Бывает, и разумного пленяет страсть, С него срывая целомудренный покров… ©Хасан аль-Басри
Болезненно-прямая спина. Настолько напряженная, что кажется... еще совсем немного... И она сломается, повергая обладателя на землю. За ледяной сталью в глазах горит и бьется боль столь сильная, что Риарио содрогается, судорожно сжимая кулаки до боли от впившихся в ладони ногтей. В его голове лишь один вопрос. Что же случилось с тобой в Отранто, мой художник... - Да Винчи, которого я знал, скорее откусил бы себе руку, нежели поцеловал кольцо папы Сикста, - с губ срывается жалкий хрип - любой звук дается Риарио с большим трудом. Ощущение такое, словно горло изо всех сил сдавливает чья-то рука. - Что ж. Много изменилось с момента нашей последней встречи, - флорентинец отвечает быстро, коротко. Рвано. Кто ты, побитый жизнью, прошедший все круги ада человек, кто же ты... И что ты сотворил с моим грешным мечтателем… Джироламо никогда не произнесет этих слов. Как никогда и не обнимет художника. Пусть и знает, что, возможно, именно это, теплая рука на плече, ощущение чьей-то поддержки Лео сейчас нужнее всего. Только не здесь. Не в стенах Рима, где в каждой тени притаился тот, кто тотчас поспешит к Папе с доносом. Здесь у него... Да и у самого да Винчи... Совершенно иные роли. Роли, которые не сами они никогда бы не выбрали. Но ведь.. Так.. Так было не всегда.***
Тихо скрипит обшивка корабля. Все худшее уже давно позади. Леонардо тихо вздыхает, роняя голову на скрещенные руки. Он опять засиделся до поздней ночи в тщетных попытках понять, как же устроена эта чертова голова, что говорит голосом его матери. Матери. Одна мысль о том, что всего пары секунд не хватило, чтобы узнать, где же она, заставляет внутренности сжиматься в болезненном спазме, а горло издавать жалобный и полный отчаяние скулеж. Пара секунд. Невероятно. Обидно. Больно. - Artista.. – голос графа над самым ухом заставляет художника вздрогнуть, почти подскакивая на месте. - Черт, Джироламо… Не подкрадывайся так больше, - немного дрожащие от недосыпа и общей усталости пальцы изобретателя машинально тянутся к импровизированным инструментам, чтобы продолжить работу, однако граф пресекает эту попытку на корню, накрывая руку Леонардо своей ладонью и мягко, но настойчиво прижимая её к столешнице. - Тебе нужно поспать, мой мечтатель, - из уст Риарио это более чем ласковое обращение звучит сущей издевкой и да Винчи с отвращением морщится. – Ты своими завываниями всю команду пугаешь. Между прочим. - Язва, - хрипит Лео. Горло нещадно пересохло, но вставать за водой неимоверно лень. Папский «племянник» отлично видит мучения изобретателя, но, отчего-то, не торопится приходить на помощь. Как не спешит и убирать пальцы с его рук. Он стоит, тяжело опираясь на прикрученный к доскам пола стол и чуть поджимая больную ногу, что, разумеется, не укрывается от внимания художника. - Все еще болит? – они уже давно не враги, можно проявить и немного заботы. Рука мужчины скользит вниз и легко сжимает плоть под бинтами, мягко ощупывая её на предмет нагноений, заставляя графа с тихим стоном выдохнуть сквозь плотно сжатые губы готовую было сорваться с них опровергающую фразу. - Черт, artista… - все так же сквозь зубы шипит он, склоняясь над столом и едва не ложась на него. – Убери свои прекрасные пальцы или, клянусь, я тебе их отрежу. Все там в порядке. - Вижу я, как в порядке, - инженер убирает руку, однако, делая это только затем, чтобы встать и уверенными движениями оттеснить Джироламо к стоящей в углу широкой лавке, призванной изображать некое подобие кровати. – И ни звука. После всего.. Что между нами было, мой любезный граф. Твои угрозы меня пугают не более, чем комариные укусы. Не давая возмущенному гонфалоньеру опомниться, Леонардо быстрыми движениями разматывает бинты. Все выглядит не так уж плохо, на самом деле, но, чтобы немного припугнуть слишком уж бесстрашного графа, флорентинец неодобрительно цокает языком, краем глаза отмечая нарастающую настороженность на лице своего вынужденного пациента. - Тебе бы поменьше ходить, Джироламо, - проворные пальцы быстро промывают рану и вновь перевязывают её. – Иначе до Рима без ноги доедешь. - Все так плохо? – граф подозрительно щурится, машинально сжимая руками свои колени. - Не то, чтобы совсем плохо.. но отдых тебе и твоей ноге не помешает, - тень усмешки скользит по лицу инженера. - Кто бы говорил, - Риарио непроизвольно усмехается в ответ. Все же, совместные тяготы если не сплотили их, то уж точно примирили и заставили перестать прятать свои истинные лица друг от друга. Им больше не нужно было играть прописанные от и до роли. Ледяного и смертельно опасного капитана папской гвардии и безумного и жестокого изобретателя, положившего к ногам своих идей ни один десяток чужих жизней. Там, под Небесным сводом, они оба сожгли свои маски. Да, возможно, по возвращению в Италию придется мастерить новые. Но сейчас они были свободны.***
Они прошли вместе сквозь огонь и воду. Сквозь яд и смерть. Сквозь горечь и радость. Их судьбы действительно связаны. Да таким узлом, что не то, что распутать.. Разрубить никому никогда не удастся. Будь то простые люди, правители, Папа Римский.. Да хоть сами боги. Никому не дано отделить их друг от друга. Они – отражения друг друга. Они – две стороны одной монеты. Они – половинки одной души, по какой-то нелепой случайности попавшие в разные тела. Они привязаны друг к другу больше, чем к кому либо. Они любят друг друга так, как никогда не смогут полюбить ни одну женщину на свете. Они любят, но никогда не произнесут это вслух.