Prayer for the doomed

      Тьма — опасный партнер. Она притягивает, заманивая тебя всем, что ты любишь, что заставляет тебя сопереживать ей, что позволит ей усыпить все твои сомнения. Она окутывает, лишая свободы мысли, пространства и слова, смотря с улыбкой в твои глаза, говоря, что без тебя теперь ей не жить, и ты остаешься. Она поглощает тебя, не оставляя шанса, чтобы выбраться из своих пут, а твое согласие не нужно, ведь ты уже был обречен тьмой. И в конце она ломает самыми извращенными способами, но лишь одно всегда остается одинаковым: тьма словно сталкивает с обрыва, ведущего в бездну острых, искореженных, созданных ей же, скал, твою хрупкую, хрустальную душу, разбивая её на миллионы осколков. И ей всё равно погибнешь ли  физически иль только угаснет огонёк в твоей, казалось бы, бессмертной душе, олицетворенный в тех уже никому ненужных осколках, и кого потянешь за собой — тьму позабавит любой исход.       Тьма — самая искусная актриса, которой ты будешь верить до самого конца её спектакля, считая это своей реальностью. Она — лучшая твоя любовница, за вожделение которой ты отдашь свои последние деньги. Она — милый образ со своим мнением, но простодушной на вид натурой, которой ты будешь очарован так, что позабудешь самого себя, слепо охмуряя ту, что уже злобно скалит зубки в предвкушении новой попавшейся жертвы. Она — невинная овечка, страшащаяся и не готовая познать жестокий мир, которую ты будешь защищать до последнего вздоха, не замечая, как отвергаешь свою настоящую сущность, как совершаешь ужасные поступки, противоречащие морали и твоим же принципам. И в конце… Даже в конце ты не поймешь, как был не прав, ведь она будет лучшим, что случалось в твоей жизни. — Ведь правда, Кай? — Невинная овечка. Вот какова она, но ведь посмотри. Только взгляни! Тьма в её глазах бьется, её поступки жестоки и отвратительны. Он точно следующая её цель. Истинной, неоспоримой тьмы, которая стоит перед ним в своей милой оболочке, у которой слезы катятся по румяным щекам, а во взгляде недоумение от того, что происходит, — Я знаю кто ты. Пожалуйста, не делай этого. Это всё не я. Я не хотела этого. — Голос так правдиво дрожал, срываясь на некоторых словах, хоть она и говорила почти шепотом, чуть ли не умоляя поверить ей.       Он видит на сквозь её, она до мозга костей прогнила, лишь прикрываясь своей хрупкостью и таким чистым именем — Ева. Ведь вся эта напускная невинность во взгляде, дрожащие руки, которые отбрасывают от себя окровавленный нож, её пятящаяся назад от новой волны панической атаки походка, прерывающаяся, когда она спотыкается о труп за ее спиной, вздрагивая от увиденного.       «Она убивает десятки людей!», — только войдя в дом, заявлял отец, прикладывая руки к лицу, — «Сначала та девочка, потом собственная семья, а сейчас. Кай, ты должен нам помочь».       Вот он — всплеск этого мрака, чем пропитана душа Евы, всё окружающее её — эти изуродованные магией и ей самой же тела, разбрызганная повсюду кровь — лишь доказательство правильности его суждений.       «Кай, Ева монстр.»       И Паркер слепо верил тому, что видел, тому, что знал, тому, что рассказывали в его клане о ней, вбивали ему в голову неустанными сплетнями и гневными, отчаянными речами.       «Она не оставит никого в живых на своем пути, если ты не остановишь этого монстра. Ты будущий глава ковена. На тебя вся надежда.»       Его гнев, воссозданный кланом, затмевал всё, что мог увидеть сам Малакай в ней. Он слепо верил в то, что тьма прямо перед ним. Не замечая, как проведенные к девушке невидимые ни для кого ниточки, сотканные из боли и безумия, всё продолжают дергаться, управляя потерянной в череде собственных страхов девчушкой, которая не знала счёт дней и еле могла мыслить адекватно в данный момент. — Малакай, нет. Не подходи. Не убивай. — прерывающееся от всхлипов фразы, складывались уже не в мольбу, а в предостережение. Предостережение, которое говорила девушка, еле держащая себя в руках, чтобы не рухнуть на пол запачканный кровью и не начать биться в истерике, взвывая от того необъятного страха, что охватил её, что превратил все мысли в голове в кашу из слов и жутких воспоминаний. Снова сделав шаг назад, она уперлась спиной о стену. Ей просто больше некуда от него бежать. Осталось лишь молить его понять её безумную историю, которую не желает понимать даже она сама.       Его безразличный взгляд, который был полон решимости свершить указанное ковеном, потерял былую непричастность к ситуации и устремился на совершенно удрученного человека, который, будто забитая в угол собачка, скулил и съеживался в страхе. Паркер, так уверенно думая, что незамедлительно убьет монстра, что терроризирует их клан, теперь с сомнением думал поднимется ли рука у него на неё. Хоть и образ жестокого убийцы ведьм и людей засел в его голове, но он не мог сопоставить его с тем, что видел сейчас.       «Но это ведь лишь оболочка, Кай. Она всё тот же монстр, а это лишь спектакль», — назойливо вторило его сознание, копируя слова старейшин ковена и, наверно, сейчас единственный момент, когда он сможет убить ту, что погубила за всё это время стольких ведьм. — Ты убийца. Ты заслуживаешь смерти. — Скорее с вопросительной интонацией, нежели с утверждением, выговорил Паркер, начиная подходить всё ближе к ней, а она лишь непрерывно моргала своими раскрасневшимися от слёз глазами, судорожно мотая головой, пытаясь произнести «нет», но слова будто не хотели больше срываться с ее уст.       «Он убьет нас. Нельзя, чтобы мы умирали, Ева», — детский девичий голосок нашептывал в голове Евы снова и снова. И так в каждый раз, когда приступы гнева охватывали ее, заставляя поглощать магию и убивать невинных, что далее вызывало лишь необъемлемый страх, который туманил ее разум и взор. Тот тоненький голосок маленькой, ни в чем не повинной, девочки лет десяти — первой жертвы её дефектной силы.       Осозновая, что конец неизбежно шаг за шагом приближается к ней, предвещая ей позорную смерть, как безумной убийце, на самом деле не являющейся таковой. И Ева повиновалась своей защитнице, своему постоянному советчику — тихому голосу в голове, на котором, казалось, и держится весь ее свихнувшийся разум, наровящий разбиться, превращая в пыль последние здравые начала. Слова шепотом лились из ее уст, повторяя все слова за детским голоском внутри нее. Она устремила свой извиняющийся взгляд на ведьмака, говоря этим, что желает просто защититься, но знает, что сила ее неконтролируема и исход всегда один и тот же. Смерть новой жертвы безграничной силы, поглощенной из других ведьм. Ее собственного проклятия, с которым она живет годами, подчиняясь каждой прихоти разума, уже непринадлежащего ей. Хватает лишь пары секунд, чтобы энергия, скопившееся в ней, дала заклятью силы, и ведьмак без единого признака на жизнь упал на окровавленный пол. А за ним от бессилия и изнеможения с протяжным мучительным вздохом рухнула и девушка, чувствуя, как мышление ее начинает уже не мутнеть, а покрываться вязким, как нуга, тягучим мраком, просто не давая ей остаться в сознании. И Ева закрывает свои веки, не сопротивляясь той тяжести, что пало на всё тело в один миг, и даже не зная умер ли тот, кто хотел лишить её этого терзающего запуганную душу существования.