ID работы: 3857064

Исповедь Одноглазого Зубоскала

Слэш
R
Завершён
1013
Размер:
181 страница, 21 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1013 Нравится 312 Отзывы 317 В сборник Скачать

Спасибо

Настройки текста
Запись #23, 19 октября, 03:01 Музыка: Really Slow Motion — Untouchable Настроение: Я есть в карандаше. Я увидел Черного, сидящего на полу босиком у своей кровати. Он смотрел на меня. Горький дымок от сигареты над одной рукой, во второй — карандаш. У меня получилось не выдать себя, потому что С часто обращался взглядом к тому, что рисовал. А рисовал он, как можете догадаться, меня. Сквозь скудную щелочку меж ресниц я смог подглядывать. Когда С рисует, он кажется чрезвычайно поглощенным: отрешенные черты — одновременно умиротворенные. В руке возникло физическое желание прикоснуться к художнику, но я пересилил себя. — Долго будешь притворяться? — Его голос не застал меня врасплох, потому что говорил мягко, а я все еще не хотел выдавать себя, хоть парень и заметил, что натура не спит. И все же пришлось разлепить веки. — У одного художника была мания рисовать спящих людей. Слышал, он плохо кончил. — Вот как. Я слышал, что говорить под руку рисующему — плохая примета, которая точно хорошо не кончается. — Это грустно, — продолжал я, следя за штрихующим движением руки. Теперь, когда можно безнаказанно наблюдать, я откровенно этим пользовался. — Он рисовал проституток, — сказал я, — потому что был одинок, и они были единственными, кто оказывался в его нищей постели по утрам. Кто делил с ним и его прирученными голубями хлебные крошки и залпом выпивал дешевый ром. Черный сделал короткую затяжку, не отрываясь от альбома. — Ты не выдумал. Сплошь и рядом такие художники. Смольные пряди свисали вдоль контрастно зимнего лица. Я представил, как лежу на его постели, завернутый в наше смятое одеяло. На стареньком воображаемом стуле, сколоченном из яблони, покоится мое обшарпанное, ветхое платье и нижнее белье с некогда белым кружевом, давно не видевшим мыла, ведь я был очень бедной проституткой, что перебивалась с грошей да подачек в тавернах до тех пор, пока не встретила его — нищего романтика, запечатлевающего углем красоты истерзанных бабочек (по одной за ночь). И только мне удалось встретить в его компании целое второе утро. Я была избранной. А может, все было не так? Я — надменная графиня, а он — приходящий художник, и наш роман — секрет, о котором старый жирный потный граф не должен узнать ни-ког-да, иначе лилейного вздернут на дереве, ну, а меня предадут позору. Потом я повешусь на этой же яблоне, а уже потом из нее состругают стул, на котором будет покоиться ветхое платье проститутки, которую другой художник — его отчетливая копия в черных тонах — будет рисовать вечно. В одно сияющее утро. Около моря, около которого в будущем будет возвышаться отель, а в одном из номеров «13», кажется, — валяться томный Одноглазый Зубоскал, пялищейся на юношу, копию предшественников. — Не считая кота, думаю, — вяло добавил я, затем тяжело выдохнул и потянулся. — Кот у него-то был. Кот, постель и ночные бабочки с сифилисом… Ты уже закончил? Я могу вдохнуть глоток воздуха? Дышать нечем, — я говорил нарочито всерьез, но он даже глазом не моргнул. Показалось, судя по частым, отрывистым движениям, добавлялись последние штрихи. Во мне заструилась энергия. Я нащупал ошейник и постучал ногтем по медальону. Это привлекло внимание парня, и мне показалось, что уголки тонких губ дрогнули в улыбке. Затем я встал, оправляя глазную повязку, — этой ночью я решил спать в ней. Мне было бы неловко демонстрировать Черному откровенное уродство. Художник поднялся, и я заглянул в блокнот: на простыне свернулся калачиком котенок. На одном глазу пиратская повязка, нарисованная как-то трогательно — так пририсовывают розовые ленточки девочкам, только эта была черная и нарисована мужской рукой. Котенка окружал ошейник, именно окружал, кольцом, потому что был больше него раза в три. Автор не поскупился на детали и тени — я видел очень живого котенка, он почти спал: в щелочке глаза можно было увидеть синеву (единственная деталь, выполненная в цвете). Зверек готов был вот-вот проснуться, и вся его беззащитность мнима, как у всех спящих, за которыми наблюдают. Значит, таким он меня видел — безобидным котенком, мистером Синий Глазик? Это плохо или хорошо? Пока я метался между сомнениями, Черный бросил огрызок карандаша на тумбочку — этот глухой звук заставил меня очнуться. — Подари мне, — сказал, нет, потребовал я. — Что мне за это будет? — матовые тени на длинном лице и призрачная тень с хитринкой. — А что тебя может заинтересовать? Кроме души да черничной жвачки в кармане у меня ничего нет. — Но я же не демон какой-нибудь, — протянул он и подмигнул.— Я всего лишь и человек, и художник. «Спасибо» от столь одухотворенного нищего, стремящегося к искусству, вполне хватит. Я засмеялся: «Идет, спасибо», и протянул руку, но листок поднялся в сторону, тогда я встал на цыпочки, но и это не помогло. На мой вопросительный взгляд Черный пояснил: — Я не сказал сколько именно «спасибо». Мое любимое число шестьсот шестьдесят шесть. Можешь платить не сразу, а по частям. Я криво усмехнулся: — Спасибо уж. — Два засчитано. — Спасибо, а ты не сатанист? Почему 666? — Я думал, ты откажешься — видишь ли, не хочу расставаться ни с одним из рисунков. — Спасибо, а почему ты тогда просто не отказал? — Потому, что думал, ты куда более ленивый. — Ну спасибо. — Еще не за что.

***

В обед мы должны были отчалить домой, поэтому Адам с Луизой провожали нас заранее. Мы с Адамом стояли у местного магазинчика и ждали Черного и Луизу — у парня кончились сигареты, а Лу тоже что-то понадобилось (как же, ага). Адам сидел на камне, подстелив себе спортивный журнал, он был фанатом футбола, и в этом они с баскетболистом Черным не сошлись. Говорить почти все время было не о чем. — Слушай, а ты изменился, — сказал он мне, как бы невзначай, но у него на физиономии было написано, что он готовился сообщить мне эту новость. — Мы все меняемся со временем, — сказал я, глядя на морской горизонт. — Ну ты стал… другим, не знаю, как объяснить. Мне кажется раньше у нас было больше общего. То, что случилось с твоей семьей… Мне очень, правда, очень жаль. Твой брат был хорошим человеком, хоть мы с ним и не общались толком, но понимаю, как сильно тебе его недостает. Я молча кивнул: устал слушать одни и те же слова. Ни черта ему не жаль, откуда? Пустые слова. Чтобы понять, нужно пропустить через себя. А пропускать такое никто не захочет. — Раньше мы вытворяли с тобой всякие вещички, крышесносные, улетные! А сейчас как-то… твой новый брат влияет на тебя, ну, типа не могу сказать хорошо это или фигово, но, черт возьми, мне хотелось бы тебя расшевелить и сказать: жизнь продолжается! Оставайся самим собой. Хотелось тебя по-братски расшевелить, пока ты тут, предложил этому типу пару штук, например, подгадить тем педикам, мол, ты придумаешь как, а он мне отвечает такой, мол, не втягивай нас ни во что и его тоже. Либо общаемся нормально, либо никак, я это обеспечу. Возможно, он был прав, я так прикинул, что тебе не до этого… И вот мы уныло шныряли на кладбищах всяких, а могло быть круче. Все еще может быть круче. Вот я про это. Не унывай. Адам даже не понял, что ляпнул. Осознал лишь когда поймал на себе мой взгляд. — Новый… брат? — спросил я. Парень только открыл рот, чтобы начать извиняться, мол, я не это имел ввиду, как вздрогнул, точно овечка, когда я засмеялся. — Новый брат! Вот ты умора!.. Он мне не брат. — Внезапно под порывом какого-то въедливого чувства, я подмигнул Адаму. — Совсем не брат. Это прозвучало довольно неопределенно и двусмысленно, но, к черту. Адама слишком мучает совесть и удивление, чтобы он начал вкапываться в это глубже. А мне вдруг стало весело. Я хлопнул его по плечу и осклабился: — Так, что там с твоим желанием? Я, как видишь, выполняю обещания. — Шею мою прикрывал темно-синий шарф, и если к нему принюхаться, можно было уловить нотки вкусного одеколона, а не собачьего ошейника. — Ах, да. — Адам оживился. Я был уверен, что у него фантазии не хватит на что-то стоящее. Сейчас я просто попрыгаю на одной ноге или крикну прохожему, что он лысая индюшка, затем придется сделать крюк вокруг магазина, это в худшем случае, но на этом все кончится. В их паре выдумщиком всегда был Единичка, Адам — подпевалой. — Но я придумал это сразу, — прищурился то ли от солнца, то ли от чувств, Адам. — Смотри на входную дверь магазина: первого, кто сейчас выйдет, поцелуешь. Он вложил в рот соломинку, явно доволен своей фантазией. Он не представлял, как близко от моих жизненно важных органов метнул смертельный дротик. Я пожал плечами, мол, идет, а сам с екнувшим сердцем стал наблюдать. Сколько времени нужно, чтобы выбрать сигареты и расплатиться на кассе в полупустом магазинчике? Сквозь стеклянные витрины я увидел шаркающего с газетой старика в клетчатом свитере, он пополз к выходу. В воздухе повисла отчетливая насмешка Адама, но она выстрелила в холостую — видите ли, когда моя душа уже готова была завыть, а старик уже открыл дверь — что-то точно ударило ему в голову, и он вспомнил, что, видимо, забыл прикупить лотерейный билет или сводку прогноза погоды на неделю. Он отошел к стойке с журналами и застрял там (она как раз располагалась около дверей). Ну, а уже за его спиной мелькнули знакомые фигуры. Тут-то Одноглазый Зубоскал и возликовал, и испугался одновременно. Ладони его вспотели, а где-то под желудком стал отплясывать один кособокий мотылек-калека — неровное дребезжание его танца отзывалось в затылке и висках. Первым шел Черный. Я уже ощутил привкус леденцов на его губах, а ведь еще стоял в десяти метрах от выхода, и мне стало страшно. Адам где-то рядом заулюлюкал: — О, а я так наделся на того старичка с зубными протезами! Черный подошел к дверям и взялся за ручку. Сейчас он… Галантный. Да, он всегда вежливый. Он открыл дверь перед Луизой, пропуская ее: девчачьи ножки пересекли порог, она была точно лодочка, выплывшая на волнах. Сколько довольства в ее улыбочке! «Это должен был быть ты, а не она». В ярости я стремительно двинулся вперед. Я остановил рыжую девушку за плечи и бросив: «Ничего личного — одна честь», чмокнул ее в губы. Лу заморгала, напоминая аквариумную рыбу, а отерев рот, я еще добавил: — У твоего братца фантазии на большее не хватило. Даже подбородок и нос Лу покрылись ярко-красными пятнышками. Я не думал, что рыженькие могут гореть еще ярче. — Он сказал, чтобы ты поцеловал меня? — спросила она сконфуженно. —  Первого, кто выйдет из магазина. — Я бросил взгляд на Черного, и, к моему удивлению, парень лукаво подмигнул мне. Что бы это значило?.. За спиной раздался гомерический хохот Адама, а затем он обратился к С: — Я уж думал, у тебя получится вытолкнуть того старикашку первым! С Лу было не так интересно. Черный улыбнулся: — Дед никак не хотел уходить. Забыл сначала билеты в лото, а затем, что-то еще и еще… — Счастливый пердун! Выходило, что единственными, кто не знал о желании были мы с Лу. Адам рассказал Черному о своем желании, но вот Черный решил про ошейник умолчать — решил, что достаточно нас двоих? Что ж, хоть за это я ему благодарен. — Идиот, — жертва поцелуя пихнула брата в грудь. Я усмехнулся, мол, ха-ха, как смешно получилось. Но, черт возьми… Вашему Одноглазому Зубоскалу предстоит запить неприятный осадок кофе и зализать крошечную, но все же — рану. _______________________________________ Комментарии: Паук в шкафу: Как я и говорил — он того не стоит. КрасныйакаКровь: А, может, потом покажешь рисунок Черного? Одноглазый Зубоскал: Срамота: я там не одет, так что не думаю, что решусь. Я весьма стеснительный. Бабочка из комода: И какой счет? Одноглазый Зубоскал: 25 спасибо, но мне кажется он немного лукавит и не досчитался пяти штук. За ужином тетя отметила, что мы стали особенно вежливыми, в частности, я: — С, подай соль. Спасибо. — … — И перца можно? (отродясь ничего не перчил). — Спасибо. — Не за что. — Спасибо. — За что? — За «не за что» спасибо. — Всегда пожалуйста. — Спасибо. — … — А можно, я скажу «триста спасибо»? — Не считается. — Ребята, вы о чем? — Ни о чем, тетушка, спасибо. — Другому не считается. — Ну и спасибо! К десерту у тети и отца С стал дергаться глаз. Ну, а Зубоскала грела мысль, что где-то в альбоме Черного дожидается его «альтер эго» в карандаше. Запись # 24, 20 октября, 21:21 Настроение: — Ненавижу кошек. Эгоистичные розовые пятки, носы сердечками. Твари эгоистичные сами по себе. По мне так куда лучше собаки — преданные и умные. Но в тот день Зубоскал изменил сам себе. Помните, я говорил про план? Я вам сейчас про него, увы, печально, промяукаю… Мурчащий комок вывалился из коробки, и старуха подцепила его, вернув обратно, к сородичам. Примостив одно колено на асфальт, я долго выбирал из кишащей кучки, она пахла молоком и рыбой. В итоге выбрал белое чудище с розовым носом. Потому что оно не робело и пыталось дотянуться до меня, тараща выпуклые гляделки. Зубоскал ценит лидерские качества. Отлично. Дверь открыл Черный. Я сразу вошел, бросая на него взгляд через призму загадочной улыбки, еще бы, он не догадывался, что в районе моего живота, под курткой, пригрелся шерстяной ком, благославленный Зубоскалом. — Угадай с трех раз, что принес. Угадаешь — получишь приз. — О, надо же, — Черный оперся о стену плечом и скрестил руки на груди. Некоторые пальцы испачканы в засохшей акварели, на груди старая футболка, та что не жалко отдать под пятна. — И какой же? — Приятный секрет. Ну же. — Я должен знать, за что буду бороться. — За право кое-что сделать, — я уже придумал, что это будет право дать имя этой твари, впившейся в меня когтями. Парень поджал губы, чуть приподнимая брови. — Ананас. Возможно, у меня куртка внушительно оттопыривалась. — Банально. — Настольная игра? — Лучше. — Лучше может быть только… Он не договорил — котенку надоело сидеть и он запищал. Ему помогли выбраться: парень открыл замок моей куртки. — Эй-эй, кто это у нас тут? — ласково протянул он и погладил детеныша между ушами. Клянусь, взгляд Черного в этот момент стоил сотни кошек. Если мне ради этого взгляда придется смириться с участью кошатника и умереть от старости в доме с сотней кошек и при этом нас покажут по телевизору, как полоумных, я согласен. " — А сейчас с вами телеведущая Анна Анафелоуз, и мы находимся перед домом одной пары, ставшей своеобразной достопримечательностью города. Здесь, в этом доме проживают люди, которые на протяжении всей жизни собирают бездомных кошек. Кто бы мог подумать, что любовь к братьям меньшим подтолкнет их завести более сотни под одной крышей? И я не шучу! Постучимся же в эти, с виду гостеприимные двери (на самом деле на дверях висит лошадиный череп, а в саду мертвое дерево, перекати поле пересекает порог, ш-ш-ш). Дверь открывает старичок Зубоскал. В нагрудном кармане твидового пиджачка торчит синяя бутоньерка. — Рады вас видеть! Не скажете, сколько же кошек у вас проживает? — Сто п-пятьдесят одна. — С ума сойти! И вам не тесно? — В любви нет тесноты, мадам (и это правда, сказал бы я). За спиной старика кошки: на лестничной площадке, из-под дивана, на подоконниках и в цветочных горшках вместо гортензий. Расползающееся пространство издает звуки, оно мяукает и шипит. Иногда в доме создается кошачий вакуум — дыра, созданная бесконечным мурчащим мотором. Двигатель любви двух людей (и электричества не надо). Один из них ненавидел кошек, а у другого… Я позвал по имени, когда заметил, как глаза Черного увлажнились и покраснели. Плачет? Только не он, быть не может — в сердце у меня что-то екнуло от этого зрелища, прежде, чем я догадался, что происходит на самом деле. На лице парня показалась печальная улыбка похожая на сожаление. Он взял котенка себе на руки и, прижав к груди, с бесконечной нежностью погладил. Причем гладил как-то торопливо, словно не успеет и котенка отберут. В эту минуту Черный напоминал растроенного чем-то маленького мальчишку. Трогательный. Между тем, он стал чихать, а из уголков покрасневших глаз потекли слезы. — Я не знал… не знал, — не помню сколько раз повторил это. Черный кивнул, наконец, он вернул котенка мне. — Прости, я его унесу. Черный замотал головой и остановил меня рукой, совсем расчихался. — Где ты его взял? — слезы уже текли градом, нос и веки покраснели. — Вообще из коробки, но если бы знал о аллергии… — То есть, его… некуда возвращать. Ему нужно найти хозяина. — Унесу его в спальню тети, а там придумаю что-нибудь. Наконец, он отпустил меня, а сам скрылся в нашей комнате. Это был полный провал. Тетя забрала котенка к себе на работу на следующее утро и обещала пристроить в добрые руки. Бедный мой Черный. Что ж, это был жестокий подарок обстоятельств. ___________________________________ Комментарии: КрасныйакаКровь: Ты пытался, и уверена, он не забудет этого! Ах, мой бедненький Одноглазик, дай обниму! Бабочка из комода: Кто бы мог подумать, что парни могут быть такими кошкофилами. Это облегчает твою головоломку, глупыш! Своим рисунком он едва ли не открыто сказал в каком образе тебя видит ;) Мяукать что ли не умеешь? Мрачный Кто-то: Ваша история про братьев — довольно интересный случай. Вы писали, что блог призван помочь вам в разрешении проблем. Я так понял, что одна из ваших главных проблем — это как раз-таки близнецы, но вы непозволительно много внимания уделяете банальному парню. Скучно. КрасныйакаКровь: Мрачный Кто-то, о, новенький, и ты мне уже не нравишься! Только бесчувственный чурбан скажет влюбленному, что его чувство, да еще запретное, банальность! Одноглазый Зубоскал: Бабочка, гав! Мрачный Кто-то, возможно, вы правы. Я мало открываю довольно важный аспект. Думаю, дело в том, что Черный на данный момент — и есть мое главное решение проблем, а вспоминать братьев… очень тяжело. Разве вам не кажется, что любовь — лучшее лекарство и избавление от мук? Мрачный Кто-то: А почему бы вам не начать говорить о себе, как об одном из братьев? Одноглазый Зубоскал: Вас это раздражает? Мрачный Кто-то: Нисколько. Принц Шива: Бедный парнишка, его можно пожалеть! Карма уготовила мне родиться с любовью к арахису и аллергией на него. Ни один человек не поймет, как я страдаю, ибо запретный плод сладок. Но знай — ты не виноват. Я бы на его месте оценил старание порадовать. Может, оценит и он?
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.