***
«Мадам Элеонора» нашлась на прежнем месте. «Она» азартно уговаривала какую-то дородную тётку в небогатой мантии прикупить пару унций порошка из сушёной печени кентавра: «Разведёшь в молоке, выпьешь, и молодого любовника заездишь насмерть! Как нет любовника? С такой-то жопой, и нет любовника? Тогда возьми тёртые жвалы акромантула – от мозговой хвори!» – А вот и блудня ваша, хозяин! – громко поприветствовал Аженора бдительный обалдуй Джонни, и Кевин завертел головой, высматривая приятеля. Пунцовая от смущения тётка, подгоняемая смешками прохожих, тут же кинулась прочь. – Ага, явился-таки! – рявкнул Бубонтюбер гневно и шваркнул свой многострадальный лоток о землю. – А ну, пошёл за мной, живо! Джонни, смотри, чтоб не сбежал! – Да не сбегу я, – виновато пробормотал Аженор. – Не сердись только! Бубонтюбер зло сплюнул себе под ноги и зашагал по тротуару, на ходу раскуривая вонючую магловскую сигарету. Через пару затяжек его отпустило, и он обернулся к понуро плетущемуся позади егерю. – Что хоть натворил-то? – ворчливо поинтересовался он. – И да, какие ты, паразит паршивый, цветы любишь? Я сказал, что зубастую герань, но мне не поверили, обозвали неприлично и посулили отрезать язык за ехидство. – Кто? – не хуже герани заскрипел зубами Скабиор. Похоже, чутьё его не подвело и Кевин действительно огрёб неприятностей за свои же – пропади они пропадом! – десять галлеонов. – Хромой Гилберт со своей кодлой, кто ещё? Ты, зараза, хоть бы намекнул, что у тебя с душкой Люци такие непростые амуры! – Какие ещё амуры?! – застонал Аженор; голова шла кругом и соображать отказывалась напрочь. Бубонтюбер только хмыкнул и прибавил шаг, направляясь к уже знакомому егерю трактиру. Там их вновь отвели в отдельные апартаменты, на сей раз побольше: с небольшой спаленкой и ванной. – Я пока тут живу, – хмуро буркнул Кевин. – Не хочу свой дом засветить. Мало ли, как всё обернётся. Тут его стало выкручивать из-за сходящей оборотки, и Аженор не выдержал: наложил тёмный Энервейт, а потом ещё один, поняв, что первый подействовал во благо. – Спасибо, – отдышавшись, хрипло выговорил Бубонтюбер. – Цени, блудня, ради тебя сегодня опять оборотного накушался и вышел встречать: доложили, что ты в Косом объявился. После твоего дурацкого письма я на улицах почти не появлялся: напугал ты меня до нервной икоты, паразит! – Я очень тебе благодарен, – Аженор встал со стула, опустился на одно колено и церемонно склонил голову. – Вина моя неоспорима: приношу одни только хлопоты, а в ответ вижу лишь доброту. Мой долг неоплатен, и честь моя велит… – Ебать! – вытаращился на него Кевин в очевидном восхищении. – Ты точно в Лютном вырос? Из всех магов на моей памяти нести чушь складно и с надрывом только у Малфоя и получалось! – В Лютном, где же ещё, – покраснел Аженор и неловко примостился на стул. – Это я так… Вычитал… – он не стал сознаваться, что процитировал непутёвого предка, набросавшего на полях учебника покаянную речь за какую-то неведомую провинность. И без того было ужасно стыдно. – Сначала дело, читатель хренов, – весело сказал Бубонтюбер и выложил на стол пачку дорогих конвертов. – Я, как твоё доверенное лицо, вытребовал десять штук оптом. Тысяча монет перекроет любые твои вины, реальные и мнимые. Ясно тебе, бестолочь? Аженор кивнул и опустил голову. – Теперь налегай на еду, а после всё расскажешь. А! Цветы-то какие любишь? – Всякие, – вздохнул Аженор. – Они все хорошо пахнут, даже самые ядовитые. А тебе зачем? – Это воспоминание я тоже предоставлю, – уставившись в потолок, мстительно пообещал Кевин. – Пусть знает, сукин сын, что зубастая герань вполне сгодилась бы. Ешь, говорю!***
Увы, паршивец Локхарт не шутил. Накануне своего якобы любимого праздника он потребовал себе в помощь десяток домовиков, после ужина заперся с ними в Большом зале и… Результаты трудов Пятикратного злосчастья инспектировать никто не рискнул. Флитвик с деланым безразличием обронил: «Да что там может испортить эта бездарь!» – и скрылся в своём учебном классе под предлогом наведения там порядка. Мадам Спраут нервно пожала плечами и выдала целый спич о том, что будущих магов сызмальства следует приучать к тяготам житья в диком мире, а разгромленный Большой зал – это ерунда, плюнуть и растереть. Даже директор, вдоволь надёргав себе бороду и натерев висок чуть не до волдыря, заявил заметно севшим голосом, что негоже подозревать кавалера ордена Мерлина в некомпетентности и легкомыслии, и шустро зашаркал по коридору прочь. Северус глубоко вздохнул и вопросительно взглянул на Макгонагалл. Та, похоже, приняла вопросительный взгляд Снейпа за умоляющий, потому что в ответ упрямо поджала губы и рубанула: – Надо! Я – первая, ты – страхуешь! Вперёд, Гриффиндор! С этим кличем она рванула тяжёлые створки огромных дверей на себя. Те не шелохнулись. Макгонагалл зашипела совершенно по-кошачьи и опять подёргала двери, на сей раз помогая себе магией. Безрезультатно. Северус с изумлением воззрился на собственную волшебную палочку, намертво зажатую боевым хватом, и мысленно проклял придурков Лестрейнджей с их кретинской муштрой. – Полагаю, – холодно сказал он, – нет нужды сомневаться в профессионализме специалиста, приглашенного самим профессором Дамблдором. Посему, Минерва, предлагаю оставить всё, как есть. Макгонагалл, прищурившись, разглядывала дверь и явно мечтала хорошенько её пнуть. Потом достала палочку, самым кончиком легко коснулась дверной ручки и замерла в ожидании. Ничего не случилось. – Болван! – едва слышно выдохнула она и возвысила голос: – Вы правы, Северус! Завтра и увидим, что тут за сюрпризы. Думаю, мистеру Локхарту пора научиться отвечать за свои поступки. С тем и разошлись, старательно делая вид, что ничуть не беспокоятся ни за сохранность Большого зала, ни за мирное течение завтрашнего дня.***
Дверь в Большой зал для преподавателей располагалась возле лестниц, поодаль от дверей главного входа, которым пользовались студенты. Удобство её состояло в близости к преподавательским столам, так что посетить и покинуть трапезу можно было не пересекая весь зал. После прошлогодней истории с троллем, когда Поттер и Уизли проскользнули через эту дверцу незамеченными и отправились воевать монстра, её стали запирать на старинный немагический замок, а хранить ключ доверили мадам Спраут как человеку пунктуальному и ответственному. Сегодня же в предвкушении обещанного Локхартом праздника преподаватели явились на завтрак загодя, включая тех, кто предпочитал завтракать в своих покоях. Не утерпела даже мадам Помфри, покидавшая Больничное крыло лишь ради особых случаев. Поэтому когда Северус поднялся по лестнице, на небольшой площадке перед дверцей столпились почти все профессора, дожидавшиеся мадам Спраут с её заветным ключиком. – Доброе утро, доброе утро, – добродушно поприветствовала коллег Помона и пошутила: – Через главную дверь страшно, поди? – Восемьсот валентинок совиной почтой кого хочешь научат здравомыслию, – усмехнулся профессор Кеттлберн и огладил короткую седую бородку. – Здравствуй, дорогая. Отворяй уж, а мы поглядим, как понимают любовь суровые борцы с нечистью. Мадам Спраут хохотнула, прошла к двери, отперла её и заглянула в зал. – Кор-рчевать мой корешок! – ахнула она и попятилась назад. – Что там? – нетерпеливо поинтересовалась мадам Помфри и привстала на цыпочки, выглядывая из-за спины подруги. – Ух ты! Она подтолкнула Помону и поманила прочих преподавателей. Те с опаской вошли в зал и замерли, открыв рты. Северус почти упал на свой стул и крепко зажмурился. – Это… Это как… – нарушила наконец потрясённое молчание профессор Вектор и пощёлкала пальцами, пытаясь подобрать слова. – Это как… – Это как если бы кафе дурынды Паддифут дало метастазы в Хогвартс, – выдала мадам Помфри и хихикнула. – Коллеги, теперь я видела всё! – В принципе, довольно консервативно, – задумчиво промолвила профессор Синистра. – Только очень много. Очень. Северус осторожно приоткрыл глаз и вновь поспешно закрыл его. Буйство розового в зале ошеломляло: воздушные розовые драпировки украшали окна, скамьи были застланы розовыми покрывалами, а столы – розовыми же скатертями. Стены зала густо оплетали пышные плети лиан в крупных розовых цветах, всюду порхали огромные розовые бабочки, крохотные розовые фонтанчики били из розовых чаш на столах, а камин превратился в таинственный розовый грот. В принципе, выползи сейчас оттуда розовый акромантул, чтобы сплести розовую паутину в форме сердца, Северус ничуть не удивился бы. А ещё в зале царил душный аромат розового масла, и это было хуже всего. Позавтракать на ощупь можно было попытаться, а вот не дышать... – Доброе ут… Ох! – слабый вскрик Дамблдора заставил Снейпа мстительно улыбнуться и открыть глаза. Директор ошеломлённо разглядывал убранство зала, а потом перевёл потрясённый взор на своё монументальное кресло – розово-золотое, разумеется. Тут Северус сообразил, что и сам расселся на розовом стуле, поспешно вскочил и ткнул палочкой в несчастную мебель: «Финита!» Стул немедленно приобрёл свой прежний цвет, и Северус пару секунд умилённо разглядывал его слегка залоснившуюся обивку – серовато-зелёную, в мелкую полоску. Директор громко вздохнул и, сказав: «Праздник же!» – отменять чужие чары не стал, а с некоторой опаской устроился на перекрашенном троне. – Где дети? – забеспокоилась мадам Спраут. – Неужели этот фанфарон забыл снять чары с входа? В этот самый миг главные двери распахнулись, невидимые колокольчики принялись вызванивать мелодию пошленького шлягера «Котёл, полный горячей и страстной любви», на столах появилась еда, а с потолка посыпались розовые сердечки-конфетти. В зал потянулись растерянно озиравшиеся студенты, и Снейп, стараясь дышать через раз, принял свой обычный бесстрастный вид. – О, Мерлин! – громко простонал кто-то из старшекурсников. – Чья свадьба-то? Судя по оживлённым перешёптываниям и раздавшимся следом смешкам, в новобрачные определили кого-то из профессоров – как бы не самого Северуса. Снейп присмотрелся к шутникам и решил дать на днях шестому курсу контрольную. Потолок, мигнув, внезапно сменил изображение тусклого февральского неба на густую тропическую синеву, солнце стремительно взмыло в зенит, а розовые занавеси на окнах сами собой задёрнулись, скрывая неяркое шотландское утро. Колокольчики зазвенели совсем уж невыносимо, и под восторженный девичий визг в зал впорхнул Гилдерой Локхарт. Северус и сам едва не взвизгнул: Пятикратный додумался обрядиться в пронзительно-розовую мантию, чем окончательно посрамил Дамблдора как эксцентричного модника. Директор досадливо закряхтел и беспокойно поёрзал на своём троне, честно признавая поражение. Мадам Помфри захихикала: «Невозможная прелесть этот мальчишка!» – деканы Спраут и Флитвик переглянулись и издали дружный тоскливый стон, а у подозрительно тихой Макгонагалл вдруг задёргалась щека. Пока Локхарт раздавал воздушные поцелуи и расточал идиотские улыбки, Снейп силился понять, отчего он сам не сбежал поскорее в родные подземелья, чтобы в тишине и уюте съесть нормальный завтрак, не приправленный бумажными сердечками и не отдающий розовой эссенцией. Достойного ответа, увы, не находилось. Меж тем Пятикратное недоразумение картинным жестом потребовало тишины. – С Днём святого Валентина! – ликующе выдал Локхарт, сияя белоснежной улыбкой. – Для начала позвольте поблагодарить всех – а их сорок шесть человек! – кто прислал мне к этому дню поздравительные открытки! – Флиртовать со студентами, – выдохнула Синистра. – Как непрофессионально! – Милочка, мы сейчас с вами думаем о разных профессиях, – хохотнула мадам Хуч. – Хор-рош же, паршивец! Локхарт же ещё пару минут разорялся о чудесном празднике «пламенеющих сердец», потом опорочил доброе имя профессора Флитвика, обозвав того старым проказником, а после предложил Снейпу помочь студентам в изготовлении любовных зелий. – Убью болвана! – несчастный Флитвик спрятал лицо в ладонях. – Будет ему, поганцу, дуэльный клуб! – Не стоит, Филиус, – сказал Снейп и шевельнул палочкой, сметая конфетти из своей тарелки. – Нам с вами придётся замещать его на занятиях, а дел и без того невпроворот. Розовым бедламом дело не ограничилось. Пятикратный громко хлопнул в ладоши, и в зал ввалилась мрачная процессия гномов, обряженных купидонами. – Письмоносцы святого Валентина! – торжественно объявил Локхарт. – Сегодня эти милые создания будут ходить по школе и разносить валентинки! – Как?! – казалось, Макгонагалл вот-вот выпустит когти и оскалит клыки. – Как он их… – Всё просто, Минерва, – скрипнул зубами Флитвик. – За деньги! За деньги, ибо народца алчней не народилось ни в одном из миров. А вот кто пустил этих побирушек в Хогвартс – минуя мои чары, между прочим! – очень хотелось бы узнать! Профессора вопросительно уставились на директора; тот прикинулся глухим от рождения и воодушевлённо захлопал в ладоши. Сиявший ярче новенького галлеона Локхарт отвесил шутливый поклон и танцующей походкой направился к преподавательскому столу. – Добрый день, дорогие мои! – Пятикратный одарил коллег парочкой воздушных поцелуев и грациозно опустился на свой стул; Филиус гневно фыркнул в усы и отодвинулся как можно дальше. – С днём любви и влюблённых! Чудесное утро, не правда ли? – Неправда, – ядовито-любезно ответила Макгонагалл и непримиримо поджала губы. – Клевещешь, Минни, – мадам Хуч со смешком откинулась на спину стула. – Спасибо, Гилдерой, утро бесподобное. Даже жаль, что я ни в кого не влюблена. А вам, Северус? – Мне тоже очень жаль, что вы ни в кого не влюблены, Роланда, – невозмутимо ответил Снейп и, поколебавшись, положил себе пирожное. Розовое, разумеется. – Предлагаю всем срочно полюбить работу и разойтись по классам. Уже почти девять, – Макгонагалл брезгливо стряхнула с полей шляпы конфетти и посмотрела на оживлённых студентов. – Дай Годрик терпения пережить этот день! – Не даст! – мрачно выдала профессор Вектор. – Какая там учёба? Вы только посмотрите на них! – Всё чудесно, – добродушно улыбнулся Дамблдор. – Дети счастливы, и это главное! – Дарить счастье, – немедленно встрял Пятикратный, – моё призвание! – Воистину, – буркнула Помона и решительно поднялась из-за стола. – Пойду и я кому-нибудь что-нибудь подарю. Седьмому курсу пару куч драконьего навоза, например. Северус внимательно посмотрел на перемигивающихся старшекурсников, торопливо упаковывавших десерты, и согласно кивнул. День обещал быть нескучным.***
Розовое безумие в Большом зале оставило неудалого некроманта Поттера равнодушным: ему невыносимо хотелось спать. Треть ночи он ругался с бесстыжим Хорьком, треть ночи мирился со славным парнем Драко Малфоем, а оставшуюся треть позорно хлюпал носом в подушку из-за переживаний, будь они неладны. Уснул он лишь за какой-то час до подъема, когда дурацкие нервные слёзы иссякли, а мозг устало отключился. Поэтому завтрак он наверняка проспал бы, не надели Мордред дубину Нотта ненормальной страстью вставать до зари. Будил Теодор не Гарри, а Драко, но Хорёк тоже не выспался, а потому вместо побудки получилась Третья магическая война. Как водится во всех войнах, больше всех пострадало мирное население. Ни в чём не повинный Поттер получил подушкой по голове, поймал парочку жалящих заклятий и стал убеждённым пацифистом ещё до того, как сумел разлепить глаза. Подняться-то он поднялся, но проснуться толком не получилось. Даже после холодного душа Гарри зевал так, что за ушами что-то угрожающе похрустывало. На завтрак его тащил Винс, приговаривая: «Потерпи, Наследник, завтра суббота, отдохнём. Все разом и отдохнём». Грег конвоировал не отошедшего от Конфундуса Теодора (спросонок Хорь слегка перестарался) и засыпающего на ходу Драко. Блейз шёл позади и участливо вздыхал. В общем, второй курс Слизерина праздником влюблённых не проникся. Хорёк клевал носом над тарелкой, сплошь засыпанной розовым конфетти, Тео очумело тряс головой и раз за разом промахивался, целясь вилкой в бифштекс, а Блейз тихо причитал, уговаривая того и другого «покушать хоть капельку». Винсент с Грегом тоже жевали довольно вяло и по сторонам почти не смотрели, но вид у них был умиротворённый: «Первая ночь без кошмаров, твоё темнейшество. Ещё чуть-чуть, и мы тебе Дракона связанным в кровать подкинули бы». Гарри порывался попросить у ребят прощения, но те оборвали его в самом начале покаянной речи: «Не нуди, Наследник. Ты же не виноват, что Салазар тебе силищи отсыпал на троих. Друзья мы или кто?» Гарри растрогался и вновь едва не разревелся. Думать связно пока не получалось, но на клятву самому себе соображения хватило: платить добром за добро, и с оплатой не мешкать. Минувшей ночью он уже почти заснул, привычно подтащив Грань поближе, но устроившийся в ногах Динки заволновался, замотал ушами, заверещал: «Тревога!» – и слабо захрипел, хватаясь за горло. Гарри подскочил, лихорадочно соображая, с чего бы вдруг тревога, но о бегстве из спальни даже не подумал, потому что бедный Динки явно нуждался в помощи. – Ух ты, всё-таки получилось! – Хорёк по-хозяйски отдёрнул полог и резко кивнул на домовика: – Вели ему помалкивать и убираться! Мне с тобой поговорить нужно. Наедине. – А то что? – обманчиво спокойно поинтересовался Гарри и положил левую руку Динки на плечо. Невидимая удавка пропала, и домовик закашлялся, согнувшись пополам. – Как ты это сделал? – озадаченно нахмурился Малфой и тут же нетерпеливо мотнул головой: – Неважно! Гарри, нам нужно поговорить! Они препирались ещё некоторое время, пока Динки пытался отдышаться, и победил нахальный Хорь. Домовика отправили отдыхать, полог вновь задёрнули, Малфой навешал на него фирменных заглушек и, насупившись, начал скандал: – Я был прав, когда испугался, Поттер. Прав, ясно тебе? Гарри возмутился и тут же вывалил все свои обиды, хотя ещё минуту назад намеревался гордо молчать, а потом забыть имя предателя навсегда. Но в итоге молчал Малфой и лишь однажды яростно выругался, когда Гарри признался, что ждёт разоблачения с минуты на минуту: – Сука, Поттер, совсем мозги приморозил? Ебать, как ты в меня веришь, сволочь! – А что мне было думать? После твоих-то пятничных сказочек! – Ты сам, засранец, сказочка! Тупая, но страшная! Ссора разгорелась с новой силой, став совсем уж бестолковой, и Гарри устало махнул рукой: – Хватит. Я безмерно благодарен за сохранение моей тайны, Малфой. Клянусь, что... – Заткнись! Поттер, ты идиот, но я тебя люблю. Гарри открыл рот и растерянно захлопал глазами: «Когда Хорёк успел свихнуться?» – Мне плохо без тебя, – продолжил тот хмуро. – Ты мой первый настоящий друг, и вообще… Я не хотел, чтоб было так, честно. Я думал, умру рядом, когда ты перестал дышать. Под конец рассказа Гарри вовсю боролся с душившими его слезами. Драко не стал его щадить: подробно рассказал и о кошмарах по ночам у ребят, и о собственных размышлениях. – Каким бы хорошим ни был ты сам, твой дар ужасен. Он чужд обоим мирам. Наверное, оттого вас так мало. В твоём случае скулёж светлых про «быть человеком» – первая заповедь. Ты непременно должен остаться тем Гарри, что пожал мне руку в ателье у Малкин. Иначе… Если коротко, то пятничные истории вовсе не сказки. Понял? Гарри задумчиво покивал и неожиданно для самого себя полез обниматься. Потом они долго разговаривали как прежде, по-дружески, но когда Драко уснул, Гарри не сумел удержаться от истерики. Он тихо ревел, стараясь не потревожить чужой сон, и вместе со слезами уходили страх, боль и обида. Всё наконец уладилось: Драко был рядом, и Грань была рядом, но они уже не рвали бедного некроманта на части. Жить стало не в пример легче. Вот только выспаться не получилось. По счастью, первым уроком была история магии, а это целых полтора часа спокойного сна под монотонное бормотание призрака профессора Биннса. Минут двадцать Гарри подремал на гербологии, пока мадам Спраут объясняла задание и раздавала инструменты. Ещё полчаса он «повторял пройденный параграф» на астрономии, сдав эссе раньше прочих. Так что к обеду Гарри был вполне способен если не соображать, то достаточно чётко различать окружающее. За обедом густая мясная похлёбка вприкуску с пирожными окончательно поправили дело, а чашка горячего переслащённого какао добавила благодушия. Утихомирить же ехидного Хоря мог только полный котёл доксицида: Драко злобно зыркал по сторонам, отмахивался от летящих с потолка сердечек и от души поносил «безвкусицу» в зале. Парни согласно кивали, а Теодор грозился подпалить бедному профессору Локхарту мантию. Розовая мантия, по мнению Гарри, действительно не особо приличествовала мужчине и бойцу, но в остальном он не увидел ничего дурного. – Нормальное оформление, – улыбнулся он, – как в магловских супермаркетах. Девочкам нравится, и это хорошо. Девчонки действительно выглядели довольными, даже Роберта Уилкис, грустная и поникшая с самого Рождества. Её подруги объяснили Гарри, что «смотрины» в доме жениха, видно, прошли не очень удачно, но это – тс-с! – большой секрет, и расспрашивать о таком неприлично. Сейчас же она лукаво улыбалась, вертя в руках чью-то валентинку, и выглядела спокойной и хорошо отдохнувшей. Гарри помахал ей ладошкой и легонько ткнул недовольного Малфоя в бок: – Тебе-то хоть одна открытка перепала? – Понятия не имею, Поттер, какая из испепелённых на подлёте валентинок была моя, а какая – твоя. – Думаю, что все – мои, Хорёк ты бесстыжий! – возмутился Гарри. – Когда ты успел? – Что там успевать? – ухмыльнулся Малфой, шевельнул палочкой, зажатой в кулаке и скрытой широким рукавом мантии, и мимопролетающая открытка вспыхнула и мгновенно осыпалась пеплом. – Тео научил! – Балбесы! А если именно её кто-то очень ждал? – Ещё подождёт. Большое дело – анонимные сюсюкалки! – Вот же Хорь! Всё, я с тобой не разговариваю! – Опять?! Какой кошмар! – развеселился Малфой. – Давай мы твоего домовика не каждый день душить будем? Жаль тварюшку. В немом возмущении Гарри возвёл глаза к потолку, а потом наградил нахала хор-рошим тычком под рёбра. – Не смей трогать валентинки! – грозно сказал он. – А то заставлю написать сто штук! – Кому? – Да хоть и Флинту, неважно. – Тебе напишу! – потёр ладони Драко и заголосил с подвыванием: – О, изумрудноокий и чернокудрый герой, снизойди же ко мне, несча… Оказывается, коронное беспалочковое Эванеско годилось не только для мусора. Вода из розового фонтанчика внезапно исчезла, а потом материализовалась над головами и окатила веселящегося Хорька, самого Гарри – «Ой, промазал!» – и мирно жующих Винса с Грегом. Девчонки взвизгнули и захихикали. – Кто там колдует не в классе? – рявкнул зануда Ургхарт. – Вычислю – помрёт в фехтовальном зале! – Оно само! – развёл руками Винс. – Терри, честное слово, эта фигня сама взбесилась! – Неудивительно, если розовый идиот заклинал эту дрянь самолично, – старший префект Лафингтон с подозрением покосился на ближайший фонтанчик. – Теренс, может быть, уберём их к дракклам? – Сиди смирно, неженка, – пробурчал Ургхарт. – Сейчас опять наслушаемся о злобных чистокровных гадах, не уважающих магловские праздники. Мелочь осталась жива, значит, и ты не растаешь. Следующие четверть часа слизеринцы наслаждались реакцией героических папаш на убранство Большого зала. Бойцы выспались после ночной вылазки в канализацию и в полном составе явились на обед, а точнее, на свой завтрак. Бравые авроры и не менее бравые Пожиратели потрясённо вертели головами и беззвучно разевали рты. – Где тут в профессора записывают? – выдохнул наконец Хиллиард. – Или во второгодники хотя бы? Учиться стало много веселей, Годрик свидетель! Гленн, лапочка, хочешь валентинку? Бэддок под гнусное хихиканье старших Флинта и Деррека молча показал шутнику средний палец и лёгким движением руки заставил розовые душистые струи фонтанчиков брызнуть во все стороны разом. Теперь заорали и завизжали все, не только девицы, и громче прочих – сам Пятикратный обладатель. Мокрые насквозь студенты плюнули на запрет колдовать вне классов и замахали палочками, накладывая осушающие чары на себя и на малышню. Бэддок огрёб подзатыльник от Квинтуса Флинта и воздушный поцелуй от довольно скалящегося Хиллиарда. – Они точно по ночам монстра ловят? – недовольно сморщила нос стервоза Пенни Кристалл. – Лучше драконоборцев позвали бы, честное слово! Сразу после обеда у второго курса Слизерина был урок зельеварения, сдвоенный с Хаффлпаффом, и Гарри от души надеялся, что Снейп уже притомился злословить и снимать баллы. Вздремнуть на занятиях, понятное дело, не выйдет, но его вполне устроила бы контрольная, когда все молчат и занимаются делом. Увы, декан был полон сил и с ходу принялся писать на доске рецепт нового зелья – Дыбоволосного. – На хрена? – против воли вырвалось у несчастного некроса, который и без дурацкого зелья каждое утро начинал со сражения с непокорными патлами. – Ой, простите. Я хотел спросить, зачем оно нужно? Против обыкновения Снейп не зашипел: «Не ваше дело, Поттер!» – а кротко возвёл очи горе, будто попенял Мерлину на тупость окружающих, и ответил: – Это учебное зелье, мистер Поттер. Как задачки про бассейны в магловских школах. Здесь присутствует очень необычное сочетание ингредиентов и наблюдаются нетипичные реакции при нагревании. Колдомедики тоже готовят это зелье, кстати, но уже с целью изучения работы гладких мышц в коже. Гарри поблагодарил декана и с уважением посмотрел на записанный рецепт, ещё минуту назад казавшийся издевательством: «Точно! Крохотные мышцы в основании волос, я же об этом читал! Пилоэрекция, вот что это такое!» Он обрядился в защитный фартук, надел нарукавники и в одиночку принялся резать, крошить и толочь ингредиенты. Отсутствие напарника, окаменевшего Финч-Флетчли, ему не мешало. Наоборот, одному работать было легче, и через какой-то час он получил свои желанные «удовлетворительно». Определённо, в присутствии Гарри нетипичные реакции проходили ещё нетипичнее, и декан предусмотрительно поставил «малый щит» перед тем, как сунуть нос в котёл. – Откуда бы этот перламутр? – задумчиво поинтересовался Снейп у зелья. В ответ зелье жизнерадостно булькнуло, но цвет и густоту, слава Мерлину, не изменило. Гарри облегчённо вздохнул: случалось, что и меняло. До объявления оценки за урок, как ни обидно. – Он никогда не даёт мне заглянуть в твои зелья! – пожаловался Забини, когда они вышли из класса. – Но ведь интересно же! Перламутр – это неяркий блеск или известковые вкрапления? – Блеск, – вздохнул Гарри и не стал расстраивать Блейза историями о неистребимости некоторых образцов и о тайном могильнике в Запретном лесу, где захороненные зелья упорно приближали конец света. Во всяком случае, Снейп был убеждён, что приближали. – Дальше у нас чары, что ли? – зевнул Малфой. – С грифферами, блин. Побрели, народ. Отсидим, и спа-а-ать! Они поднялись на седьмой этаж, где уже толпились второкурсники Гриффиндора. Сосредоточенно молчавший всю дорогу Забини внезапно топнул ногой: – И всё же в наборе ингредиентов не было ничего, что привело бы к такому эффекту! – Забей, – легкомысленно махнул рукой Драко. – Это же Поттер, ходячая аномалия! – Привет, аномалия! – жизнерадостно окликнула Гарри Гермиона и холодно кивнула окружавшим его слизеринцам. Рон и Невилл повели себя по-разному: Рональд вяло махнул рукой и отчего-то тяжко вздохнул, а Невилл густо покраснел и проблеял что-то о празднике. – Привет! – слегка натянуто улыбнулся Гарри и вопросительно вскинул брови: «Отдала?» Грейнджер мотнула головой, а в ответ на недовольную гримасу героя удовлетворённо похлопала по клапану сумки и дёрнула плечом в сторону лестниц: мол, не переживай, всё здесь; как только закончится урок, сразу отнесу. Из кабинета чар с визгом и писком высыпали первачки: они отчего-то задержались с урока. Впрочем, профессор Флитвик, когда увлекался, частенько забывал о времени, а уроки с малышами он любил. – Здравствуй, Джинни! – улыбнулся Гарри, завидев понурую рыжеволосую фигурку. – Как ты себя чувствуешь? – Близка к удару, не видишь? Ведь рядом вожделенный предмет грёз, – встрял Малфой. – А, рыжая? – Слышь ты, Хорёчина! – мигом набычился Рональд. – Щас получишь прямо в рыло! – Драко, прекрати! – Поттер нахмурился. – Рон, отстань! Джинни показала Хорьку худенький веснушчатый кулачок и застенчиво улыбнулась: – Здравствуй, Гарри! У меня всё хорошо… Она вдруг сильно побледнела и попятилась назад, с ужасом глядя на что-то за спиной Гарри. Гарри не испугался насмерть лишь потому, что рожи у Малфоя с Ноттом вдруг расплылись в гадких ухмылках – наверное, ничего опасного не наблюдалось. Но оборачивался он медленно и осторожно. Это чистокровных паразитов в сотом поколении и битой не добьёшь, а бедный некромант – существо нежное, впечатлительное и ранимое. За спиной стоял один из локхартовых «письмоносцев», угрожающе стискивал позолоченную арфу и смотрел на Поттера, как киллер на жертву. – Послание, – пророкотал он с чудовищным акцентом. – Музыкальное. Лично Гайи Поттею. – Может, попозже? – Гарри опасливо попятился и наскоро прикинул, не садовые ли гномы Уизли решили отомстить ему за изгнание. Нашли родича покрупнее и… – У нас вот-вот урок начнётся. – Сейчас! – отрезал гном и с силой провел корявыми пальцами по струнам; арфа жалобно затренькала. – Твои глаза… Гарри оглянулся по сторонам: свидетелей гномьей мести было предостаточно, а вот защитников как-то не наблюдалось. – Спасибо-спасибо, не стоит, – он попытался скрыться в толпе, но гном ломанулся за ним, расталкивая хихикавших студентов. – Не трогайте Гарри! – Гермиона, храбрая девочка, заступила гному дорогу, но грубиян с бутафорскими крылышками оттолкнул и её. Гермиона упала, её сумка отлетела в сторону и раскрылась. – Ах ты! – Гарри резко развернулся и прошипел на парселтанге: – Убью, тварь! Дракклов гном был не родич садовым вредителям: заслышав злобное шипение, он лишь недоумённо скривился и вновь затренькал на арфе: – Послание! Слушай! Твои глаза… – Убью! – пообещал Гарри уже по-человечески и поддёрнул рукава мантии. Но тут на его плечо легла горячая рука, и раздался хрипловатый голос Нотта: – Остынь. По этим недоделкам всё равно что по троллям лупить: магия на них почти не действует. Твой разлюбимый профессор знал, кого нанимать – хрен отобьёшься, – он ободряюще приобнял Гарри и громким шёпотом добавил: – Намного проще вразумить тех, кто уши греет. Давай Фурункулус попробуем? Давно хотел. Студенты мгновенно рассредоточились по коридору, а перед дверью в класс остались лишь потирающая ушибленный локоть Гермиона, Джинни, Рональд, Невилл и – сюрприз! – Малфой. Именно последний галантно предложил Гермионе опереться на его руку и участливо выспрашивал, не нужна ли ей помощь мадам Помфри. Пунцовый Невилл стоял столбом, потерянно всхлипывающая Джинни собирала рассыпавшиеся по полу учебники, а Рон помогал ей и бормотал что-то утешительное. Гарри медленно выдохнул и вновь обернулся к гному: – Пой уже, письмоносец! – Твои глаза хоть видят слабо, – немелодично заорал тот, – но зеленей, чем чаодея жаба! – Какая экспрессия! – восхитился Хорёк. – Пупс, судя по жабе, это выкидыш твоего больного воображения! Невилл покраснел ещё пуще и отчаянно затряс головой. – А волосы его чейней тоски, – надсаживаясь, продолжил гном, – чейнее классной гьифельной доски! – Изумрудноокий и чернокудрый! – заржал Нотт. – Это Хорёк! Ставлю пять сиклей! – Я?! Сочинить такое убожество? Да никогда! – Непохоже на Драко, – Забини запрыгнул на подоконник и сидел там, легкомысленно болтая ногами. – Не тот стиль. Пять сиклей мои! – О, божество, хочу, чтоб сейдце мне отдал, – перекрикивая разговор, завопил гном, терзая арфу, – геой, что с Темным лойдом совладал! – Точно! – хлопнул себя по лбу Драко. – Рыжая! Джиневра заплакала и опрометью бросилась к лестницам. – Джинни! – крикнул Гарри. – Всё хорошо, мне понравилось! Блин, Хорь! И что теперь делать? – Идти на урок, – пожал плечами Малфой. – У рыжей идиотки шестеро братьев. Их забота. Позвольте вас проводить, мисс Грейнджер. – Благодарю вас, мистер Малфой, – Гермиона порозовела и, игнорируя мрачные взгляды своих приятелей, зашла в кабинет под руку с вредным Хорьком. – Предатель! – шепнул Гарри, проходя мимо его парты. – Герой! – не согласился тот. – Твоей лохматой подружке обеспечены приятные сны на пару недель вперёд. Цени! Гарри, не удержавшись, с силой потёр шрам и уселся на своё место. Спать и думать о постороннем у профессора Флитвика было некогда, и герой на время забыл обо всём, кроме контрольной по Чарам распознания. Когда урок закончился, он с некоторым недоумением посмотрел на расстроенную до слёз Гермиону: «Неужели Малфой опять что-то ляпнул? Зачем тогда выпендривался?» – Гарри, – прошептала она дрожащим голосом, – тетрадь исчезла. Та самая! Её нигде нет! Понимаешь, нигде!