В борьбе обретёшь ты... (часть 2)

«Годрик, помоги!» – мысленно взвыл Лонгботтом и изо всей силы вцепился в мантию Рона. Покровитель факультета трусишек не жаловал, а потому в ответ на молитву ветер, и до того неслабый, усилился. Метлу закрутило в совершенно немыслимом финте и швырнуло куда-то в сторону. Куда именно, Невилл не разобрал: глаза он зажмурил ещё на первом круге самоубийственной спирали. «Мамочки!» – пискнул он в отчаянии; уж если святой не помог, то больше и просить-то некого. Очередной порыв злого холодного ветра ударил с другой стороны, метла выровнялась, сбавила ход, и через пару секунд ребята свалились в грязь. – Твою Моргану! – Рон потащил метлу из-под Невилла, так и не рискнувшего открыть глаза. – Как её теперь отмыть? Джордж и Фред меня убьют! – Как нам самим отмываться? – Лонгботтом поморгал, утёр грязное лицо испачканной полой мантии и огляделся. Их порядком отнесло от гриффиндорской башни, протащило через луг перед замком и приземлило прямо в огороде Хагрида, на раскисшую за зиму землю. «Хорошо, не в озеро и не в Запретный лес», – подумал он и, оскальзываясь, встал на ноги. – Меня обмоют перед похоронами, – пробурчал Рональд. – С тобой дело проще: пойдёшь в душ. Ладно, хватит рассиживаться. Доставай мантию. Окошки Хагридовой хижины сияли неярко, поодаль высилась подсвеченная фонарями громада замка, а больше ничего было не видать: тяжёлые низкие тучи закрывали луну. – Да ну, – устало махнул рукой Невилл. – Тьма кромешная. Пойдём. Что спрашивать станем? – Уговаривались же! Откуда взялся монстр и нет ли какого секрета, чтобы его поймать. Вдруг ему тоже песню спеть надо, как Пушку? – Не успеешь, – вздохнул Лонгботтом, подозревавший, что Гермиона окаменела как раз во время реализации похожего плана. – Вот и спросим, можно ли успеть, – Рон закинул метлу на плечо и потопал к хижине. Невилл поплёлся следом; идея ночного интервью уже не казалась ему удачной. Лететь к Хагриду собирались ещё вчера вечером, но близнецы поломали все планы. Они, дурея со скуки, взялись полировать мётлы прямо в гостиной и попутно втянули половину факультета в ожесточённый спор о шансах национальной сборной в предстоящем чемпионате мира. Спорщики были разогнаны деканом по спальням далеко за полночь, так что шанса по-тихому одолжить метлу не осталось. С утра братьев Уизли ошарашили известием о тяжёлой болезни Джиневры и о её переводе в больницу Святого Мунго. Все уроки Рон просидел молча, только хмурился и отмахивался от попыток Невилла его приободрить. Перед обедом братцев пригласили в кабинет директора на беседу. Вернулся Рональд не просто хмурым, а злым до невозможности и порядком озадаченным. – Родителей вызвал, вопросы непонятные задавал, – поделился он с Невиллом. – Не жаловалась ли Джинни на кого, не вела ли себя странно? Как по мне, так вздохи по Поттеру и тисканья с дурацкой куклой – уже очень странно. Она эту куклу с Рождества из рук не выпускала, и на занятия носила бы, не запрети ей Перси дурью маяться. – Красивая дорогая кукла, – пожал плечами Невилл, не видевший в игрушке ничего плохого. – Девочкам такие вроде нравятся. Гарри просто угадал с подарком, вот и всё. – Ты ещё слюни распусти, – огрызнулся Рональд в ответ. – Взрослая девица, зачем ей куклы? Она же нормальная была: в квиддич с нами играла, подушками дралась, чешуйки собирала драконьи, которые ей Чарли в подарок присылал. А с лета, как Поттера увидела… Да что тебе говорить, ты и сам последние мозги теряешь, если герой рядом. – Н-ничего не теряю! – соврал Невилл и вспыхнул румянцем. – Кукла тут при чём?! – Да прокляли её, как ты не поймёшь! – Куклу? – Джинни! – Кто? – То-то и оно, – поник Рон. – Не знаю я, кто. Подозреваю только, но кто бы меня выслушал. Даже директор сегодня отмахнулся. Мол, колдомедики так не считают, уймитесь, юноша, дело серьёзное, не до сведения ваших детских счётов. Я бы с папой сам поговорил, но в кабинете только Перси остался, а нас с близнецами расспросили и выставили. – И что? – Ничего хорошего. Мама плакала. – Нет, я о проклятии. – Пупс, я тебе сто раз говорил. Выбивают нормальных людей, с кем Поттер мог бы подружиться. Криви, Джинни, Гермиону. Угадай, кому это выгодно. – Малфою с компанией, – помрачнел Невилл. – А нас почему не прокляли ещё? – Меня – кишка тонка, – грозно насупился Рональд. – Меня тролль не взял, уж куда этим дохлякам. А тебя и проклинать не надо, всё равно с Поттером не разговариваешь, а мычишь только и глазами лупаешь. Ещё дневничок заведи и стишки про любовь туда переписывай! Лонгботтом зажмурился, борясь с желанием стукнуть рыжего по шее: «Он не со зла, просто неприятностей много на него навалилось». – Точно, дневник! – оживился Рон. – Дневник бы почитать. Знаю, что некрасиво, но сама она нипочём не расскажет. – Какой дневник? – Тетрадка её, куда она строчила без передыху. Ну, помнишь? Там наверняка всё написано, но ведь не отдаст никому. – Правильно, – кивнул Невилл. – На то он и дневник. Рон только рукой махнул, но к вечеру слегка оправился от горя и принялся готовиться к побегу из башни. Близнецы развлекались игрой во взрыв-карты, так что стащить одну из их мётел оказалось несложным: они даже «следилки» на древко никакой не повесили. Очень скоро Невилл понял, почему. Управлять «Нимбусом-2000» могли только ненормальные из квиддичных команд. Проклятая метла просто рвалась из-под седока, и малейшее шевеление древка заставляло её выделывать немыслимые кульбиты. Рональд загодя предупредил, что спускаться будет аккуратно, по спирали, а потому Невилл спокойно влез на подоконник и бестрепетно уселся позади Рона, предполагая комфортную прогулку. Что тут лететь-то? И четверти мили не будет. Как бы не так. Для начала метла взвилась свечой, а Невилл получил по ноге захлопнувшейся под порывом ветра створкой. Рон выругался и попытался взять проклятый «Нимбус» под контроль. В результате спираль получилась та ещё: они будто попали в водоворот. Невилл уж и не чаял остаться в живых, когда сильный ветер всё-таки воткнул горе-летунов в мокрые грядки на огороде Хагрида. Пошли через поле напрямик, ориентируясь на свет в оконце хижины. По дороге Невилл пару раз споткнулся о кочки, а разок даже упал, поскользнувшись. Рон ворчал, проклиная сырую и холодную весну, и сокрушался о пострадавшей метле: «Только вчера полиролью натёрли, эх!» До крыльца добрались мокрыми и грязными, будто болотная нежить. На торопливый стук никто не отозвался, и Рон, подумав, заколотил в дверь ногами: «Если бренди своего дёрнул, Бомбардой не разбудишь!» Дверь едва приоткрылась, и Невилл почуял неладное: обычно Хагрид радушно распахивал её так, что едва с петель не сносил. – Кто там? Голос был Хагридов, а вот тон – нет: тихий и настороженный, словно полувеликан, всегда без опаски бродивший по Запретному лесу, чего-то испугался. – Мы это, открывай, – растерянно промолвил Рон. – Что случилось? – А, ребятки, – безрадостно отозвался Хагрид. – Ну заходите, коли дело есть. Ведь есть дело-то? А то мне малость недосуг. – Да ты никак очередного дракона прячешь, – заявил Рональд, заходя в хижину и оглядываясь по сторонам. Невилл робко протиснулся следом и тихо поздоровался. Признаков «очередного дракона» не наблюдалось: камин еле теплился, чайник стоял холодный, а трусоватый Клык забился под лежанку и слабо поскуливал. – Кабы дракон, – с горечью отозвался Хагрид, ответив на приветствие. – А то… Э-эх! – Что стряслось-то?! – Дела это взрослые, Ронни, скучные да гадкие, – полувеликан засуетился, накрывая стол к чаепитию. – Вроде как гостей мне ждать велено. Да только припозднились они, может, и обойдётся. Невилл потрогал связки трав, развешанные по стенам, разглядел душицу и зверобой, отщипнул пару веточек и бросил в пузатый заварочный чайник. Хагрид возился с камином и подвешивал на крюк котелок с водой. Рон ухватил со стола кусок чего-то съестного и полез доставать упиравшегося Клыка: – Мы ещё сделаем из тебя гриффиндорца, трусишка! Фьють, вот колбаска! Возьми колбаску! – Дык, какое дело у вас, ребятки? – поинтересовался Хагрид, разлив чай по разномастным кружкам. Невиллу досталась его любимая, в мелкую алую розочку. – Одно у нас сейчас дело – монстра поймать! – Рональд пристукнул кулаком по столу. – А я чего? Нешто я тут помогу? – забормотал Хагрид торопливо и испуганно оглянулся. – Да и вам оно незачем, ребятки. Идите, идите к себе, поздно уж совсем. – Ты что-то знаешь, – уставился на него Рон. – Как его поймать? Лесничий опять посмотрел по сторонам и зашептал: – Ох, не нужно это вам… Но если проследить за пауками… – Нет уж в замке ни крыс, ни пауков, – вздохнул Невилл. – Крыс близнецы ищут, они им для опытов нужны, а из-за пауков профессор Спраут ругается. Говорит, они полезные. – Это чем же? – передёрнулся Рон. – Вредителей ловят. Без них мушек расплодится туча, и пропали наши теплицы, – Невилл отхлебнул из чашки и сказал рассудительно: – Если ты намекаешь, что пауки василиска боятся, то мы уже всё знаем. Хагрид едва не поперхнулся чаем и раскашлялся. – Нам Поттер сказал, – Рон неодобрительно скривился. – Кто ему сказал, не знаю. Может, сам догадался, он же змееуст. Будь я змееустом, уже давно попытался бы выманить василиска в засаду, но Поттер у нас… Короче, ручки пачкать ему неохота. – Что ты такое говоришь? – возмутился Невилл. – Гарри умный и храбрый. Будь у него возможность управлять василиском, он обязательно помог бы бойцам! – Вот оно как, – отчего-то погрустнел Хагрид. – Выходит, знают. И всё равно мне не верят, Арагога поминают. – Кого?! – хором вскрикнули ребята, но тут в дверь громко и требовательно постучали. – Прячьтесь! – скомандовал Хагрид и потянулся к арбалету, но вдруг понурился и опустил руку. – Куда-нибудь… Под лежанку, что ли. – Доставай Ту-Вещь, – Рон дёрнул Невилла за рукав. – Живо! Хагрид свой, не сдаст! Быстрее! Невилл выдернул из-за пазухи мантию-невидимку, торопливо накинул её и отступил в угол, за поленницу. Рональд встал рядом, поправил расходящиеся полы мантии и замер неподвижно. Стук повторился. – Иду! – отозвался Хагрид, посмотрел в угол и одобрительно кивнул. Затем он торопливо убрал лишние кружки и прикрикнул на скулившего Клыка. – Да замолчи ты! Иду уже! Дверь распахнулась, и в хижину вошли профессор Дамблдор и – Невилл не поверил своим глазам – министр Фадж. – Гости, значит, – тоскливо протянул Хагрид. – Милости просим, чего уж. Министр выглядел как на собственных колдографиях в «Пророке»: невысокий, но осанистый, в знаменитом волшебном котелке. Котелок, впрочем, министр тут же снял и принялся нервно вертеть в руках. – Здравствуй, Хагрид, – неловко улыбаясь, сказал он. – Ты, верно, понял, зачем я здесь. Но дело зашло слишком далеко. Четыре нападения. Прости, но… – Ещё раз повторяю, – звучно и внушительно произнёс Дамблдор. – Рубеус пользуется полным моим доверием. Он не виновен в нападениях! – Профессор Дамблдор, – Фадж посмотрел на директора не как министр, а как студент, схлопотавший три года отработок у Макгонагалл, – вы же понимаете! На меня оказывают давление! Что я могу поделать? Этот департамент не учётом пикси занимается, от его главы просто так не отмахнёшься. Я и без того тянул с этим, сколько мог, сэр. – Удаление Хагрида ничего не даст, поверьте мне! – Дамблдор стоял очень прямо и выглядел рассерженным. Очень рассерженным. – Да, но прошлое вашего друга говорит громче, чем наши с вами доводы, – заюлил министр. – К тому же внезапно всплыли прошлогодние… Ну-у, скажем, инциденты. Те, что с драконом. Поговаривают, дело обстояло не совсем так, как это было преподнесено министерству. А слухи о цербере? Это же уму непостижимо! – Мистер Стамп, ваш сотрудник, занимался инцидентом с драконом и немедленно предоставил вам исчерпывающий доклад, – директор сурово посмотрел на министра. – Слухи же о цербере – просто выдумка. Вы полагаете, мне больше нечем заняться, кроме как опровержением чужой болтовни? Займите подчинённых делом, и им станет некогда плодить нелепые сплетни! – Профессор Дамблдор, – Фадж выхватил платок и утёр блестевший испариной лоб, – я тоже не верю слухам. Если будет доказано, что Хагрид не виновен в нападениях, то его отпустят немедленно, с подобающими извинениями! Я должен забрать его, вы же понимаете! – Забрать? – горько промолвил Хагрид. – В Азкабан? – Всё очень быстро выяснится, я уверен, – министр надел котелок, затем снова его снял. – Вы же видите, я прибыл лично, без отряда авроров, в надежде на ваше здравомыслие и готовность оказать содействие. Рубеус, прошу, помогите нам. – Отряд тоже недалече, – сгорбился Хагрид. – В замке. Это вам Вуд наплёл, да? – Мистер Хагрид, – голосом уставшей насмерть няньки сказал министр, – пожалуйста… Возмущённый Невилл хотел было скинуть мантию и объяснить этому трусливому министру, что невиновных не сажают в тюрьмы! Вина Хагрида не доказана! Что значит «подобающие извинения»? Вот если Фаджа самого засадить ни за что, а потом выпустить с извинениями? Годика через три? Что он на это скажет? Но Уизли сдавил ему плечи каменной хваткой и выдохнул в ухо: «Спалишь Вещь, подставишь бабку! Молчи!» Невилл умолк, в душе умоляя Дамблдора не сдаваться. Внезапно в дверь вновь постучали: громко, по-хозяйски. – Вот и отряд, – буркнул Хагрид. – Ничего, профессор, я не пропаду. Я всегда… Дверь распахнулась, и Невилл ахнул от неожиданности. Закутанный в дорожную чёрную мантию, в хижину вошёл Люциус Малфой. – Ах, и вы здесь, мистер Фадж, – не поздоровавшись, сказал папаша Хорька. – Что ж, прекрасно. – Ты?! – взревел Хагрид. – Да как ты… Вон! Вон из моего дома! Малфой брезгливо окинул взглядом каменные стены, грубый стол, накрытый домотканой скатертью, огромный камин, лежанку с волчьими шкурами и сказал с гадкой усмешкой: – По своей воле я никогда не переступил бы порог этого, с позволения сказать, жилища. Я искал профессора Дамблдора. Мадам Макгонагалл была крайне нелюбезна, но направила меня сюда. – Зачем же вы меня искали, Люциус? – Дамблдор был вежлив, но ничем не напоминал всегдашнего доброго чудаковатого волшебника. – Я пришёл объявить решение Попечительского совета Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, – проклятый Малфой лопался от самодовольства, – о вашем временном отстранении с поста директора. Вот приказ, – он развернул короткий свиток официального вида, усаженный печатями, – на нём все двенадцать подписей. – Отстранить?! – министр вновь нахлобучил котелок и всплеснул руками. – Люциус, как можно? В школе такая сложная ситуация… – Сложившаяся исключительно попустительством мистера Дамблдора, – перебил его Малфой. – Нынешний директор не смог пресечь преступные нападения на студентов. Итог закономерен. – Я не согласен! – нахмурился Фадж. – Вашего согласия и не требуется, – гадина Малфой отвесил издевательский полупоклон. – Это внутреннее дело школы. Статут об Убежище, министр Фадж! – Абсурд! Анахронизм! – Это ты их запугал! Ты! Люди испугались! Фадж и Хагрид заговорили одновременно, но директор Дамблдор лёгким взмахом руки призвал их к молчанию и пристально посмотрел на Хорька-старшего. – Если Попечительский совет принял такое решение, я вынужден подчиниться, – медленно сказал он. – Да, но… – растерянно пробормотал министр. – Нет! – взревел Хагрид, а из-под лежанки визгливо залаял Клык. – Да, – прервал их Дамблдор и вновь уставился на Малфоя. – Но знайте, я никогда не уйду из школы, пока… – Да-да-да, – Малфой гадко осклабился и крутнул трость со змеиной головой в навершии. – «И всякий попросивший помощи в Хогвартсе найдёт её здесь». Я знаю текст Статута, благодарю. Оставьте программные речи для «Пророка». Проклятый гад подошёл к двери, открыл её и с повторным поклоном указал директору на выход. Дамблдор внимательно посмотрел в угол, где прятались Невилл и Рон, и еле заметно подмигнул. Затем он вышел, а растерянный Фадж заторопил Хагрида. – Кому-нибудь, – громко сказал лесничий, надевая кротовье пальто, – нужно будет кормить мою собаку, пока я… Пока я не вернусь. Да. Фадж заверил, что о псе непременно позаботятся, и они ушли. На хлопок двери из-под лежанки вылез Клык и тоскливо завыл. Ребята выждали ещё несколько минут и сняли мантию-невидимку. Рон бросился утешать собаку, а Невилл без сил опустился на лавку и всхлипнул: – Как же это? Что теперь с нами будет? – Да уж ничего хорошего, – угрюмо отозвался Рональд. – Сейчас идём прямо к декану. Так надо, не трусь! – Я не трушу! – обиделся Невилл. – Я ещё бабушке напишу. И нашим всё расскажем! Пусть знают, что министр у нас трус и подлец! – С рассказами обождём, пока не переговорим с профессором Макгонагалл, – возразил Рон. – Папа говорит, директор Дамблдор умнее всего министерства. У него наверняка уже всё просчитано: видал, какой он был спокойный? – Бабушке всё равно напишу! – упёрся Невилл. – Само собой, – кивнул Рон. – Идём. Взбираться на метлу было сущим самоубийством, а потому ребята добрели до главного входа и постучали в надежде, что простоят под дверью не дольше, чем полночи. Однако открыли им на удивление быстро: сама декан в сопровождении профессоров Флитвика и Хуч. – Директора Дамблдора отстранили! – выпалил Рон, едва войдя в холл. – Хагрида забрали в Азкабан! Мы спрятались в хижине и сами всё видели! – Я знаю, мистер Уизли, – с каменным спокойствием произнесла Макгонагалл, а мадам Хуч выбранилась сквозь зубы. Невилл втянул голову в плечи и приготовился к годовой отработке и снятию ста тысяч баллов, но декан лишь вздохнула: – Что за беспокойные дети! Ступайте в башню, приведите себя в порядок и не болтайте. – Да, профессор Макгонагалл, мэм! – хором выдали «беспокойные дети» и рванули наверх. После душа и колотушек близнецов парни устроились в кровати Невилла и навешали на полог все известные им «заглушки». – Нужен план, – сказал Рональд, и Невилл согласно кивнул. – Яснее ясного, Хагрид не виноват, а директор делал всё, что мог. Зато Вуд мог бы ушами не хлопать! Всё бережётся, всё осторожничает. Снюхался с Пожирателями, не иначе. Сейчас вообще из замка свинтит на радостях: как же, преступника поймали! – Ага, а потом – ба-бах! – нападение! – вздрогнул Невилл. – Охраны нет, целую толпу студентов можно окаменить! Тогда-то все забегают и поймут, что не тех обвиняли, но будет поздно! – О том и речь! – Рон хлопнул Невилла по плечу. – Значит, монстр должен напасть завтра! – Завтра?! – Ну да, пока бойцы по домам не смылись! – А… – Невилл озадаченно покрутил головой. – Как ты его выманишь? Вдруг он завтра не захочет нападать? – Пупс, ты балда! Мы просто сделаем вид, будто напал. – Это как? Гипсом меня обмажем, что ли? – Здоровская идея, – засмеялся Рон, – но мимо. Нападения всегда были похожи, верно? Нашли статую, поорали, побегали и забыли. Привыкли, понимаешь? Окаменел, и хрен с ним – Снейп вылечит. Про кошку разговоров больше было, чем про Гермиону. – Ну да, – вынужден был согласиться Невилл. – Нужно сделать такое нападение, чтобы шуму было до небес! Чтобы Вуд не отнекивался, а залез уже в эту Тайную комнату, убил василиска и разгромил там всё к мантикорам! Заодно все поймут, что Хагрид ни при чём, и директор вернётся на пост. – Не статуя, а растерзанный труп? – задумался Лонгботтом. – Где возьмём? – Почему сразу труп? – возмутился Рон. – Пупс, убийца, я тебя временами побаиваюсь! – Трансфигурируем что-нибудь, – смутился «убийца». – Потренироваться надо. Рональд молча покрутил пальцем у виска. – Ну прости, – промямлил Невилл. – Я пожирательские рейды как-то никогда не планировал. – Слава Мерлину! – напоказ содрогнулся Рон и тут же стал серьёзным. – Нападали на маглорождённых, верно? Сомневаюсь, что их родителей уведомили. Потом окаменела Кристалл. Она уже полукровка, но папенька её здесь никто: от него просто отмахнулись. Мол, ждите, папаша, добрых вестей. Теперь представь, что монстр нападёт на меня или тебя. – Не хочу! Бабушку удар хватит! – Перед ударом она успеет всю Британию взбаламутить, но согласен – грех волновать пожилую леди. Я отпадаю по той же причине: мама ещё от несчастья с Джинни не оправилась. Поэтому нужен подельник. И банка красной краски. – Да объясни ты толком! – Объясняю. Загадочное исчезновение! Студент утащен в недра Тайной комнаты! И жуткое послание от Наследника кровавыми буквами. Ух, что будет! После такого ломанутся спасать даже Пивза, согласен? Лонгботтом подумал и вынужден был признать, что Рональд прав. Пока инициатива в руках, так сказать, у монстра, обнаглевшие донельзя слизеринцы под шумок сводят старые счёты. Это дело непременно нужно было поломать, пусть и с помощью обмана. В смысле, небольшой мистификации. – Кто исчезнет? – спросил он спокойно. – Чистокровного брать нельзя. Во-первых, на чистокровок нападений не было. Во-вторых, бедолагу потом прибьют родители за дурацкий розыгрыш. – Дин Томас, – поразмыслив, предложил Рон. – Он отличный парень: храбрый, но спокойный. Маглокровка, так что его родителям ни слова не скажут. А шум поднимем мы с тобой, идёт? – Согласен, – сосредоточенно кивнул Лонгботтом. – Осталось уговорить Томаса. И Финнигана, без него ничего не выйдет. – Уверен, они согласятся. Вперёд, Гриффиндор!

***

«По недавней, но поганой традиции конец учебного года обещает кучу хлопот и неприятностей для героя Поттера. В следующем году не буду тупить, а воспользуюсь полезными знакомствами. За пару месяцев до летних экзаменов залягу на самую удобную койку в Мунго, а потом – сразу домой, для окончательного излечения», – Гарри душераздирающе зевнул и полюбовался на бессмысленные загогулины, которые выдало оставшееся без управления волшебное перо. Измученный вынужденной бессонницей, он прикрыл глаза и немного подышал на счёт в очередной попытке вернуть мыслям ясность. Через пару минут замершее перо резко дёрнулось и вывело печатными буквами: «Не спать, слабак!» Ещё через минуту запись возобновилась: «Малфой меня беспокоит. Драко, в смысле, поскольку его папеньке даже электрический стул не поможет – абсолютно бесстыжий тип. Остаётся только пожалеть того парня, что так похож на Габриэля. Как беднягу угораздило связаться с Люциусом?» Гарри потёр свои несчастные глаза и горько вздохнул. Вчера ночью они с парнем не меньше минуты в полном охренении таращились друг на друга через переговорное зеркальце. Некромант Поттер на полном серьёзе прикидывал свои возможности в нечаянной материализации портрета: «Не может быть! Как?!» О чём думал «живой портрет», осталось загадкой, а потом раздался вкрадчивый голос Люциуса: – Прости за прерванный сон, но этот молодой человек полагает, что ты услышал нечто, не предназначенное для твоих ушей. С тебя клятва, мой хороший. Парня явственно передёрнуло на «моём хорошем», сонная муть ушла из его глаз, и он обронил глухо: – Моё почтение, мистер Блэк, но я и впрямь ничего не слышал. Я спал, честно. И тут Гарри словно очнулся: его собеседник и близко не был задавакой Габриэлем, у настоящего Неккера просто не могло быть такого затравленного взгляда. Похож, невероятно похож, но всё-таки не оживший некрос. – Нет, что вы, – забормотал он смущённо. – Никакой я не Блэк, четвертушка в лучшем случае. Меня зовут Гарри Поттер. Простите, мне показалось. Не нужно никакой клятвы, простите. А как вас зовут? – Томас Брюссо, ваша милость, – ответил псевдо-Габриэль и опасливо покосился в сторону. Опасался Томас не зря, потому что проклятый Люциус тут же его сдал: – Имя не настоящее, мистер Поттер. Настоящее я поленился разузнать, каюсь. В Лютном этого юношу знают под кличкой Скабиор. Он егерь, промышляет продажей редких растений. Рекомендую всё-таки взять клятву. Теперь всё окончательно встало на свои места: парень наверняка был дальним потомком красавчика-некроманта. В отличие от Флинтов, родичей Лудо Архангела, которые нашли защиту от преследования, Неккерам не повезло. Они по-прежнему прятались. – Не нужно клятвы, мистер Брюссо не врёт, – твёрдо сказал Гарри. Бедного егеря было ужасно жалко. Поттер на минутку представил, как его собственный прапраправнук живёт в Лютном, отзывается на отвратительную кличку, проводит ночи с каким-нибудь скользким сукиным сыном, не смея тому отказать, и решил, что настоящую фамилию Томаса Люциус не узнает никогда. Во всяком случае, не от Гарри. – Вы уверены, мистер Поттер? – Уверен. Я чую ложь. У старшего Малфоя достало совести заткнуться и убрать зеркало от физиономии своего... «Любовника, Поттер, любовника! Когда ты уже привыкнешь к странностям бесстыжих чистокровных? Вон, Хорёк сидит и не…» Гарри обернулся и вздохнул: Драко выглядел настолько несчастным, что хотелось немедленно его обнять и зашептать на ухо что-нибудь ободряющее. «Не папенька, а наказание, – сердито подумал Поттер. – Постыдился бы, родитель хренов!» Видимо, блудливый папаша окончательно добил своего сына: на Драко просто лица не было. Поэтому Гарри торопливо попрощался и, сам не зная как, погасил изображение в проклятом зеркале. – Хорёк, отомри, – занервничал он. – На тебя смотреть страшно. Драко неловко улыбнулся и пожал плечами. – Просто я не был готов, – он растерянно взмахнул рукой, – ко всему этому. Ты, рыжая твоя, бумажный Лорд, папа ещё…Что-то я потерялся, извини. – Значит, укладываемся спать. Я тоже очень устал, – сказал Гарри и скомандовал: – Под одеяло, живо! Всё завтра! Драко с немалым, как показалось Поттеру, облегчением закрыл глаза и почти мгновенно заснул. Для верности Гарри выждал ещё минут десять, осторожно высвободился из цепких хорёчьих объятий и подтащил картину со «Счастьем полёта» поближе. Настал черёд разговора с Габриэлем Неккером. «Теоретически я могу призвать на любой зачарованный холст обитателя любого портрета: от самого Габриэля до психованной Полной Дамы, охраняющей «секретный» вход в гриффиндорскую гостиную. Практически же я общаюсь только с Габриэлем, потому что остальные «немёртвые» откровенно тупые. Их мнимая сообразительность процентов на восемьдесят зависит от фантазии и магической силы живого собеседника. Грубо говоря, обычный портрет – это слабенькое подобие проклятого зеркала Еиналеж. Сильные маги на недостаток воображения никогда не жаловались, а потому тот же Драко, болтая с каким-нибудь портретом, на самом деле разговаривал с самим собой. Точнее, со своим подсознанием. Магические зеркала устроены примерно по тому же принципу, только в них не «записывается» биография прототипа. Портрет или зеркало – это обманка. Псевдоличность плюс пресловутая «витальная энергия», природы которой я ещё не понимаю, но уже ненавижу. Другое дело, что на холстах, зачарованных некромантами, игрушки стали пугающе правдоподобными. Габриэль извёлся в тщетных попытках убедить глупого меня в своей давней и бесповоротной кончине. «От меня осталась только память, – твердил он, манерным жестом хватаясь за виски. – Юноша, поймите, лишённое души живым быть не может! Говорящая книга, так вам понятнее? Автор умер, а мысли, записанные им, остались. Пока книга умнее вас, но вы живы, растёте, совершенствуетесь, и только от вас зависит, превзойдёте ли вы почившего автора. Я мёртв! Книга дописана, и больше там не появится ни строчки. Я – предмет, упрямое вы создание! О, Мерлин, как же вам объяснить?» Объясняй, не объясняй, да только оторопь берёт, настолько разумным кажется чёртов предмет. Короче, я до сих пор не уверен, что некросы мимоходом не изобрели искусственный интеллект, и на всякий случай общаюсь с покойным Неккером, как с живым. Он бесится и обзывает меня всякими нехорошими словами. Вредный предмет, злит невыносимо. Но вчера я готов был расцеловать его в обе щёки». Гарри чувствовал, что Драко крепко спит, но на всякий случай положил руку ему на лоб и слегка «поправил настроение», чтобы сны не были дурными. Растерянность Хоря вносила сумятицу и отвлекала от главного, а позволить себе отвлечься некромант Поттер не мог. Затем он постучал пальцами по ярко-синему холсту и позвал Габриэля. Задавака Неккер объявился немедля, и Гарри в очередной раз изумился: физическое сходство предка с несчастным потомком было запредельным, но как же различались жесты, мимика и манера речи! – Доброй ночи, мистер Поттер! – надменно кивнул Габриэль. – Предваряя очередную сотню вопросов, напомню, что излишние знания детям вредны, а вам по-прежнему двенадцать лет. – Предваряя очередную порцию сладких сказочек для недоразвитых детишек, – сварливо отозвался Гарри, – сообщаю, что мой враг вернулся и лишние знания мне не помешают. Неккер заметно встревожился и вопросительно уставился на Гарри: – Почему вы так решили? Вам встретился одержимый? Он напал на вас? Некромант Поттер помолчал пару секунд, собираясь с мыслями, а потом коротко пересказал последние события и в доказательство продемонстрировал чёрную тетрадку. – Хрень какая-то! – подытожил он. – Мне нужно срочно во всём этом разобраться, потому что дневник Лорда завтра придётся отдать директору. Не хочу, но придётся, и это не обсуждается. Расскажите о хоркруксах, прошу. Неккер молчал куда дольше двух секунд. Он хмурился, покусывал нижнюю губу и теребил самый массивный из своих перстней на указательном пальце левой руки. – Действительно нелепица, – выдал он наконец, когда Гарри уже готов был приказать ему говорить. – Покажите, как вы общаетесь с этой вещью. После наблюдений за упражнениями в чистописании Неккер задумался ещё крепче, а Гарри принялся дышать на счёт, стараясь сохранить хладнокровие. Проклятый портрет исправно портил ему жизнь. Вместо ожидаемых лекций о некромантии Габриэль пичкал своего ученика всякой ерундой: сплетнями двухсотлетней давности и пространными рассуждениями о возмутительном непокорстве современных грязнокровок. Иногда, правда, Неккер был в настроении и учил Гарри колдовать без лишней растраты сил, но особо не усердствовал: «Всё одно переучивать. Вот подрастёте немного, войдёте в силу, окрепнете, а уж тогда…» До «тогда» ещё надо было дожить, а для этого отчаянно требовались хоть какие-то навыки в волшбе, но Гарри, стиснув зубы, терпел: Драко говорил то же самое. Хороший маг – взрослый маг. «Дети не аппарируют и не крошат брёвна в стружку не потому, что им не хочется, Поттер!» Единственное, что Неккер вбивал в ученика с настойчивостью Грани, зацикленной на кровообращении, – это постулат о невозможности жизни без души. В отличие от маглов, волшебники щедро наделяли душами всё сущее вплоть до червяков, а самые креативные – ещё и некоторые географические локации. Именно из веры в последнее рождались легенды о «местах силы». Неккер же только смеялся: «Где вы, юноша, там и сила. Зачаруйте от скуки пару камней рядом с родником, и туда сбегутся людишки со всей округи: трепетать и бить поклоны незнамо чему. Магия и душа – разные вещи. Многие путают, некроманты – никогда». Наверное, Гарри был плохим некромантом: он совершенно не чуял разницы между Макгонагалл и пустыми доспехами в коридорах. «Не вижу я в ней никакой души, – бурчал он. – Доспехи душевнее, они меня отработками не задолбали». В ответ Неккер снисходительно посмеивался: «Доброта и душа тоже не имеют между собой ничего общего, кроме носителя. Вы ещё малы, Гарри. Не пытайтесь понять, просто запомните». Запомнить, причём накрепко, требовалось ещё одну аксиому: уйдя за Грань, душа не возвращалась. Никогда. «Ваш враг умер, – воздев палец, строго говорил Габриэль. – Взамен вернулось Нечто. Судя по вашим описаниям, дух». Кто такие духи и чего они хотят от людей, Неккер не рассказывал. Отговаривался малолетством Поттера. Гарри злился, уговаривал, даже плакал, но приказать Габриэлю не смел. Некрос на портрете всё-таки был интеллектом, пусть и искусственным, а неволить разумных – последнее дело. Хотя, наверное, разум тоже не особо соотносился с душой. Однако последние сутки заставили Поттера поколебаться в своих убеждениях. Неведомая хрень с дурацким названием ужасно его напрягала. Если Габриэль откажется говорить… – Это не хоркрукс, – решительно заявил Неккер и сплёл пальцы, царапая перстни друг о друга. – Забавная поделка, но с какими бы гнусными замыслами её не делали, она не хоркрукс. – Хорошо, – Гарри растянул губы в невесёлой улыбке; тревога почему-то только возросла. – На этот раз мне, видимо, повезло. Но что это такое, хоркрукс? – Зачем вам это знать? – Затем, что мистер Риддл был на диво упорен. Есть у него этот проклятый хоркрукс, нюхом чую. Габриэль опять надолго задумался, а потом раздражённо махнул рукой, передвинул изображение снитча в нижний угол картины и пристально уставился на Гарри: – Оборони вас Мерлин опробовать это знание на себе. – Что я, дурак, что ли? Я уже понял, что это какая-то особо гадкая гадость. – Вы малы, смерть вас ещё не пугает. – А вас? – разозлился Гарри. Завтра он собирался провернуть самую рискованную авантюру в своей жизни, времени хорошо подготовиться не хватало, а тут задавака в перстеньках решил показать норов! – Уже нет, – поджал губы Неккер. – Простите, – стушевался Гарри; собственное нетерпение показалось вдруг гадким. Да, Габриэль умер давно, но смерть его вряд ли была лёгкой. Собственно, Поттер никогда не расспрашивал портрет о гибели Габриэля Неккера. Боялся. Да и так всё было понятно: некромант, сожженные портреты, отрекшаяся невеста… Засветился, дал себя рассекретить, и вот результат. – Простите, пожалуйста, – повторил он и, неловко улыбаясь, процитировал Дамблдора: – Для высокоорганизованного разума смерть – это очередное приключение. – Как верно замечено, – сухо ответил Габриэль. – Смерть – это избавление высокоорганизованного разума от души. Высокоорганизованный же разум, склонный к приключениям, называется нежитью или, точнее, умертвием, мистер Поттер. Спешу обрадовать, вы рождены лишь для того, чтобы подобных приключений в этом мире было меньше. Гарри немедленно вообразил себя угрюмым небритым типом со связкой чеснока на шее и осиновым колом вместо посоха, бредущим под полной луной к ближайшему кладбищу: стеречь неугомонных мертвяков. – Ужас какой, – искренне расстроился он. – А целителем совсем быть нельзя? Или хотя бы цирюльником? Габриэль на секунду-другую недоумённо свёл брови, а потом расхохотался. – Это вы меня простите, Гарри, – отсмеявшись, сказал он. – Будьте хоть золотарём, кто же вам запретит? Я говорю о мироустройстве в целом. Миры за Гранью чужды нам, и их порождениям здесь не место. Никто доподлинно не знает, что происходит там, но смешение миров означает хаос. – Третий мир, – вспомнил Поттер лекцию Сметвика. – То есть, умершие уходят туда? – Умершие остаются здесь и служат пищей для новой жизни, – вздохнул Неккер. – В отрочестве я никогда не находил в этом утешения. Меня влекли мечты о бесконечно переходящей из мира в мир бессмертной душе. Приключение, говорите вы? Я искал подтверждения, что отряхнув земной прах, я уйду в сияющие дали навстречу истинному счастью. – Нашли? – Нет, – улыбнулся Габриэль, – но я умер с верой в новую жизнь не здесь. Умер счастливым. Поверьте, в моих обстоятельствах смерть была избавлением и для меня, и для прочих, – он помрачнел. – Выживи я тогда, непременно превратился бы в чудовище. Не все готовы достойно принять выпавшие на их долю испытания, и я, увы, был слаб, изнежен, себялюбив и успел сотворить ужасный поступок. Гарри неловко пожал плечами, не зная, как утешить бедного Неккера и перевести разговор на чёртовы хоркруксы. Но Габриэль, справившись с печалью, заговорил сам. – Может статься, вам мои представления о посмертии кажутся архаичными. Не вы первый, мой юный друг, отождествляете существо лишь с его разумом, но не душой. Полагаю, слушать подробную лекцию вам недосуг, посему перейду к выводу: единственным способом не дать душе уйти навсегда является создание хоркрукса. Разум, каким бы высокоорганизованным он ни был, угасает вместе с телом, и лишь душа удерживает нас в этом мире. Ритуал создания хоркрукса предполагает человеческое жертвоприношение. Грубо говоря, чужая душа идёт в обмен на возможность разорвать свою душу и поместить отделённую часть в некий предмет. Ритуал, обманывающий Смерть. – Жертвоприношение?! – Гарри сжал кулаки и негромко выругался: умный и обаятельный Лорд теперь уверенно тянул на маньяка. – Именно, – подтвердил Неккер. – Учитывая, что с уничтожением предмета уходит и заключённая в нём душа, вместилище должно быть прочным. Усовершенствованный со временем ритуал предполагает ещё и наделение хоркрукса защитой. Извести эту, как вы верно выразились, гадость довольно сложно. Не всякий маг может распознать проклятый предмет и вызвать Адское пламя. – То есть, тетрадь хокруксом быть не может? – Лишь Мерлин ведает, о чём думал ваш враг, создавая этот дневник. Спросите у него сами. Гарри кивнул и достал перо, но был остановлен Неккером. – Полагаю, он выпил достаточно чужой силы, – сказал Габриэль. – Велите ему появиться воочию. – А… А вы? – слегка струхнул некромант Поттер. – Я не маг, – терпеливо напомнил Неккер, – а портрет мага. В тетради же не ваш враг, лишь недобрая память о нём. Не бойтесь, зовите. – Ладно, – Гарри потыкал в дневник пальцем. – Выходи, Риддл, покажись мне. Воздух над тетрадкой заметно сгустился, формируясь в человеческую фигуру, а Поттер в последний момент успел накрыть одеялом безмятежно спящего Драко. С головой. На всякий случай. – Милорд, – полупрозрачный Том Риддл уселся в изножье кровати и с учтивой улыбкой склонил голову в приветствии. – Ты врешь мне, – Гарри вновь не стал утруждать себя вежливостью, – ты не хоркрукс. Что же ты такое? – Очень похоже на призрака, мистер Поттер, – ответил Неккер вместо заметно встревожившегося Риддла. – След, отпечаток. Его создатель был юн, неопытен, но полагал себя умнее прочих. Думаю, он возник в момент гибели оригина… – Я – хоркрукс! – перебил его Том и нехорошо прищурился. – Я всё сделал правильно! Я не собирался делать это в школе, но девчонка умирала, и я… – Заткнись, – процедил Гарри; его затошнило. – Теперь понятно, – обратился он к Габриэлю, – почему василиск не сожрал девочку. Позови этот урод на помощь, она могла бы выжить. – Не думаю, что наш молодчик согласился бы на Азкабан, – Неккер скривился. – Зачем он вообще разбудил монстра? – Хвастал родством со Слизерином. Показал василиска своим дружкам, а на обратном пути наткнулся на бедную Миртл и не сумел удержать чудище от нападения. Или не захотел, скотина. Потом затолкал монстра в Тайную комнату, оговорил невиновного и сумел избежать тюрьмы. Впечатлённые василиском полудурки составили его первую свиту, а потом… Не думаю, что мистер Риддл в дальнейшем преисполнился мудрости и благородства. Во всяком случае, именно он сделал меня сиротой: испугался пророчества. Почему все мерзавцы так боятся за свою жизнь? – Если бы только мерзавцы, – грустно улыбнулся Неккер. – Можете отпускать его, Гарри. Ничего интересного эта поделка не расскажет. Себя он помнит лишь на момент создания дневника, и в уме с тех пор не прибавил. Телесность таким способом не обрести, ваша подруга пострадала зря. – Почему? – хором спросили Гарри и призрак Риддла: Гарри – устало, а Том – с нескрываемым возмущением. – Нет души, – коротко пояснил Неккер. – Стал бы телесным призраком, как этот ваш коротышка-пакостник Пивз, не больше. – Класс! – восхитился Гарри. – При первом же его явлении факультет Слизерин во главе с деканом дружно испачкал бы штаны. Может, попробовать? Очень хочу поглядеть, каюсь. За поганцами остался должок за бойкот на первом курсе. Риддл с оскорблённым видом принялся поправлять школьный галстук, а Неккер рассмеялся: – Ай-яй-яй, мистер Поттер, как мелочно! Однако сомневаюсь, что ваш несовершеннолетний злодей испугает хоть кого-нибудь. Года через два вы сможете поймать какое-нибудь привидение и придать ему любой облик. Например, мистера Риддла в расцвете сил. Я помогу вам в этом, обещаю. Гарри на мгновение прикрыл глаза, представляя переполох в подземельях, и, не удержавшись, злорадно потёр ладони. – Договорились! – сказал он весело и вновь обратился к Риддлу: – Завтра я отдам дневник Дамблдору. Ты будешь отвечать так, как я тебя учил. Повезёт – уцелеешь. Но от меня советую прятаться ещё лет тридцать. Уходи! «Заснул я, будто умер. Хорошо, одеяло с Драко успел сдёрнуть, чтобы тот не задохнулся. Разбудил нас Нотт пинками по ножке кровати и взялся издеваться, глядя на наши заспанные морды: «Сосались полночи, что ли?» «Да, было дело», – ответил я в надежде, что дракклов шутник угомонится и отстанет. Он и отстал, зардевшись не хуже Джинни, а потом всё порывался спросить о чём-то Малфоя, но тут же затыкался и опять краснел. Зато Хорь моментально ожил и стал похож на себя всегдашнего: воображала и бесстыжий врун, папенькин сынок! Жаль, мне было некогда, а то обязательно треснул бы его по лбу! За завтраком я извертелся от нетерпения. Дамблдора в Большом зале не было. Это могло означать, что Джинни уже покаялась в своей «одержимости», а могло… Да мало ли у пожилого человека причин поспать подольше?» Джинни не подвела. Гарри уже встал из-за стола, когда к нему подошла Макгонагалл, с многозначительным видом вручила затейливо свёрнутую записку и молча удалилась. – Это ваше оригами, – пробурчал герой, соображая, с какой стороны вскрыть послание. – «Сахарные перья». Слушай, по-моему, этот пароль уже был. – Тебе виднее, ты у директора частый гость, – отозвался Драко, тоже сунувший нос в записку. – Пойдёшь? – Нет, блин, вежливо откажусь. Малфой, ты Малфой или Пупс под обороткой? Мы зачем план сочиняли? Давай, Хорь, молись Основателям, а я пошёл. Напускной лихости хватило ненадолго, лишь до выхода из Большого зала. От предвкушения непростой беседы с директором свело пальцы и гадко заныло под ложечкой. На ходу дышать на счёт было непросто, и вскоре он бросил это дурацкое занятие: «Я живой человек и имею право нервничать!» Мистер Деррек, неслышно скользивший за спиной, внезапно положил ему руку на плечо и спросил озабоченно: – Опять встрял, твоё геройство? Куда на этот раз? – Надеюсь, никуда, – принуждённо улыбнулся Гарри и, подумав, снял блокировку со своего браслета. На то, что директор впадёт в панику, он не рассчитывал, но поломать неизменное снисходительное благодушие очень хотелось. – Парнишка ты, конечно, умный, – с сомнением нахмурился Деррек, – но и не такие в одиночку пропадали. Может, чем помочь сумеем? Гарри представил себе «помощь» бывших Пожирателей в упокоении неугомонного Лорда и решительно замотал головой: – Нет, спасибо. Я просто за подругу очень волнуюсь. Целый год болеет – это неправильно. Как вы думаете, – решил он отвлечь не ко времени обеспокоившегося Деррека, – её могли проклясть так, что этого даже мистер Сметвик не смог учуять? – Легко, – пожал плечами тот. – Сметвик не Мерлин. И у него люди мёрли, как я слышал. Думаешь, прокляли твою подружку? Грешишь на своих? – У Уизли много недоброжелателей, – осторожно сказал Гарри: разговор вновь свернул куда-то не туда. – Я смотрю, их не очень любят. Мистер Деррек вновь пожал плечами и кивком указал на горгулью у директорского кабинета: – Пришли. Удачи, твоё геройство, что бы ты там ни затеял. – Ничего не затеял, – выдохнул Гарри сквозь разом пересохшие губы, – но благодарю. Сахарные перья! Каменное страшилище у кабинета резво освободило проход, и через минуту Поттер уже здоровался с профессором Дамблдором. «Я ужасно перетрусил, но старался себя не накручивать, чтобы вдруг не разреветься. Убеждал сам себя, что всё получится. И ведь получилось! Я молодец! Всё, что мог, я сделал, и сделал хорошо. Вот допишу сейчас историю до конца и буду спать все выходные. С чистой совестью и лёгкой душой».