Все

Вид дублинских дорог пробудил в Эндрю трогательные воспоминания. Вот тут он каждое утро переходил дорогу, когда спешил в школу. За этими воротами тогда жила собака, начинавшая лаять ни свет ни заря. А это окно тёти Сьюзи, которая так любила приходить к маме в обед на чашечку кофе, чтобы посплетничать. Ох, кажется, именно этой доброй женщине принадлежит фраза: «Да, Эндрю Скотт живёт рядом. Что я о нём думаю? Эндрю – очень хороший человек, правда. Но он голубой!». И целая улица в тот день развлекалась, повторяя эту фразу между собой снова и снова. М-да, воспоминания... Вот и тропинка к его дому. Справа – детская площадка, на которой сейчас резвятся несколько малышей, слева – двухэтажный особняк Гвен. Эндрю запомнил эту ванильную блонду двадцатитрёхлетней. Помнится, двое его друзей-геев помогали ей переносить мебель, точнее, они были в составе бригады, делавшей Гвен ремонт за спасибо. Когда работы были закончены, блонда поделилась с мамой Эндрю: «Мужчины славно потрудились. Все! Представь себе, даже «мужчины в скобках» были полезны!». И снова хохот по всей улице. Вскоре друзья поздравили Эндрю с тем, что он тоже – всего лишь «мужчина». Не мужик, конечно, но из-за соответственных половых органов хотя бы «мужчина». Ох, не то ему сейчас лезет в голову. Эндрю вздохнул и постучал в дверь. В горле почему-то пересохло, и он сглотнул: последний раз был здесь полгода назад, наверно, многое изменилось. Хотя, вряд ли. Родители наверняка злятся, что он навещает их так редко. Но хотя бы звонит два раза в неделю. Эндрю подумал, что вообще должен считаться хорошим сыном: отец и мать спокойно могут показать его своим университетским друзьям, мол, вот он, наш сын, Эндрю - известный актёр, хорошо зарабатывает и, гляньте только, какой красивый. А жена и дети у него есть? Оп-па... Эндрю мог бы заботиться о родителях, как и большинство детей, сумевших встать на ноги, – присылал бы им деньги каждый месяц. Мама на это предложение застеснялась и сказала, что спросит у отца. Тот отказал. Эндрю подозревал, что в оригинале ответ звучал: «Не надо мне его денег, так и передай!». Но сейчас ему определённо надо выбросить неприятные домыслы из головы, а то мама открывает дверь. Эндрю заставил себя улыбнуться и в следующее мгновение ощутил, что на душе действительно становится легче. Скоро он войдёт в свой уютный дом... Мама с привычным восторжённо-нежным «здравствуй, сынок!» обняла его. Поздоровавшись, Эндрю снял рюкзак, разулся и, наконец, ощутил, что его окутало знакомое тепло. Чёрт, перед этим зеркалом он каждый день крутился перед тем, как выбежать на улицу. Тут он приседал и с высунутым языком завязывал шнурки своих любимых коричневых ботинок, таких маленьких, кругленьких – в них бы и половина его ступни сейчас не влезла. О, а здесь он всякий раз подпрыгивал, потому что не мог достать до выключателя, а тут он мучил кота, а когда не мучил – они с Сарой играли в футбол попрыгунчиком и... – Сара! – Привет, – ответила старшая сестра и подошла ближе. После коротких объятий они традиционно пожали друг другу руки, и Сара, конечно, давила со всей силы. – Слаба-а-ак, – пропела она с улыбкой. – Недаром я всегда побеждала тебя в детстве. – Ох, помню, как ты больно щипала за щёки... – А как валила и вжимала в пол, не помнишь? – В этом тебе Ханна помогала, сама бы не справилась. – О-о, не надо... Убедив маму, что будет развлекать брата до самого ужина, Сара повела его в свою комнату. Нора вдогонку пообещала приготовить вкусностей. Эндрю подумал, что лучше и быть не может. – Вижу, у тебя ничего не изменилось, – Скотт устроился на маленькой красной софе. – Не любишь ты перемен, феминистка. – Заткнись, пидарас. Тут просто не надо ничего менять. Всё идеально, – заверила сестра с напускным самодовольством. Затем села в кресло напротив, чтобы лучше рассмотреть брата и, следовательно, профессиональным глазом оценить его физическую форму. – М-м, вижу, занимаешься время от времени. – Да, завидуй, – Эндрю приподнял руку, чтобы было лучше видно. – У тебя такого никогда не будет. – М-да, столько мешков можно было бы перетаскать на заводе с такими руками, а ты травишь задатки актёрством. Скотт усмехнулся. – Как я понимаю, у тебя мужика как не было, так и нет. – Да, в отличии от тебя, – отчеканила Сара. – Тебе, брат, с этим определённо больше повезло. Как там в постели? – Не буду рассказывать, а то ещё развращу тебя – девственницу. Наконец, они оба рассмеялись, признавая смекалку друг друга, а заодно удостоверившись, что время не изменило их тёплых отношений. В конце концов, за этим Эндрю сюда и приехал – отвлечься и расслабиться. Стивен расстроился от новости, что целую субботу пробудет один, и Эндрю его, конечно, пожалел, но ему действительно надо было уехать, сменить обстановку. Каждый день проделывать маршрут дом-театр-киностудия-вечеринка-дом... Это изнуряет. Скотт припомнил время, когда отсиживался дома после выматывающих уроков в академии, – такая блажь. Сейчас он надеялся оживить то волшебное чувство: ты в тепле, сытый, и любящая родня развлекает тебя. Но Стивен там один, бедняжка... Наверное, сейчас бесцельно бродит по городу или сочиняет сценарий, а может спит. Хотя в последнее время он тяжело засыпает. Жаль, что они не могут приехать сюда оба. По некоторым давним и очевидным причинам... Ханна пришла через часа два и, только увидев брата, по привычке бросилась ему на шею. Дальше пошли вежливости, мол, как она безумно рада его видеть и что он совсем не изменился, выглядит потрясающе и, жаль, что приехал всего на день. Она уже давно жила в собственной отдельной квартире, но, услышав, что Эндрю сегодня будет тут, постаралась прийти, как можно скорее. Всё это младшая сестра пролепетала скороговоркой, а дальше пошли поцелуи в щёки, во время которых Сара отвернулась и демонстративно скривилась. В их троице так было заведено: Сара – сорванец-заводила и друган-соперник Эндрю, от неё он всегда получал на орехи, а иногда – по орехам (и, не дай Бог, он пробежит дистанцию быстрее её или поднимет что-то, что она не сумела поднять!), Эндрю – и так ясно и Ханна – сначала помогала Саре в угоду женской солидарности, но постепенно стала подружкой, союзницей и фанаткой Эндрю. Старший брат как никак – первая любовь. Его первого она представляла рядом с собой, фантазируя о будущей свадьбе, доме и детях. – Наконец мы все встретились! – радостно заключила Ханна, когда они, словно тридцать лет назад, встали рядом, сформировав треугольник юных Скотт. Так и напрашивалось выдумать вместе какую-то пакость (и чтоб Эндрю канючил: «Ну-у, не зна-аю-у», а Ханна ему: «Я с тобой, что бы ты ни решил!»), однако не то уже время. – А где отец? – осторожно поинтересовался у сестёр Эндрю. – Я его ещё не видел. На работе? – Э-э, вообще-то как раз сегодня он выходной, – ответила Сара не совсем охотно. – Ушёл куда-то ещё с утра. Но на ужин вернётся. – А-а-а, – выдал Скотт, пряча внутреннее напряжение. У него ведь недавно был каминг-аут, и тут почти сразу он приезжает домой, словно хочет поделиться с близкими и узнать их мнение. Нет, никаких похвал за свою якобы смелость Эндрю не хочет. Он тревожится, как бы теперь не возникло проблем. Но, кажется, ничего лишнего о своей семье он не наплёл. Всё нормально... Отец появился дома незаметно. Заскучав, Эндрю и Сара как раз состязались в армрестлинге. – Чёрт, он побеждает! – натужно воскликнула старшая, уже подключив к процессу вторую руку и пытаясь хотя бы вернуть их кисти в исходное положение. – Ханна, помогай! Давай, налегай! Нет! Кусай его, кусай! В этот момент они услышали, как Джим остановился в проёме, и застыли, застеснявшись из-за своего дурачества. – Привет, – произнёс отец без какого-либо выражения. – Привет, – смирно ответили дети. За кухонным столом начали традиционно обсуждать семейные проблемы. Эндрю, правда, удивился, что отец не прочитал молитвы, но решил не уточнять причины. Тем более, ему надо было отчитаться о том, хорошо ли он живёт, отдыхает ли, тепло ли в его доме, как и чем питается... Под конец Эндрю всё же добавил немного о своей работе и творческих планах... Хотя маму это, по всей видимости, не занимало. Прославится ли её сын на весь мир? Неважно. Ест ли он жидкое каждый день? Очень важно. Выслушав тщательно отфильтрованную информацию о райской жизни в Лондоне, мать вздохнула с облегчением и подняла бокал: – Энди, мы очень рады, что сегодня ты приехал к нам. Мы так давно тебя не видели! Ох, и даже с последним днём рождения тебя нормально не поздравили! – Вы поздравили по телефону, – заметил сын смущённо. – Упс, – чуть разрядила обстановку Сара, которой последняя реплика не касалась. – Ох, я помню, как ты у меня появлялся на свет... – Мама, нет! – Эндрю так разволновался из-за того, что сейчас в сотый раз начнут обсуждать, каким милым карапузом он был, как постоянно визжал, словно его резали, и как ненавидел пелёнки, что наспех осушил свой бокал, не совсем вежливо прерывая тост. Впрочем, сестры тут же его поддержали. – Как такое забудешь? – неожиданно заговорил Джим после того, как ножки бокалов стукнули о стол. – Действительно, – согласился с отцом Эндрю, ещё не подозревая, что последует дальше. – Насколько я помню, схватки у тебя начались поздним вечером, – подчёркнуто спокойно повёл беседу глава семейства. – Но медсёстры очень хотели побыстрее закончить смену и убраться, видимо, был какой-то повод. И вместо того, чтобы позвать врача, который куда-то исчез, они дали тебе наркоз для приостановления схваток. И ты родила на день позже, чем велела природа. Вот и последствия. Какое-то время все молчали, соображая, что сейчас имелось в виду. Вскоре Нора и Ханна виновато, с выражением сожаления и лёгкого испуга уставились на свои колени. Сара пристально взглянула сначала на отца, потом на Эндрю. В итоге прикрыла рот ладонью, чтоб сдержать смешок. – Да-да, – сказал Эндрю, не изменившись в лице, но осторожно сглотнув перед тем, как начать говорить. – Мама ещё рассказывала, что ей после родов показалось, что медсестра случайно ударила меня головой о дверь, когда выносила. – Может, мне просто показалось... – робко пискнула Нора, но мужчины не обратили внимания. – Значит, ты это признаёшь? – спросил отец. – Что признаю? Снова повисло молчание. Ханна за это время побледнела и сникла, а Сара натянула ворот кофты на рот, чтобы ненароком не выдать себя. Джим громко вздохнул. Эндрю терпеливо ждал его ответа, принуждая себя не опускать взгляд. – Ты понимаешь, что над нами вся улица смеётся? – О Боже, – внезапно для самого себя актёр чуть не рассмеялся, – извини тогда... – ответил он совсем неубедительно. – За что извинить? – Так я вот тоже не понимаю – за что? – Брейк! – воскликнула Сара, но её не послушали. Лишь теперь Эндрю полностью осознал, что дело и правда в каминг-ауте. Статья в Википедии пополнилась, появилось несколько интервью, а вместе с ними – форумы со всяким параноидальным бредом, и отец, по всей видимости, читал их. Чёрт, чёрт, чёрт... Ох, Эндрю чувствовал, что не надо было болтать... Джим продолжал гнуть свою линию: – Мысль об этом никак не даёт мне покоя. Я всё думаю, что, кроме травмы рождения, тому должны быть ещё какие-то причины. Может, в юном возрасте ты однажды что-то такое увидел... Меня всегда интересовало, чем ты занимался, когда в воскресенье мы с мамой уходили в церковь. Наступила пауза. Никто из домашних больше не решался вмешиваться. Лишь Сара до сих пор выглядела уверенной. Раньше Эндрю никогда не осмеливался пререкаться с отцом, да и Джим редко делал сыну какие-то замечания – оба отмалчивались и, по-видимому, скапливали в себе ненависть. Вообще, они такие разные. Отец – грубоватый, прагматичный мужлан. И сын – изнеженная творческая личность. Но, что Сару забавляло, – внешне оба чернявые и волоокие, яблоня и яблоко, и неважно, что отец сдержанный, а сын робкий – сейчас они точно сцепятся, как два петуха. – Не помню, что я делал, пока вы молились Господу, – наконец, ответил Эндрю. – Наверно, смотрел гей-порно. Извини, мам. – Ты это только что подтвердил или шутишь тут со мной? – Я же сказал: не помню. И отчитываться не буду. А может, на меня одноклассники повлияли, об этом ты не думал? – Я давно проверил все классы и преподавателей, сразу после того, как до меня дошли первые сплетни. Знал ведь, что ты легко поддаёшься чужому влиянию. Я уверен, там все были нормальные. – Ого-о-о, – театрально округлил глаза Эндрю. – Слушай, а это нормально, что ты поднимаешь такую тему за столом, на глазах у всей семьи? – Это семейная проблема. – Это не проблема. – Что я должен отвечать коллегам, которые ото дня в день спрашивают у меня, когда ты, наконец, женишься? – Отвечай, что я женюсь, как только в Ирландии узаконят однополые браки. – По-твоему, это смешно? – Я и не шучу. – Да? А не стыдно? – Нет. – Тебе почти сорок. В твоём возрасте у меня уже были вы трое. А ты ещё ни разу с женщиной не был. Ты даже не мужчина. – Господи Иисусе... Не волнуйся, отец, у меня было много партнёров. Думаю, даже больше, чем у тебя. Эндрю понимал, как это выглядит со стороны: два мужика соперничают в том, кто больше трахался. Но он не мог смолчать, иначе показался бы сёстрам слабохарактерным, а это не так. Тем более, он точно не знал, возможно, Джим доставляет маме и Саре проблемы, о которых те не говорят. В таком случае, тем более надо поставить мужика на место, пока Эндрю тут. Да и хватит уже избегать темы его сексуальной ориентации, в последнее время Скотту даже хочется об этом говорить. Прорвало, чёрт возьми, после каминг-аута. И сколько ж баб его отец оттрахал, а? Боже, бедная мама. Она ведь всегда знала о существовании той то ли Джессики, то ли Даниели, – Эндрю уже и не вспомнит. И как он себя винил в том, что ничего не мог сказать отцу, не осмеливался поставить того перед фактом, что вся улица знает о его похождениях. Над отцом все смеялись, а не над Эндрю. Блин, и как вообще можно? Он бы Стивена прибил... Стив даже раз по морде получил из-за того, что вёл себя подозрительно. А мама годами такое терпела... – Издеваешься? – процедил сквозь зубы Джим. – Нет, это ты тут бред несёшь, маму лишний раз расстраиваешь, – Эндрю кивнул на застывшую Нору. – Когда вы были маленькие, сёстры одевали тебя в девочку и красили маминой косметикой. Даже фотографии остались. – Обыкновенные детские игры. – А Бога ты не боишься? – Мне в аду гореть, не тебе. Ханна тихонько пискнула. Она редко обсуждала с кем-то глобальные проблемы, поэтому сложно было определить, ранила её религиозная тема – духовное будущее любимого брата или что-то другое. Во всяком случае, Эндрю этот звук услышал, и Сара была уверена, что теперь он дойдёт до конца. – И как зовут твоего теперешнего... ухажёра? – не мешкая, сменил тему отец, поняв, что поздно внушать сыну страх перед Господом. – Его зовут Стивен, я уже говорил. – Ах, это тот, что на фотографии? – Да, – отрезал Эндрю, пообещав себе, что встанет, если сейчас начнут обливать грязью ни в чём не повинного драматурга. Стивену там, наверное, уже икается. – М-да, тот... На меня похож, знаешь? Тебе не отвратительно? – Стало отвратительно, когда ты это сказал. Но у вас с ним ничего общего. – Думаешь? Кто он по профессии? – Он драматург. – Ах да, эта проклятая среда... Вы теперь в Лондон переехали, чтобы лучше устроиться. М-да, сцена – ваш дом и всё равно, кому служить. Можно и тем, кто перебил и лишил дома ваших близких. – Ты об этом... Знаешь, отец, меня ещё не было на свете, и я не могу знать, каково тебе было, когда ты лежал посреди улицы под пулями, пока британцы и ИРА перестреливались. Я сочувствую тебе, но... я не испытывал того страха и озлобления, которые испытывал ты. И да, конечно, я, маленький несчастный ирландец, ползаю перед великими британцами на коленках, чтобы они дали мне хоть какую-нибудь работу. Чувства собственного достоинства у меня нет, понимаешь? – Надо же, какой остряк... Ханна, что с тобой? Тошнит? Насколько я помню, ты всегда слушала брата. А у тебя есть мужик? Или брат сделал из тебя лесбиянку? Ничего не отвечая, девушка закрыла лицо ладонями. – А что ты к Ханне прицепился? Со мной говори. Эндрю контролировал себя как мог. Ему надо было сидеть и не двигаться. Инстинкты настолько сильно кричали, что надо прямо сейчас устроить драку, что аж руки подрагивали. Возможно, наваляв друг другу, они с отцом помирились бы, но не перед матерью и сёстрами ведь... – Я вижу, ты теперь смелее, чем раньше, – признал Джим. – Да. Жизнь научила. – Ты был куда более робким, когда начинал свою... карьеру. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что именно там, в своём шоубизнесе, ты натолкнулся на ублюдков, которые сделали это с тобой. – Что сделали? Развратили? Изнасиловали? Впервые я переспал с парнем в восемнадцать лет, по собственному желанию. И я был снизу, поскольку делал это тебе назло. – Видимо, с тех пор у тебя привычка ложиться под мужиков, иначе, как бы ты так прославился в чёртовой Британии. – Чего? Ну ни хрена себе! Так вот, какого мнения о нём родной отец... Что он подстилка. Что он сам ничего не может и ложится в постель с продюсерами и режиссерами, чтобы те продвинули его в карьере. Что он гей, потому что только так может реализоваться – будучи шлюхой богачей. Эндрю всё мог стерпеть, но когда кто-то обесценивал его работу, его творчество – это удар под дых. Теперь он вынужден был встать со стула и закричать, иначе не уважал бы сам себя. Джим поднялся вслед за ним. Видно было, что он тоже не получал удовольствия от этой сцены. – Что ты творишь сегодня, отец?! – рявкнул Эндрю. – С ума сошёл, что ли? Что ты несёшь?! Отчаяние в голосе сына сбило Джима с толку. Он тоже ощутил острую боль в груди, но, как и Эндрю, убедил себя, что пути назад больше нет. – То, что давно должен был! – Накипело, да?! – проскрипел его несчастный ребёнок. – Но зачем просто кричать, а? Давай, сделай что-нибудь серьёзное! Ну же, побей меня! Ты давно хочешь дать мне по лицу, я вижу это! Ну! Я же голубой! Покажи, что ты мужик! Разделайся со мной! Джим сделал шаг вперёд, и, может, что-то произошло бы, не встань перед Эндрю Сара. Вместо отца актёр теперь видел её хрупкие плечи, вытянутую в сторону руку и спадающие вниз прямые русые волосы. Это вселяло спокойствие: так же, как и когда-то в детстве старшая сестра пришла ему на выручку. – Хватит. Джим замер, не смея прикоснуться к дочери, но в его позе угадывался порыв к насилию. Сара занималась боксом, и её глаз безошибочно это улавливал. – Папа, опусти руку. Ты знаешь, у меня реакция. И ты, Эндрю, не дыши мне в спину, как бык. Вы хоть понимаете, что натворили? Эндрю виновато глянул на маму и младшую сестру, едва сдерживающих слёзы. Сара взяла его за локоть и молча потащила в свою комнату. В ушах актёра всё ещё звенел собственный крик. Он выпил принесённую сестрой воду и лишь после этого ощутил, что может внятно говорить. – Как Ханна? И мама? – Жить будут. – А ты смелая. – Я? – Сара невольно улыбнулась. – Потому что не побоялась встать между двумя разъярёнными мужиками? – Угу. – Брат, ты же «мужчина в скобках», забыл, что ли? – Ах, точно, – Эндрю не рассердился, напротив, меткая фраза вызвала общий смех. Это немного разрядило обстановку. – Извини. Я вынужден снова оставить отца на тебя и маму. Наделал тут шуму и позорно убегаю. – Не-ет, у тебя много дел, я знаю. Ты же у нас звезда, – ответила старшая сестра без какого-либо злорадства. – Ханна тоже вскоре уедет к себе. А о нас не беспокойся. Маму отец и так не трогает, а меня просто боится злить. Да и нет у него для этого поводов. – И правда, нет. Ты у него не промах. – Верно, я такая, – не смогла не согласиться Сара. Отец заперся у себя в комнате и больше не показывался, с мамой Эндрю распрощался на пороге, а к такси его вызвалась проводить младшая сестра. – Ты только не злись на папу, хорошо? – робко попросила Ханна, глядя на него чуть покрасневшими глазами. – С ним просто сегодня что-то случилось. А на самом деле он не хотел обижать тебя. Он не извинился перед тобой лишь потому, что упрямый. На самом деле он сожалеет, я уверена. Он любит тебя, это было видно по выражению его лица, когда вы ссорились. Я замечаю такие вещи. – Я не злюсь. Не знаю, как объяснить, но каким-то образом я предчувствовал всё это, когда ехал сюда... И не извинился перед ним сам по той же причине, что и он передо мной, признаю. – Ох, вы так похожи, так похожи. И совершенно разные в то же время, – вздохнула младшая с каким-то странным облегчением. Эндрю осознал, что она и правда многое чувствует, многое, что недоступно их с Сарой мужицким умам. Ханна кажется слабой, но она – настоящая женщина, мать, и это не может не вызывать уважения к ней. – Эндрю, может, ты никогда не примешь этого, но наш отец – хороший человек. Вы с ним оба хорошие. Просто отец не мыслит теми категориями, которыми мыслишь ты. Он разбирается в числах, в математике, в политике, но твои высокие абстрактные идеи ему чужды. Просто он другой, у него другие достоинства. И он не презирает тебя из-за того, что ты гей. Для него ты ребёнок, и он думает, что ты не понимаешь, что делаешь, что, на самом деле, ты несчастен с тем мужчиной. Мама тебе рассказывала, что отец захотел познакомиться со Стивеном, когда узнал сколько лет вы вместе? – Да. Я подумал, это ужасная идея. – Нет, не ужасная. Возможно, они бы стали друзьями. Знаешь, они оба такие кхм... ироничные. – Давай не развивать эту тему. – Хорошо, – Ханна хихикнула в шарф. – Прости, не мне обо всём этом судить. Ну давай, обними сестру. Усаживая Эндрю в такси, Ханна пожелала счастливого пути и попросила звонить почаще. Вот. Вот за этим теплом Эндрю сюда приехал, жаль, что оно приняло болезненный оттенок расставания. Усевшись с рюкзаком в зале ожидания, актёр решил возобновить их со Стивеном любовную переписочку. В какой-то момент он поднял голову и посмотрел на снующих вокруг людей: рано облысевшие мужики, орущие в телефоны из-за проблем с бизнесом, жёлтоволосые бабы в розовых туфлях, мерзко стучащие каблуками, на которых чуть не падают, подростки, заливающиеся пивом прямо на вокзале и поедающие дешёвые чипсы целыми пачками, глупые дети, бегающие по залу с отвратительным ревом (мамаши не могут поймать их из-за каблуков), и в довершение – какой-то перепуганный пацан, пытающийся сфотографировать его исподтишка. «Уроды», – подумал о них Эндрю. И, наверно, впервые в жизни ему пришло в голову, что на самом деле они со Стивеном такие же уроды.