Поттер, – прошипел Малфой тихо, – угомонись! Я себе несварение заработаю! – Даже не подумаю! – Чего ты добиваешься? – Пробуждения знаменитой гриффиндорской совести, – громко ответил Гарри и полюбовался залившимся румянцем Лонгботтомом. – Она, герой, тем и знаменита, – вздохнув, подыграл Малфой, – что все о ней слышали, но никто не видел. Что-то вроде белого фестрала. Теперь побагровел Рональд – как Гарри подозревал, от злости. – Гарри, не сердись, – хором попросили близнецы и скроили умильные морды. – Мы Ронни уже плюх накидали, честное слово. А уж что Джинни этим обалдуям устроила, ты даже не представляешь! – Себе не забыли накидать? – против воли улыбнулся Гарри, ибо Мордред отсыпал паршивцам обаяния намного больше, чем те заслуживали. – Я злопамятный, парни. В чистокровного папу, наверное. Братцы оживились и извлекли из-под стола изрядно потрёпанный свиток. – Пакт, – важно сказали они. – Или даже Статут. Об испытаниях наичудеснейших зелий и наиполезнейших снадобий прославленных мистера Эф Уизли и мистера Джи Уизли. Обязуемся испытывать новые образцы на крысах! Если войдёшь в долю, будем делать копию рецепта тебе. – Инвестиции – дело серьёзное. Сколько? Братья переглянулись и выдохнули: – Двести! Пока, а там как пойдёт. Персиваль негодующе фыркнул, но промолчал. – Сейчас у меня столько нет, – Гарри хотел было призвать свиток к себе, но в последний момент спохватился и протянул руку: – Дайте посмотреть. Ага, нормально. Вот только испытания вы будете проводить в присутствии мадам Помфри, ясно? Летом я добуду двести галлеонов, и они ваши. Идёт? – Ура! – во весь голос заорали бедовые братцы и загомонили наперебой: – Гарри, ты не пожалеешь! У нас знаешь, сколько идей?! Ух! И ингредиентов можно будет нормальных купить! И сарайчик к дому пристроить, а то папа в свой не пускает. А ещё можно… – А ещё можно прилично вести себя за столом, – одёрнул их хмурый Перси. – Большое спасибо, Гарри. Я напишу нашему старшему брату Уильяму. Он будет рад, что его непутёвых братьев хоть кто-то сумел вразумить. При упоминании наследника рода близнецы тут же затихли и даже головы в плечи вжали. – Как-нибудь сочтёмся, – сухо ответил злопамятный Поттер, не забывший каникулы в Норе и пренебрежительные взгляды префекта Уизли. – Итак, Рональду достались плюхи, Фреду и Джорджу – пакт, а Персивалю – возможность написать длинное и подробное письмо. Кого я позабыл? – Меня! – заплаканная Джинни гордо вскинула подбородок и выпрямила спину. – Гарри, я приношу извинения за проступок своего брата. И я… я… – голос у неё задрожал и наполнился слезами, но она справилась с собой и продолжила. – Я не могу принять твой подарок. Это будет нечестно. – Джинни, что ты такое говоришь! – всполошился Гарри, разом позабывший о своих кровожадных планах. Он вскочил, подбежал к Джинни, уселся рядом и взял её за худенькую и бледную руку. – Не плачь, прошу тебя! И подарок я назад ни за что не приму, он твой. «Ментальное воздействие» будто в чёрную дыру ухнуло: «Как она на ногах держится, бедная?!» Поттер озабоченно мотнул головой, обнял Джинни за плечи и принялся утирать слёзы, шепча что-то ласковое. Ему понадобилось немало сил, чтобы «поправить настроение» самой младшей Уизли и добиться от неё робкой улыбки. – Ну вот, всё в порядке, – сказал Гарри и натянул рукава свитера на озябшие пальцы; мрачных взглядов Хорька он старался не замечать. – Джинни, ты мой друг, я не могу на тебя сердиться. Кушай хорошо, спать ложись пораньше, а вставай попозже – тебе нужно отдохнуть. А хочешь, полетаем завтра вместе? Мы с Драко будем рады, если ты составишь компанию. Джинни опять улыбнулась и показала Малфою язык. Тот закатил глаза и негромко застонал: – О нет! Поттер, ты хорошо подумал? – Драко, тебе не стыдно?! – Ни капли! Ладно, конопатая, так и быть. Чур, не пищать на виражах, трусиха, а то у меня нежный слух. – Вот как тресну по носу, Хорь, – воинственно вскинулась Джинни, – так и нюх станет нежный! И вообще, помалкивай. Ты расстраиваешь Гарри! – Всё-всё, не ссорьтесь, – забормотал покрасневший по самую макушку Поттер и поспешил усесться на своё место. – Так-то лучше, – тихо проворчал Драко и взял его за руку: – Колдовал, придурок? – Завтра отволоку её к мадам Помфри, – зашептал Гарри ему на ухо. – Уговорю проведать Колина и сдам в Больничное крыло. Драко, там ужас! – В смысле? – Вообще сил никаких. Тень, а не девочка! Драко, она же чуть-чуть Блэк! Считай, твоя родня! – Избави Мерлин! Ладно, целитель Поттер, уговорил – я её здоровую прибью. Гарри улыбнулся и шутливо толкнул недовольного Драко плечом: – Не злись. Ты мой лучший друг, верно? – Надеюсь, – совсем не по-малфоевски вздохнул Хорёк. – Руки о чашку с какао согрей. Утомившийся целитель Поттер обрадованно ойкнул и потянулся к большому кофейнику. Каникулы ещё и тем были хороши, что к столу вместе с неизменным тыквенным соком подавали праздничное питьё: какао, имбирно-медовый чай или горячий шоколад. Гарри от души насыпал сахара и, подумав, плюхнул побольше сливок. Он уже поднёс чашку ко рту, когда непривычно тихая и молчаливая Гермиона наконец решилась выяснить отношения. – А мне ты ничего не скажешь? Близнецы смерили её внимательными взглядами, Джинни фыркнула и поджала губы, а Рон угрожающе набычился, стиснул кулаки и подвинулся к подруге. – Нет, – спокойно ответил Гарри. – Мне уже объяснили, что тайком подливать однокурсникам зелья – это нормально. Даже в Рождество. Лишь одного не пойму: отчего ты решила опоить именно Малфоя? Я, видишь ли, знаю намного больше. Только ничего не расскажу, потому как не твоего ума дело. – Врёшь небось, – шестой Уизли, как всегда, пёр напролом. – Откуда тебе знать? – Я герой магической Британии, недоумок. Забыл? За столом стало тихо. Тёмный маг Поттер был уверен, что взрослые прислушиваются к их разговору, хоть и не подают виду, будто бы погружённые в собственную болтовню. Во всяком случае, мистер Бэддок и мистер Хиллиард совершенно точно наблюдали за происходящим. – Мистер Поттер, – сухо и неприязненно сказала Маккошка, – не заноситесь. Вам были доверены конфиденциальные сведения, и это не повод для хвастовства. – Прошу прощения, – кротко улыбнулся Гарри и принялся маленькими глоточками пить свой замечательный напиток. В конце концов, он обещал Дамблдору посещать обеды и ужины, а не мириться с зарвавшейся троицей. Гермиона, нахмурившись, замолчала, а Рон принялся что-то шептать ей на ухо, то и дело решительно взмахивая рукой. Лонгботтом вновь покраснел и вперился в свою тарелку с какой-то отвратительной на вид размазнёй. Гарри присмотрелся к печальному Невиллу и толкнул Малфоя в бок. – Что с Пупсиком? – еле слышно прошептал он. – У него нездоровый вид, и питается он, похоже, помоями. Проспорил близнецам, что ли? Или с желудком что-то? – У него что-то с мозгами, – Драко ощерился в довольной хорёчьей ухмылке. – Он повёлся на россказни твоей наглой лохматой подружки и морит себя голодом. Хочет стать красивым, идиот! – Ах, диета! – облегчённо выдохнул Гарри. – Слава Мерлину, а то я уж собрался и его в Больничное крыло тащить. Тогда понятно всё. Хотя на диетах обычно девчонки сидят, а парню надо бы спортом заняться. – Ну, думает-то за тупицу Пупса девчонка. – Контроль веса – это правильно. – Правильно – это поговорить с портретом собственного деда. Наедине. – И что будет? – Покойный Николас объяснит внучку, что тот может хоть единорожий помёт жрать, но вырастет из него ещё один Лонгботтом: здоровенный увалень с корявой рожей, с во-от такими кулачищами и с бзиком на растениях категории «Убейся об нас в муках». – Да? – Гарри скептически посмотрел на «ещё одного Лонгботтома», пытавшегося затолкать в себя гадкую размазню. – Пока не похож. – Погоди ещё. Сведения верные. – Расскажешь? – Не здесь. Проклятый обед закончился, и Макгонагалл милостивым кивком благословила бойцов на труды по поиску неуловимого чудища, а студентов – на безделье в гостиных. Близнецы сорвались с места, не дождавшись разрешения, и куда-то умотали. Насколько Гарри знал, они постоянно нарушали запрет на прогулки по замку без взрослых, и это сходило им с рук. «Кто кого, – бурчал отчаянно завидовавший Маркус Флинт. – Монстр Уизелов, или Уизелы монстра, а всё людям счастье». Сам же он выходить из-за стола не торопился, хоть Малфой чуть не подпрыгивал в нетерпении: «Живей, Поттер! Темнеет рано, не успеем полетать!» Ему не хотелось разговаривать с Гермионой, совсем не хотелось. Однако как Гарри ни тянул время, а упрямая Грейнджер всё-таки дождалась его в коридоре. Оба её приятеля уныло топтались рядом, а сопровождающий – мистер Кут – укоризненно качал головой: – Недосуг мне, барышня, ждать. О, Деррек! Проведёшь мелочь в башню? Всё равно тебе делать нехрен. – Временами я радуюсь, что сову с письмом из Хога папаша приласкал пинком под хвост, – задумчиво произнёс мистер Деррек, глядя вслед аврору. – Надивиться не могу на покрой мозгов у выпускников этой замечательной школы. Как по канализации за чудищем ползать, так сразу Пожиратель вонючий, а вот детишек доверить – запросто. Чего тебе, барышня? – Вы Пожиратель?! – взвизгнула Гермиона. – А почему приласкал? – заинтересовался Гарри. Вопросы они задали одновременно, и Деррек невесело усмехнулся: – В сердцах, ясное дело. Денег у нас к тому времени не осталось вовсе, а в прошении Попечительский совет отказал. Пожиратель, мисс, к вашим услугам. – Но как же… – А маглы проигравших подчистую вырезают, что ли? Странная ты, барышня. Давайте, детки, вы по дороге потолкуете. Неохота столбом тут стоять. – Не буду я ни о чём толковать! – вновь разозлился Гарри. – С этой беспринципной… С бесстыжей! Да ни за что! Предательница! – Гарри… – Гермиона отшатнулась, а Драко предостерегающе подёргал его за рукав. Поздно. Супергероя Поттера накрыло с головой. – Предательница и есть! Ты ещё прокляни кого-нибудь за косой взгляд! А что? Тут все так делают! Лицемерка! – Гарри… – И этот человек возмущался дикими средневековыми нравами! Гуманизм, Грейнджер! Права человека! Где это всё? Ты же нормальная сюда приехала! – Но я не хотела ничего плохого! Я думала, Драко знает, где мог укрыться монстр! – А спросить?! – Так он и ответил! – Гермиона притопнула ногой; от её виноватого вида вдруг не осталось и следа. – Он же всё время врёт! Поттер грозно засопел и даже поддёрнул рукава свитера, готовясь объяснить Грейнджер, какая она бессовестная дурища, но вмешался мистер Деррек. – Точно, странная, – кивнул он сам себе. – Девочка, знай Люциус Малфой о Тайной комнате хоть что-то, уже начертил бы план и пинками гнал нас в это место. У него же здесь единственный наследник учится! – Драко чистокровный! – Монстру похрен, поверь. Он людей от сов не отличает, а не то что… – бывший Пожиратель хмыкнул. Дальнейший путь до подземелий проделали в молчании, но уже перед самой гостиной Драко вдруг попросил: – Грейнджер, пару слов наедине. Можно, мистер Деррек? – Валяй, – Деррек махнул палочкой, вешая на Малфоя «заглушку», и придержал за плечо вскинувшегося Рональда. – Остынь, рыжий! Их дело, пусть поговорят. Драко с серьёзным и даже чуть печальным лицом что-то сказал Гермионе, и та заметно растерялась. Она покраснела, захлопала глазами, затеребила прядку волос на виске и попыталась ответить, но Малфой вскинул ладони и решительно помотал головой. – Что ты ей такого наплёл? – вцепился Гарри в Хорька, едва за ними закрылась дверь гостиной. – Ну… Кое-что, – пожал плечами Драко. – Выгорит – расскажу. Так, Поттер! Одевайся потеплее, и бегом на стадион!***
Последний раз Нотт чувствовал себя таким же идиотом ровно тридцать пять лет назад, когда сэр Магнус Пламенный, обороняя от полчищ врагов свой замок, нечаянно поджёг завалы старой мебели и тряпья и едва сам не угорел в вонючем чаду. Тогда из каменной клетушки, наполненной удушливым дымом, его вытащил дедуля Джагсон, потому что доблестный, но не шибко умный рыцарь-маг самостоятельно выбраться не смог. Назло врагам Магнус старательно завалил входную дверь в верхнее помещение башни всякой рухлядью. Спасаясь от дыма, он вышиб доски, закрывавшие бойницу, и от притока воздуха огонь заполыхал с удвоенной силой. Бомбарда отняла последние силёнки: Магнус только и сумел, что выглянуть в эту дракклову бойницу, посмотреть вниз, прийти в ужас от страшной высоты башни и отчаянно заорать, зовя на помощь. – Большой уже, – укоризненно качал головой дед, смазывая бадьяном его иссечённые розгами спину и задницу. – Через год в Хогвартс идти. Пора бы хоть чуть-чуть головой думать, твоя милость. В отличие от сурового и вспыльчивого отца, дедуля Джагсон поощрял магнусовы выдумки и охотно участвовал в играх. То они брали штурмом старую, полуразвалившуюся кузню, на время ставшую твердыней гнусного некроса Эммета Красноголового, то пускались в дальнее плаванье на плоту-каравелле и завоевывали все крепости и башни, опрометчиво вставшие у них на пути. – Мальчишка без того никчёмным уродился, – сердился отец на дедулю. – Что ни день, то новая блажь! А ты ему ещё и потакаешь! Кому я Ковен доверю? Шуту бестолковому? – Должно быть в парне что-то ещё, кроме огня да полыхания, – кричал дедуля в ответ. – Ты же видишь, какая в нём силища! Чудовище вырастить вздумал? Сам первым и сгоришь, дурак! Магнус, затаившись, сидел под столом и размышлял о том, что превратиться в огненное чудовище было бы интересно. В дракона! Не навсегда, конечно, только на время. Взлететь под облака, взмахивая громадными кожистыми крыльями, взреветь радостно и гордо, дохнуть огнём с небес и назад – к отцу и дедуле. Пусть знают, что никакой он не шут бестолковый, а смелый и весёлый лорд-дракон. Увы, покамест будущий дракон лишь влипал во все неприятности и передряги, какие только мог измыслить проклятущий Мордред. До малого совершеннолетия Магнус не убился только чудом: он несколько раз тонул и задыхался, пару раз увязал в болотце, частенько падал с метёл и со стен, хватал случайные проклятия, разбивал фиалы с боевыми зельями, а однажды его до полусмерти зажалили громошершни, ибо мелкий Бэддок где-то вычитал, что самый вкусный мёд – это мёд, добытый в бою. «Какой у шершней, нахрен, мёд! – стонал дедуля в отчаянии. – Для боёвки, горе ты горькое, мёд бывает только в лавке!» В общем, Магнусу было не привыкать к последствиям собственного героизма, но случай с пожаром накрепко отложился в памяти и заставил-таки шевелить мозгами. Едва не погибнуть от собственного пламени, родного и любимого до последней искорки – это был венец дурости. Уже будучи взрослым, Нотт нарадоваться не мог на рассудительность собственного сына: «Элли, милая моя, расстаралась! Какой же он умница!» Дедуля же качал головой и вздыхал: «Что у тебя от сердца, то у Тео от головы. Опасно это, внучок. Не вздумай рано помирать, твоему сыну ещё долго пригляд будет нужен». Годы шли, Магнус поневоле умнел и набирался хитрости, да только временами он вновь чувствовал себя нашкодившим десятилеткой со следами розог на заднице. Вот как, например, сейчас. – Внучок, зажри тебя мантикора! – по-старушечьи всплеснул руками дедуля Джагсон. – Какая у Малфоя, нахрен, любовь? Он и слово-то такое, поди, только в книжках видел! Для Люци любовь – это просто буквы, не более. – Сына он любит, – упрямо возразил Магнус и вздохнул. В пересказе малфоевская рождественская эпопея выглядела сущим издевательством над здравым смыслом. – Себя он любит в сыне, – буркнул дед, кряхтя, сполз с кресла и зашаркал к буфету. – Тут у меня вроде пироги с яблоками были. Погоди, чай поставлю. – Да я сам, дедуля! – всполошился Магнус. – Сиди, отдыхай! – Отдохнёшь с тобой! – фыркнул дедуля. – Только соберёшься помирать, уж и руки на груди правильно сложишь, так ты снова встрянешь куда-нибудь! Не будет мне покоя никогда! И в гробу изверчусь, видно, волчком. Магнус засмеялся и усадил деда за стол. – Люц умеет любить, я чувствую, – сказал он. – Я почему помогать кинулся? Человеком он краше, чем мороженым аспидом. – Может, и умеет, – нехотя согласился дедуля. – Раз уж чуешь. Да только к чуйке, внучок, мозги прилагать надобно! Привык, лодырь, на других думы перекладывать! То Паркинсон, то Бэддок, то Ургхарт, то Люци… А сам? Сам-то когда начнёшь? – Ладно, дед! – махнул рукой Магнус. – Сдаюсь! Где я опять налажал? – Да пока нигде, слава Мерлину. Успокоился зря. Никакая это не любовь. Твой новый дружок опять что-то удумал, а тебе голову заморочил. – Голым пацаном? – Это же Малфой, внучок. Видать, непростой пацан ему встретился и для чего-то понадобился. Да ещё втайне от тебя. Вот и думай. – Ну, малефик. Похоже, сильный. Ургхарт говорит, смазливый. Хитрый, раз уйти сумел. – Не сумел. Отпустил его Малфой. – Отпустил? – Балбес ты, внучок. Маг в сорок восьмом колене сидит и ждёт, когда его из ванной вызволят? Ха! Уж Бомбарды у Малфоя никак не хуже ургхартовых выходят. Давал парню время уйти, пока вы вокруг прыгали. Изображал принцессу в беде, суету наводил, чтобы у вас, обалдуев, времени подумать не было. Магнус сконфуженно вздохнул. В дедовом варианте дело смотрелось совсем по-другому. Дракклов сын Малфой проснулся, проглотил антидот, присмотрелся к парню в своей постели и… И, надо полагать, что-то замыслил. Соображали Малфои необычайно быстро – хоть младший, хоть старший. За то время, пока Нотт чесал в затылке, приступая к тяжкому процессу сопоставления фактов, Люц успел бы соорудить шесть банковских афер и два заговора против министерства. Придумал что-то, но никак не влюбился: в этом дедуля был совершенно прав. Душевные движения давались Малфоям намного труднее умственных. Люц полгода учился непринуждённо улыбаться в присутствии Нотта, а кое-как доверять начал лишь совсем недавно. «Именно, что кое-как, – подумал Нотт, вновь вздохнул и внезапно обиделся. – А не поговорить ли мне с приятелем Люци по душам? Зажать его в углу и тряхнуть за грудки, павлина хитрожопого! Гад такой, испоганил мне Рождество!»***
Назавтра никакой зимней прогулки на мётлах не получилось: у выхода из замка бледная и вялая Уизлетта коротко застонала, схватилась за виски и стала медленно оседать на пол. Когда папаша Деррек ловко подхватил её Мобиликорпусом, она уже была без сознания. – В Больничное крыло! – резко скомандовал Гарри, сбросил тяжёлую зимнюю мантию и бегом рванул по вмиг остановившимся лестницам, перепрыгивая через две ступени. Деррек, не переча, побежал следом и со сноровкой бывалого колдомедика потащил за собой тело рыжей. «Интересно, скольких он вот так из боя вытащил?» – подумалось вдруг Драко Малфою, а Драко Блэк свирепо зарычал и велел перебирать ногами. Пришлось припустить следом. Ни одну из половин его неординарной личности не волновало здоровье рыжей, но вскрывать чары дверей Больничного крыла Драко так и не научился, а без Поттера туда могли не пустить. Гадай потом, заходясь от ревности и злости, а не целовал ли Гарри дракклову деву в хладные уста. Мадам Помфри встретила их компанию у дверей; Драко так и знал, что в коридоре наверняка имеются оповещающие чары. – Ох, бедная девочка! – медиведьма не стала тратить время на обустройство пациентки в кровати, а велела Дерреку взять её на руки и принялась накладывать диагностические чары. – Истощение, очень сильное, но... Ничего не пойму! Дар шалит, что ли? – Нужно в Мунго, мадам Помфри, – сказал Гарри, кусая губы. – Знаю, милый, – слабо улыбнулась она. – Спасибо, господа, дальше я справлюсь сама. Явно разочарованный Поттер издал грустный вздох, но послушно направился к выходу. – На поле? – с надеждой спросил Драко, а злющий Блэк криво ухмыльнулся: «Ага, как же! Сейчас пойдём соболезновать родичам этой припадочной, напади на них парша!» Как в воду глядел, прорицатель хренов. Гарри потащил их с Дерреком ко входу в грифиндорскую башню. Дверь в гостиную была якобы замаскирована громадным портретом толстой тётки в псевдогреческом хитоне, подозрительно смахивавшем на ночную рубаху. Толстуха, завидев Поттера, поспешно плюхнулась на садовую скамейку в чахлых кустах то ли лавра, то ли мирта и сделала вид, будто уснула. Для достоверности она надвинула на глаза лавровый же венок, сложила руки на внушительном пузе и старательно засопела. – Извините, мадам, но мне необходимо на пару минут попасть в гостиную вашего факультета, – вежливо сказал Гарри. – Увы, милорд, – с вселенской скорбью в голосе ответила толстуха, не торопясь поправлять венок. – Моя миссия, видите ли… – она крепко зажмурилась и решительно выдохнула: – Вам нельзя в чужую гостиную! – Совсем-совсем нельзя? – вкрадчиво поинтересовался Поттер, а Драко предупреждающе ткнул его в бок: не хватало только спалиться перед Дерреком, да ещё по такому дурацкому поводу. Полная Дама задрожала всем телом – занятное зрелище, кстати! – и душераздирающе всхлипнула. А потом внезапно подскочила со скамейки и заорала исступлённо, сверкая глазками из-под сбитого набекрень венка: – Нет! Нет! Нельзя! Лучше смерть! Смерть! Смерть, я иду к тебе! Поттер отшатнулся и в изумлении захлопал глазами. – Ох, и суровые мамки в этом бардаке! – восхитился Деррек-старший и добавил, подумав: – Живая круче. Пойдём, твоё геройство, доложимся по правилам. Кабинет лютой профессорши неподалёку. Маккошка, как и ожидалось, была не рада видеть их компанию. Однако терпения выслушать обстоятельный доклад целителя Поттера ей хватило. – Джинни нужно отправить в Мунго, мэм, – хмурясь, подытожил Гарри. – Одно за одним: потрясение от несчастья с Колином, частые простуды, да ещё проблемы с даром, похоже. Я знаю, недавно был консилиум, но его результаты, разумеется, остались для меня тайной. Да только мне кажется… – Мне тоже так кажется, мистер Поттер, – согласно качнула головой Макгонагалл. – Сегодня же подпишу необходимые бумаги. – Не сочтите за грубость, – осторожно проговорил Гарри и весь подобрался, будто перед дуэлью, – но я хотел просить вас срочно уведомить родителей Джинни. – Мистер и миссис Уизли отправились в Египет, в гости к своему старшему сыну. Визит частный, поэтому связи с ними не будет ещё дней десять, – «лютая профессорша» призвала чернильницу с пером и метнула в сторону Деррека с Малфоем взгляд бывалого аврора: цепкий и подозрительный. – До их прибытия домой именно я отвечаю за девочку. Однако ты прав, Гарри, – голос у Маккошки внезапно смягчился. – Очень плохо, что с Джинни в такое тяжёлое время рядом не будет матери. К сожалению, не всё можно рассказать братьям. «Шестеро братьев! – с отчётливой завистью в голосе ляпнул придурочный Блэк. – Родных братьев, смею заметить. Уж я нашёл бы, кому довериться. Чокнутая, как есть чокнутая!» Гарри облегчённо выдохнул и виновато улыбнулся: – Простите, профессор, за плохие мысли. Я знаю, вы не терпите проявлений слабости, но Джинни… Для неё это чересчур. Для меня тоже. Колин и Джинни – мои друзья, понимаете? Маккошка заметно растерялась, у неё даже рука с пером дрогнула. – Я рада, – сказала она, помолчав, – что у тебя наконец появились настоящие друзья, Гарри.***
– Кто извинился? Хорь?! – Рональд громко цокнул и закатил глаза под лоб. – Ага, как же! Три раза подряд и тыщу галлеонов отжалел для этой… Как бишь её… Ажиотации! – Адаптации, – вздохнул Невилл и, проверяя сам себя, заглянул в изрядно пополнившийся с прошлого года блокнотик с мудрёными магловскими словечками. – Точно, адаптация. Глагол – адаптироваться. Означает процесс приспособления организма к новым условиям жизни. Привыкание, если по-человечески. При чем здесь тысяча галлеонов? – Дай мне тысячу галлеонов, Лонгботтом, – проворчал рыжий, – и я к любой жизни привыкну тотчас же, хоть посреди Запретного леса. Невилл подумал и вновь вздохнул: – В Запретном лесу не нужны галлеоны, а Гермиона к любой жизни приспособится даром, потому что умная и организованная. Но с Малфоем ей не тягаться, точно. – Это почему же? – тотчас же возмутилась подруга, до того с мечтательным видом смотревшая на огонь в камине. – Я успеваю лучше Драко по всем предметам, исключая зельеварение! Но практика показала, что в последнем случае дело лишь в предвзятости профессора Снейпа, а вовсе не в моих знаниях. – Дра-а-ко, – издевательски протянул Рон. – Слышал, друг? Мерзкая хорёчья морда у нас теперь «Дра-а-ко». Вот потому, Грейнджер, и не тягаться. Не в книжках дело, пойми. Этот гад тебе вновь что-то напел, а ты взяла и поверила. – Ничего он мне не напел, – порозовела Гермиона. – Он, наверное, впервые в жизни правду сказал. Очень неприятную, между прочим. – То-то ты вторые сутки в облаках витаешь, – буркнул Рон и обратился к Невиллу: – Бесполезно, друг. Девчонка, что с неё взять! Богатый белобрысый хмырь шаркнул ножкой, и всё – прощайте, друзья! То Джин молчит-молчит, а потом в больницу с магическим истощением попадает, то вот Гермиона теперь. – Что я теперь? – разозлилась Грейнджер. – Договаривай! – Ты истощением не отделаешься, – мрачно зыркнул на неё Рональд. – Тебя эта компашка просто прикончит. – Что ты такое говоришь? – испугался Невилл. – Ты думаешь, это они Джинни отправили в Мунго? Рональд страдальчески замычал и в досаде запустил обе руки в волосы. – Скоро башка лопнет! – сказал он горько. – Из меня мыслитель сам знаешь какой, да только дело это непростое. Я мелкую сразу насчёт Поттера предупредил. Мол, герой у нас теперь слизняк, и в дружках у него дети Пожирателей. А она мне: «Ну и что, зато он добрый и красивый!» Красивый, блин! А, Пупсик? Красивый? Невилл зарделся и опустил глаза. Умом он понимал, что красота и доброта не одно и то же, но перестать пялиться на Поттера не мог. – Боюсь, Гермиона, что не одна ты интересные зелья варить умеешь, – продолжил меж тем Уизли. – Кто из гриффиндорцев за Поттером хвостом ходил и в рот заглядывал? Криви и моя сестра. Оба теперь полумёртвые. Колина чудовище окаменило, а Джинни чистокровная, её монстром не возьмёшь: опаивать пришлось. Так-то, народ. Хорь и его прихвостни ни за что не позволят Поттеру с нормальными магами подружиться. А теперь и ты туда же! «Ах, Гарри не виноват! Ой, его оклеветали! Ах, Драко сказал правду!» Да скажи Хорёк правду, его разорвало бы на части! Это же Малфой! – Трус! – крикнула Гермиона и вскочила с кресла. – Значит, нужно бросить Гарри один на один с его проблемами? Хорошо дружить с героем из газеты, да? Чтоб профессор Дамблдор хвалил, а слизеринцы держались подальше. Зачем нам недоверчивый и упрямый мальчик, который в каждом встречном силится разглядеть что-то хорошее, верно, Рональд Уизли? – Да, трус! – Рон тоже встал и одарил Гермиону угрюмым взглядом исподлобья. – Легко храбриться, когда твои близкие в безопасности. А я трус. Я как представлю, что одну вредную заучку подловят где-нибудь в коридоре и покалечат ни за кнат, сразу начинаю бояться. Ясно тебе? Невилл захлопал глазами, а потом заулыбался. Вот оно что! – Не ссорьтесь, – сказал он и взял обоих за руки. – Не ссорьтесь, пожалуйста. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Немного позже, когда Рон и Гермиона немного успокоились и вновь вернулись к обсуждению провала затеи с зельем правды, Невилл не выдержал и спросил: – И всё-таки, что тебе сказал Хорёк? – Правду, – ответила Гермиона, поколебавшись, и смущённо потупила глаза. – Он сказал: «Пойми, Грейнджер, как бы я к тебе ни относился, мы всегда будем по разные стороны. Наш мир устроен совсем по-другому, и не нам с тобой его менять». Парни озабоченно переглянулись, и Рон бессильно выдохнул: – Вот же… – Он не соврал, Рональд, согласись! Рон скрипнул зубами и хотел что-то сказать, но Невилл схватил его за руку и покачал головой. – Наверное, твоё зелье всё-таки подействовало, – неуклюже пошутил он, чувствуя, как из глубины души поднимается вязкая волна холодного бешенства. – Мордред с ним, Гермиона, забудь.