Destination: no competition

Это имя за последний месяц я слышал, наверно, больше, чем свое или ребят. Оно впилось в наш коллектив и надежно в нем осело, совсем как противное пятно от какого-нибудь яркого жгущего напитка, которое, попади оно на ткань костюма или предмет мебели, ни за что не пройдет, если не провести масштабную чистку по его выведению, и, кажется, я нисколечко не преувеличиваю, потому что оно порядком раздражает меня. – Нет, сейчас наверно никак не получится, мы договорились вчера с Арзалией пойти на презентацию какой-то выставки ее подруги. Это, вроде бы, недалеко отсюда, не хочешь тоже пойти? Ну вот, опять это надоевшее имя, боже мой, ну сколько можно. – Нет, не хочу, к тому же менеджер, я думаю, тоже будет не в во-о-о… – Дверь грубо и порывисто отворилась, впуская в помещение неприкрытое раздражение и капельку гнева, даже две капельки. – Менеджер, вот сю – – Заткнись, Майкл, так, ты, Люк, куда это ты собрался? Я же просил вас не разбегаться, мало того, что ты привез с собой девушку, так еще и не желаешь выполнять мои просьбы! – он помолчал, пока переводил дыхание, а потом опять начал щебетать. – То, что ты приехал сюда с Арзалией, это, конечно, хорошо, такой ход, безусловно, делает всем нам пользу, отметая всякие подозрения насчет ваших, так сказать, ориентационных наклонностей, плюс ко всему это походит на неплохую рекламную мишуру, которая украсит все нужные нам источники, – менеджер нервно хихикнул. – Однако я должен следить за тем, чтобы вы не напились раньше времени. Я глянул на Калума, он улыбался слишком громко, да, да, громко, ему бы мегафон в руки и айда развлекать толпу, но наш славный оратор, кажется, не замечал ни его, ни уже растворившегося в дверях Люка, ни Эштона, которого я, кстати, тоже не заметил, ну, в принципе, меня вполне можно понять, он – Эштон – скромно так сидел в смежной комнате и что-то увлеченно набирал в телефоне. – Вот, а потом после концерта хоть на все четыре стороны, – я совсем забыл про менеджера, а он, бедняжка, так увлеченно что-то все это время говорил и говорил. – Конечно, вы правы, абсолютно, но Люк уже минут как пять назад ушел, – мы с Калумом переглянулись, он, так же как и я, еле сдерживал смех внутри себя от появившегося выражения на лице нашего руководителя, который сначала растерялся, потом стал похож на разъяренный баклажан, я, право, не знаю, как баклажан может выражать чувства, но это единственное, что пришло в голову, пока я за ним наблюдал. – Ну что за группа, просто невозможно, невероятно, все группы как группы, а это, а вы, а он, это как называется? – секунда, и фиолетового овоща к комнате уже не было, как будто на корню срубили. Мы расслабленно и в унисон рассмеялись с Калумом. Руководитель наш – редкий сказочник и неплохой страж, так, по меньшей мере, думает он сам, но на практике, разумеется, ничего, из того перечня требований, нам предъявляемых, не выполняется ни на грамм. Зато у него всегда получается поднимать нам настроение, и это его лучшее качество. – Опять одно и то же, да? – Он не меняется, – Калум продолжал улыбаться каким-то уже своим мыслям, однако надо было прояснить один деликатно-важный вопрос, требующий незамедлительного вмешательства в проблему, обозначенную несвоевременным публичным проявлением неположенных действий, – Черта с два, ты с утра набухался, Калум, а? – О-о, я жуть как устал, да еще после вчерашней тусовки в клубе, голову ломит, сил нет. – Именно поэтому ты решил добавить, нет, ну мне-то все равно, пей пока душа не треснет, просто, м-м, если что, то, ну, говори. – Майки, спасибо, чувак, – Калум спустился с дивана на пол, в поисках телефона. Майкл же, побродив на кухне и осознав, что кроме маленьких бутылочек в мини-баре, уже не совсем полных, и не совсем всех, что-нибудь вкусного, похожего на, скажем, пиццу, нет, уселся на пуфик с телефоном. Просматривая новости в сфере музыке, он натыкался на всякие посты непосредственно о себе, о группе, в которой он состоял, и с недавних пор появился еще один человек, связанный с ребятами, имя которого уплотнилось на языках у фанатов, вызывая и злость, и разочарование, и неприязнь, ну и, конечно же, нельзя забывать и про светлые чувства, да, наверно, кто-то находил этого человека весьма красивым, милым и прочее, но только не Майкл. Ее появление, весьма спонтанное, неожиданное, похожее на ураган, ворвавшейся в теплый домашний очаг, где царила гармония и нежность, сметало на своем пути беззаботность, доверие, непринужденность, открытость, крушило все то, что было выстроено долгими годами, разбивала на маленькие кусочки, точно фарфоровые статуэтки, летящие на высокой скорости вниз на бетонный кафель, словом, была проблема, которая мешала и досаждала. Лицо Майкла, всегда такое добродушно-веселое, становилось серьезным, непроницаемым, мрачным, когда про нее что-либо упоминалось. Сам он этого не замечал, так как мысли, словно натянутая струна, были сосредоточены на каждом слове, знаке препинании текста, посвященном девушке Люка – Арзалии. И говорить нечего, что, встречаясь в малоприятной реальности, Майкл максимально усмирял свой пыл, контролировал свой фигуральный запас слов, дабы не выложить как на духу все, что он думал об этой самовлюбленной, эгоистичной, надменной натуре, вернее, королевне, ведь наверняка она считает себя не меньше, чем какая-нибудь прехорошенькая царица. Но где там, она не тянула даже на первосортного рабочего на дряхленькой рисовой плантации. Майкл, кажется, намеривался сломать сенсорную панель своего далеко недешевого телефона своими беспорядочными движениями по экрану, с силой перелистывая ту часть информации, в которой хоть как-то было замешано имя, нелицеприятно маячившее в сознании. И сломал бы, вне сомнения, не появись за спиной добренького и заботливого лица, олицетворяющие собой Калума. Он, едва положив руку на плечо друга и по пути скомкано улыбнувшись, делая это с натянутым оптимизмом, подобрал стул, валявшейся вверх ногами возле стола, перевернул в рентабельное положение и сел, почти напротив. – Опять бесишься? – Да нет, не то что бы… – … – Да, бесит она меня! Она хреново на Люка действует, сети вьет, и ногти у нее как корючки, и самообожание выше крыши, и запросы непомерные, и – – Воу, понял я, понял, а ты не считаешь, что слегка драматизируешь и преувеличиваешь? Не думаю, что она такая прям вся отвратительная, как ты о ней отзываешься. – Нет. Я прекрасно могу заметить перемену в человеке, тем более что этот человек – Люк. – Ладно, хорошо, не спорю. Вообще-то я хотел тебе поспособствовать. И кое-что предложить, кое-что интересное. Глаза Майкла засверкали хитрыми искрами. – Майкл, я серьезно говорю, в последнее время вы, мне стоит это признать, стали как соседи по лестничной площадке, вроде бы и общаетесь, но весьма иллюзорно, точно чары исчезнут и вы перестанете того и гляди даже здороваться. А мне не хочется этого допускать, как лидеру, непризнанному лидеру. И вот мое предложение: пошли на шоппинг. – Что-о-о, и это твое «кое-то интересное»? Блин, предложил бы в пиццерию сходить, я б оценил это по достоинству, на кухне я все равно ничего не н – – Ты никогда не дослушиваешь до конца. Майкл, я имею в виду, такой, как бы это сказать, хм-м, вот, кардинальный, да, кардинальный шоппинг. Не просто покупка барахла, а целая смена имиджа, понимаешь, к чему я веду? – Типа волосы, что ли перекрасить? Калум попытался придать своему лицу самое злое-презлое выражение, воображая, что похож в эту минуту ярости на злодея из крутого американского боевика, во власти которого находится весь мир, а то и вселенная, ну, как обычно. Однако походил он скорее на пятилетнюю девочку, с криво заплетенной косичкой, у которой песочный замок в песочнице внезапно стал похож на неудавшийся проект египетских пирамид. Майки провел машинально данное сравнение и рассмеялся. Калум сначала пытался сохранить лицо, но не продержался и двух секунд, однако собравшись с мыслями, сказал: – Короче так, Майкл Клиффорд, поднимайте свой зад и пиз… следуйте ко дверям. Нам до вечера вообще заняться нечем, так что мы ничем не рискуем, а моя идея тебе понравится, так по крайней мере было написано в том журнале. – В каком? В каком? – Неважно в каком. Я уже не помню. – Ну да-да. – Одевай шляпу или кепку и какой-нибудь неприметный плащ, а то опять фанаты или папарацци будут преследовать. И ты мою шляпу не видел, а? – Не-е. – Ну хрен с ней, Эш, Э-Э-ш, дай свою шляпу, а, пожалуйста, Э-Э-ш, – Калум, проследовав в комнату, где последний раз был замечен Эштон и никого там не обнаружив, вернулся в холл и расхохотался. – Майки, он уже смылся втихомолку, блин, а я надеялся на него оставить наш уход, на случай если опять менеджер явится, чертеныш. – О-о-оу, как мило ты его назвал. – Ало, тебе мерещится, в каком месте это было мило? – Тем временем парни уже собрались и, нацепив на себя черные очки, головные уборы и средней длины плащи – вся экипировка, купленная заранее для подобных случаев, была неотъемлемым их спутником в концертных турах – поспешили ретироваться из номера как можно тише и быстрее. Но, конечно, нельзя забывать, что одним из беглецов был Майкл, который, обладая даром незаметности, пронесся возле изящно-высокой вазы на полу с такой скоростью, что можно было бы образовавшимся порывом ветра снести макушку векового дуба, этого, естественно, хватило хрупкой керамической «китаянке», определенно, она была восточного происхождения, и, не теряя ни минуты, она элегантно опустилась на ковровую поверхность – звучит обнадеживающе, но как бы не так. На самом деле, она с оскорбительным для ушей звоном долбанулась об пол и разлетелась вдребезги, поднимая неимоверно много шума при своем-то «телосложении». Калум на лету вспоминал все оскорбительные слова, выражения, обороты и обрушивал на крашеную голову Майкла, но все его старания были впустую, так как, казалось, это наоборот постегивает, придает азарта, добавляет адреналина, а ни обижает и заставляет тушеваться Майкла. Со всеми известными молитвами и проклятиями они, преодолевая пролеты лестницы, за неимением времени для ожидания лифта, за минуту с копейками, осилив без малого шестнадцать этажей, выскочили на улицу, где пугали своим непотребным видом прохожих. Подгоняемые еще бурлившим в их венах адреналином, они пробежали до конца улицы к стоянке, где стояли такси. Залезли в первое попавшееся, попросили отвезти в самый крутой молл и прыснули со смеха со всей этой ситуации. Отсмеявшись, они начали остывать и приобретать человеческий вид, даже таксист, подхвативший заразную смешинку, стал более сосредоточен и уже не пропускал нужных поворотов. Когда они прибыли в пункт назначения, проложенный их таксистом, были приятно удивлены масштабами торгово-развлекательного комплекса, казалось, что при таких размерах в этом здании можно уместить все важные объекты города, настолько он представлялся огромным, однако возможно и то, что это перспективы от предстоящей «спецоперации» туманили их разум и здравомыслие. Изначально инициатором был Калум, поэтому он и взялся вести по намеченному в его голове плану преобразования Майкла маршруту, уже успев пообещать ретивому зайти в кафешку, как только они преодолеют хотя бы один пункт заявленных планок. План же представлял собой нечто следующее: – Переодеть Майкла в более строгую одежду, но не костюмы, нет, что-то соответствующее его настоящему размеру тела, а не шмотьё размера XXX, измеряемое в кубическом эквиваленте; – Потом обувь, не кроссовки и не кеды, а уже что посолиднее, но это еще был открытый вопрос, так как даже сказать навскидку было крайне трудно, что подойдет этому засранцу, бесцеремонно отобравшему стаканчик с «Американо»; – И самый волнующий этап – парикмахерская. Ничего не обычного, да? Нет. Это совсем не так, во-первых, потому, что Майкл едва ли пользовался их услугами, предпочитая самостоятельную покраску или покраску при помощи Люка, что в принципе означало одно и то же, потому как они занимались не понятно чем, и в итоге Майк всегда докрашивал свою светлую башку чуть ли не за час до выступления, подгоняемый возмущениями менеджера, не лестно отзывавшимся о его бедламе на своей «недальновидной голове, и ты чем вообще думал?», во-вторых, фантазия Клиффорда о цветах не предполагала масштабных перспектив, группируясь возле основных цветов радуги, не выходя на пределы пространства и не ведая о различных оттенках и эффектах, получаемых при смешениях. В-третьих, вероятно, можно было поэкспериментировать не только с цветом, но и с самой стрижкой. Но это уже не его головная боль, об этих тонкостях пусть думают профессионалы. Ко всему этому нетрудно прийти, пошевелив хорошенько извилинами, но навряд ли ваш мозг найдет в этом «кардинальном шоппинге» что-то большее, чем просто веселое времяпровождение и обновление гардероба. В тайном же журнале, прочитанном Калумом, этому явлению было посвящено аж восемь страниц, где самым наиподробнейшем образом описывались результаты, получаемые в ходе этой кампании, такие результаты, что, казалось, все твои мечты стать президентом, Шварценеггером, повелителем инопланетной галактики – не такие уж невыполнимые и отдаленные перспективы. Ну а по существу, в нем так же говорилось о том, что человек может найти в себе какие-то новые особенности, изменить уже устоявшиеся привычки, то есть взглянуть на себя заново, а попутно и на свое окружение. На это и рассчитывал Калум – дабы прояснить отношения между Клиффордом и Люком, в последнее время принимавшие довольно неоднозначный и напряженный характер. Майклу же, однако, по душе бы пришлись те пунктики, про завоевателей и Сильвестров Сталлоне. Калум Худ был настроен как никогда серьезно, эта затея показалась ему довольно волнующей и непредсказуемой, им одолел азарт, поэтому, зайдя в первый магазин с верхней одеждой, он решительно отметал любые варианты Майкла, даже на них толком не взглянув. Не устроил его ни третий, ни шестой магазин, Клиффорд поначалу пытался отшучиваться, но поняв перспективы напарника, тоже втянулся в эту заварушку и старался выбирать одежду не только среди футболок и рубашек, но и среди толстовок, кардиганов, пуловеров. Но не тут-то было, Калум метил куда дальше. Проходя мимо стоек и манекенов различных бутиков, его взгляд зацепил один магазинчик, очень скромный в размерах, и, кажется, недешевый, так как народу так след простыл. Зацепил тем, что фасоны одежды, висевшей на вешалках, разительно отличались от остальных магазинов. Как выяснилось, то была дизайнерская одежда. И весьма удавшегося дизайнера, потому как меньше чем за минуту Худ уже держал в руках черный жакет, замок которого косо (смахивая чем-то на кожаную косуху) уходил вверх, к горлышку, которое было поднято и стояло колом. С боков были сделаны темно-аметистовые вставки, три с правого бока и две с левого, по форме напоминающие волны, резко очерченные. На рукавах, тоже по бокам присутствовали небольшие замочки, на концах которых свисал маленький металлический принт, где вырисовывалось название магазина. На свету при детальном рассмотрении можно было заметить, как жакет отливал приглушенно-сапфировым, да, это была очень оригинальная штучка. Майкл уже засиял от радости, когда представил, как он будет на нем сидеть – и не ошибся, жакет выглядел на нем превосходно, приталенный, он выгодно подчеркивал подтянутую фигуру Клиффорда Майкла, который упорно все это время прятал ее за мешковатыми футболками нараспашку. Кроме того лестно отозвались как Худ, так и девушка с парнем – продавцы сего магазина, хотя никогда не стоит всецело верить продавцам, так как их главная цель – продать, а уже потом по достоинству оценить, но в этот раз, кажется, они были приятно удивлены, увидев такое незамысловатое превращение из растрепанного и несерьезного парня почти что в джентльмена, но все с той же неадекватностью. Пока они закидывали Майкла комплиментами, Калум вытаскивал с нижней полки темно-кобальтовый лонгслив, вниз под жакет. Ничего в нем такого необычного не замечалось, однако по цветовому решению очень сочеталось с первой покупкой, даже не удивительно, как быстро они оформляют сделки с покупателями. В общем-то, первый пункт успешно завершился. Все остались довольны – Худ, за свои открывшиеся способности в модной сфере, Майкл, за новое преображение, и, конечно же, продавцы, которые за месяц впервые хоть что-то продали. По пути в обувной парни заглянули, по настоянию Калума, естественно, в еще один бутик, где приобрели для Майки новые брюки, кардинальных изменений здесь произведено не было, так как, бегая на концертах по сцене и выделывая всякую ерунду, им требовались максимально удобные брюки, по этому поводу у Худа возражений не было. Придя же в магазин обуви, ими было перемерено столько обуви, что продавцам после них пришлось потратить не один час для восстановления былого порядка на полках и в коробках. Но нет худа без добра, как говориться, и говориться весьма верно, потому что инициативу в покупке перехватил сам Майкл, неожиданно прозревший и вознамерившийся проявить свою смекалку и талант. Его выбор самым неожиданным образом пал на ботинки темно-аспидно-синего цвета с заостренным носом, на небольшом каблуке, поднятые до лодыжек. Вокруг горлышка красовался ремешок с застежкой, делая их более элегантными. За такой выбор чуть не сорвались аплодисменты всех, кто присутствовал в магазине, так как внимание эти двое явно производили не шуточное, во-первых, своим загадочным видом – все в черном – люди икс, во-вторых, они проторчали там не меньше полутора часа, занимая при этом всех продавцов своими просьбами о размерах, других цветах, формах, моделях и прочее. Выйдя оттуда под благословления продавцов, уставшие, ребята направились в кафе. Здесь было довольно шумно и оживленно. Они заказали два бурито и мокко. Пока Майкл уплетал за обе щеки, Калум усердно искал в телефоне хороший парикмахерский салон. Он, конечно, не подумал заранее о том, что, возможно, люди, прежде чем пойти к хорошему специалисту, записываются на определенное время, так как у хороших специалистов редко бывают незанятые часы, когда можно попасть к ним так свободно. Но это вполне объяснимо по ряду причин, первая – доселе вопросы в плане модных дел решались их стилистами, вторая – алкогольное похмелье с утра, сейчас уже абсолютно исчезнувшее, помешало подумать об этом сразу, третья – все это не имело особого значения, потому что запись, как он понял, была определена на несколько месяцев вперед; и, может, он не имел обо всем этом детального представления, но ему был известен один очень действенный способ, в корне решающий данную проблему, способ, действующий уже не одно столетие и вылечивший чуть ли не все головные боли человечества, да, верно, ничего нового – просто деньги. Ни один работник не откажется от выполнения своих обязанностей, за которые могут заплатить в десять раз больше, пусть даже такая работа идет не по плану. И вот, миленько побеседовав с девушкой-парикмахером, руководителем собственного салона, и договорившись через сорок минут быть в ее мастерской, Худ уже готов был рвануть на всех парах к выходу, но осекся, вспомнив, что главного виновника торжества чуть было не забыл забрать с собой. Майкл не очень воодушевился неожиданным порывом друга и неохотно поднялся с места, дожевывая булочку, появившуюся, очевидно, во время переговоров, и запивая ее уже не своим кофе. Салон находился в десяти минутах езды от молла, который парни недавно покинули. Он был довольно большим и своеобразным. Своеобразие выражалось в его оформлении: ковка на окнах была выполнена в готическом стиле, как будто защищавшая атмосферу помещения от посторонних лиц; внутри же действительно чувствовалось что-то особенное, присутствовала своя обстановка, стены повсюду украшали газетные вывески, маленькие заметки из журналов, старые афиши в рамках, а на стене справа в виде макета красовался старый американский кадиллак; даже персонал был подобран по каким-то своим критериям, так как все были примерно одно и того же возраста – около двадцати трех – четырех лет. Все были заняты работой – не было ни одного свободного мастера. Здесь было приятно находиться, уютно, хоть и немного непривычно. Парни, если и успели вздохнуть более свободно, то обратно выдохнуть у них не получилось, так как появилась собственно сама хозяйка этого заведения. Стройная высокая девушка, в простом не сильно обтягивающем платье коричневого цвета, в закрытых ботинках на немаленькой платформе, на руках были тату, разных размеров и цветов, хотя в принципе была какая-то закономерность в их беспорядке, на шее было три подвески разной длины, а в ушах маленькие тоннели. Весь вид завершала голова – полностью побритая. Это было какой-то неожиданной неожиданностью. Однако девушка и виду не подала, даже если что-то и заметила на их лицах, видимо привыкшая к подобным реакциям, она лишь мило улыбнулась и уточнила, они ли ее высокооплачиваемые клиенты. При виде улыбки и Калум и Майкл как-то сразу оттаяли и уже свободно вступили в разговор. Хотя их и шокировал вид этой молодой особы, они не могли не признать, что даже без волос, она выглядит довольно хорошо и даже красиво. Теперь, однако, Худ озадачился более важными вопросами: что же будет с Майклом? Не будут же его оболванивать подобным образом? Может, ретироваться отсюда и дело с концом? Словно прочитав его мысли, девушка поспешила успокоить и заверить, что она не только умеет стричь наголо, на ее счету кучи клиентов с остатками волос. Ее же интересовали предпочтения к предстоящей работе. – Хм-м, знаете, я еще не красился в белый, и в голубой, и в черный, ну не то чтобы прям совсем не – – Майкл, помолчи-ка, сходи погуляй, тут серьезные люди разговор вести будут, – после дружного хохота, подхваченного соседними мастерами и их клиентами, Калум начал излагать свои мысли по преобразованию стиля приятеля. – В общем-то, этот парень перепробовал на своей голове все, что только возможно, но хотелось бы надеяться, что его фантазия имеет ограничения, и можно придумать что-то лучше. – Мы потом еще поговорим на эту тему, мелкая зад – – Уймись уже, видишь, я пытаюсь помочь тебе с твоей головой, потому что ты с ней не особо справляешься. Майкл уже готов был сорвать язвительную подоплеку, но девушка, задумчиво молчавшая все это время, пока продолжались перепалка, внезапно его остановила: – Кажется, я поняла, что нужно сделать, – загадочно улыбнувшись, она попросила проследовать к креслу, находившегося за перегородкой от входа, Майкла. Когда Майкл оказался в мягком удобном кожаном кресле, его сомнения и тревоги по поводу возможной неудачной реконструкции его имиджа стали растворяться. Девушка решительно отвернула его на стуле от зеркала, завязала накидку и приступила к осуществлению только ей ведомой задумки. Да, было приятно, когда с твоими волосами возились другие, совсем иные ощущения по сравнению с тем, когда ты самостоятельно расчесываешь волосы расчёской, найденной где-то на полу под ванной, с отломанными зубчиками, тем самым запутывая и выдирая и без того непослушные волосы, всегда находившиеся в состоянии «а-ля-это-все-пройдет-и-самостоятельно-расчешется». Интересно, как будет выглядеть Люк, когда увидит меня преображенным? Надо с Калумом спорнуть на пару сотен: Люк точно как-нибудь смешно маретнется и – Да твою же ж мать, он сейчас с Арзалией наверняка. И ему дохуя похуй. Лицо Клиффорда в мгновение стало точно каменным. Эта смена эмоций была настолько стремительной, что девушка-парикмахер не могла не обратить на это внимание, и, обладая женской проницательностью, как-то вскользь обронила: – Ты или добивайся, или не навязывайся. – А? – Недавно прочитала в своем подъезде, иногда, оказывается, на стенах пишут что-то интересное, – она пожала плечами и слегка улыбнулась. А Майкла это всерьез озадачило. Она не без основания сказала это, очевидно. Его мозг лихорадочно стал разбирать эту фразу на маленькие кусочки, пытаясь, словно по отдельным пазлам, сложить в единственно-верную картину. Однако, опираясь на общеизвестные истины, нужно понимать, что головная коробка Клиффорда с его непосредственным хозяином шли иногда порознь и в разных направлениях, точно скрещивающиеся прямые в геометрии, которым не суждено пересечься. Потому что из этого незатейливого совета, то есть здесь имелось в виду, случайно всплывшей в голове фразы и почти что нечаянно выплывшей изо рта, он – Майкл – сделал самый неадекватный и неверный вывод, – он решил, что навязчивость – это именно то, чем можно было бы охарактеризовать его стремление отдалить Люка от посторонних нелицеприятных личностей. И лучше соблюдать дистанцию, кроме того, Люк свой выбор сделал, и с этим выбором он сейчас и проводит время, а не сидит тут за стенкой, ожидая. Его размышления иногда прерывались нетерпимостью, которая была вызвана желанием посмотреть, что происходило там наверху, на его голове, так как его взору мельком открывались небольшие тюбики с различной краской, он со стопроцентной уверенностью мог сказать, что голова стала палитрой, где что-то смешивалось и перетекало в необъяснимые формы. Вообще было очень сложно думать, когда в помещении было так многолюдно, оживленно, где все резво и умеючи обращались с инструментами, создавая монотонный закулисный шум. И, тем не менее, в коротании времени Майкла развлекал лишь собственный мозг, так как его псевдодруг очень видимо волновавшийся за успех этой затеи, совсем не громко и не раздражающе на весь салон смеялся с девушкой у кассы, и мило так о чем-то очень важном беседовал напропалую, все это время. Они там, надо было думать, и знать забыли и о приличном тоне, который принято соблюдать в общественных местах, и о том, что между непродолжительными паузами в их разговоре, которые отводились лишь для того, что перевести дыхание от смеха, всеобъемлющего, нужно рассчитывать клиентов. И как это бывает, назло и по привычке, телефон остался в номере, так что развлечений – кот наплакал, даже не наплакал, а выстрадал одну малюсенькую слезку. Однако, беря во внимание и не учитывая всю драму чувств замученного и голодного Клиффорда, стоит отметить оперативность данного парикмахерского салона, где все работали очень быстро, качественно и превосходя ожидания. Но за это, естественно, платилось. Когда пришло время мыть голову, истерический смех все еще доносился со стойки у кассы, не думая прекращаться. Но это не столь занимало Майкла, сколько то, что он увидел в раковине, правда, все еще украдкой, но этого вполне хватило, чтобы прийти в состояние полной неожиданности. Он подумал, что ему вообще все показалось, и, находясь в ступоре, стал нервно теребить накидку. А вот девушка, напротив, была в неописуемом восторге, когда, немного подсушив феном волосы, оглядывала его со всех сторон. Налюбовавшись своим, очевидно, весьма удавшимся творением, она лихо заорудовала ножницами и небольшой расчёской, состригая волосы таким образом, чтобы Майкл не увидел до поры до времени еще не законченную работу. Стрижка длилась не долго, затем началась укладка, сушка и еще кой-какие конечные манипуляции, как бы поводящие итог всей работе. И вот он – момент икс. – Итак, поворачиваемся? – поинтересовалась девушка, пытаясь не дать улыбки расползтись до ушных раковин. Майкл же, закрыв глаза, лишь слабо кивнул. А когда пришлось открыть сомкнутые веки, был в другом земном пространстве. Волосы, состриженные с боков и не представляющие больше новогодней мишуры, были изумительно уложены впереди. Поднятые на нужную высоту, они красиво очерчивали контуры лица. Но больше всего, конечно, восхищал цвет, то, как мастерски был передан разноцвет. У корней волос был почти что угольный оттенок, гладко переходящий в антрацитово-сапфировый, при этом создавалось некое подобие блеска в волосах, что-то вроде мокрого эффекта, выгодно придавая волосам неестественную глубину цветовых обтеканий. Поднимаясь, словно по ступенькам из волос, глазам открывались все новые и новые горизонты, окрашенные в Берлинскую лазурь, они, все также однородно и без преломлений, сменялись темно-пурпурными мазками, тесно сотрудничающие с индиго, и превращались в амарантово-вишнево-темную бесконечность. Потому бесконечность, что хотелось рассматривать и находить в этом цветовом великолепии все новые и новые стороны, элементы, трудно было отвести взгляда, даже скромное себялюбие встрепенулось и прозрело, несколько минут удерживая в заложниках. Когда Майкл все же отошел от зеркала, он взглянул на своего Мастера, определенно, Мастера с Большой буквы, она довольно, очень довольно, почти что заговорчески-довольно улыбалась и находилась в не меньшем восторге от своего творения, как сам обладатель нового имиджа. Девушка не стала задавать неуместные вопросы о том, нравится или нет, все итак было очевидно, но поинтересовалась: – Обещаете одно селфи и фотку в мое портфолио? Клиффорд даже не совсем, кажется, ее понял, потому что внезапный прилив крови, вновь возобновившейся, один вопросом, чуть не сорвал с плеч голову. Он возбужденно, на правах радости, стал в невпопад благодарить своего воплотителя нереальности, чуть не запрыгав. Но немножко придя в себя, Майкл собрался и направился к стойке, где находилась касса, ведомой скорее знакомым смехом и уже не раздражающей громкой болтовней двух некомпетентных собеседников. Его появление произвело даже близко не ту реакцию, на которую изначально рассчитывал Калум, внезапно замолчавший на полусмехе, это не описывалось даже эмоциями, но он смог восторженно промямлить: – Ахиреть, чувак, ты так крут. Спустя пару секунд, они уже обнимались, почти что прыгая на ходу, обнимая заодно и подошедших зрителей спектакля «Что произошло? Я тоже хочу это увидеть». Настроение взлетело вверх на несколько планок у всех тут собравшихся, включая кота, появившегося непонятно откуда. Работа была оценена щедрой похвалой, как профессионалами, так и несведущими. Тут же защелкали кнопочки на телефонах тех, кто хотел сделать селфи с головой Майкла, то есть у всех, началось массовое позирование, выпячивание каких только можно частей тела, а кроме того парочка людей разгадала в них «знакомых лиц», и интерес вдвойне усилился, когда народ понял, что они – люди известные. И надо было отсюда сваливать, как можно скорее. Но перед тем Клиффорда сфотографировали на хорошую камеру, оставляя фото «для портфолио». Параллельно в это же время Калум заказывал по телефону такси. Расплатившись, по цене заметно сниженной, они вышли из салона и сразу запрыгнули в поджидающее такси, стараясь не привлекать внимание ничем неприкрытой головой Майкла. – Блин, я не думал даже, что такой темный цвет тебе пойдет, смотрится нереально круто, – дал свою оценку Худ. – Да, да, я знаю, вообще потрясающе. – Куда делась твоя скромность, Майки? Зазнавалку опусти пониже. Они смеялись, подшучивая друг над другом всю дорогу. И были точно пьяными, обескураженные от всего мероприятия. Уже подъезжая к месту концертной площадки, Калум, немного посерьёзнев, начал вырисовывать расклад дел: – Итак, мы дохера задержались, не позвонив никому из наших, нарушили кучу правил, плюс к этому мы не отвечали на звонки, ты, ну ясное дело, даже не брал телефон, я, потому что сидел с третьей запасной симки, нам сейчас влетит по крупному. Но ты нас спасешь, по крайней мере, сейчас главное отвести шум, а после концерта все будет уже не так серьезно и смертельно. – Чем это я нас спасу? – Тебе башку подстригли и мозги задели, что ли? Не тупи, давай напяливай свой этот прикид, если и производить впечатление, то полностью и крышесносно. – Блин, неудобно тут. Хоть и замечание это было сделано не без оснований, так как здесь, на заднем сиденье, с очень низкой крышей, вдвоем, трудно было и руку вытянуть, оно не произвело на Калума ровно никакой реакции, кроме решительной передачи пакетов в руки нерадивого спасителя. Кряхтя и чертыхаясь, Майкл натянул свой победоносный наряд как раз вовремя, потому что таксист остановился и сообщил, до этой поры вообще не сказавший ни слова, что они приехали. Заплатив, они стремглав выскочили на улицу и спешно направились в помещение. Они старались очень быстро прошмыгнуть в гримерки, но, встречая на своем пути знакомый народ из их «группы поддержки», получали равнопротивоположный результат. Несомненно, Майкл своим видом обескураживал встречающихся по пути людей, сначала останавливая всякую голосовую реакцию с их стороны, а потом поднимая несказанно много возгласов и охов-вздохов. Можно было и не сомневаться, руководство и ребята уже осведомлены об их появлении. Однако Худ и Клиффорд быстро разбежались по своим гримеркам, чтобы взять некоторые вещи. Майкл же, ведомый чувством голода, надеялся еще и чем-то слегка утолить тянущее чувство в желудке, а заодно захватить телефон, который, он не сомневался, был тут, благодаря заботливости Люка, уже какой раз возвращавший гаджет своему неответственному хозяину. И не просчитался, телефон лежал прямо на столе. Майкл, быстро разблокировав экран, опешил. Сколько пропущенных! И все от Люка, конечно. Чувство голода как-то в раз растворилось, пока он смотрел на смски и непринятые вызовы, но ему не представилось на это много времени, как так в дверях появился Калум, сменивший черное «маскирующее одеяние» на светлую футболку и темные джинсы. Не церемонясь и секунды, он быстро кивнул головой в направлении общей комнаты и почти побежал, Майклу ничего не оставалось, как последовать за ним следом. Калум, нарисовавшись в дверном проеме, отделявшем его от неминуемой казни, столкнулся с внезапно оборвавшимся гулом голосов, повисла зловещая тишина внутри этой, теперь уже казавшейся небольшой комнаты, заполненной чуть не до отказа людьми. Они как по сигналу обернулись на него, мимолетно прервавшись от начатых дел. У всех было так много вопросов и уже приготовленных высказываний по поводу не раз повторявшихся подобных фокусов, что все просто промолчали, за исключением недовольного менеджера, который начал было незамысловато: «Какого черта вы…», но был прерван так вовремя появившимся Клиффордом Майклом. И вторая волна нахлынувшего молчания объяла пространство, при этом непререкаемо заставляя сложить губы всех узревших в незамысловатую окружность, напоминающую букву «О». Эта растерянность крепко удержала недовольных накинуться на провинившихся и растерзать прямо тут. Однако им недолго пришлось находиться в выигрышном положении, так как Майки вдруг решил развеять ореол восторженности и нереальности, глупейшим и очень реальным восклицанием: – Мы, кажется, успели. И все, вздох, одновременно подхваченный всеми здесь находившимися, который свидетельствовал, что, даже не смотря на ошеломляющий вид Майкла, взбучки этим двоим не избежать, однако это пока вопрос другого времени, а сейчас аплодисменты и комплименты, извольте, не зря же Калум так постарался. Их быстро окружили, стараясь потрогать и пощупать, главным образом, конечно, Клиффорда, чтобы наверняка удостовериться, а не приснился ли им этот внеземной парень. Одним из первых «неверующих в происходящее» был Люк, быстро оказавшийся рядом и также быстро коснувшийся ладошкой лица Майки, слегка отступив под напором толпы, он неотрывно смотрел на такого нового Майкла Клиффорда, который в свою очередь отвечал той же монетой, не замечая остальную толпу, без умолку что-то бормотавшую. На очень недалеком горизонте намечался менеджер, готовый задать тысячу и один вопрос. Заранее предугадывая его действия, Люк быстро схватил Майкла за запястье и буквально побежал, таща за собой свою ношу. Ближе всего оказалась гримерка Люка, которая и стала их спасением от достающих порицаний и восклицаний. Хеммингс достаточно шумно захлопнул дверь и для пущей надежности закрыл на защелку. – Ты ничего не говорил насчет смены образа, почему? – Потому что сам сегодня только узнал, несколько часов назад. – Э-э, что? Ты о чем? – Люк искренне не понимал суть происходящего. – Вопросы не ко мне, а к моему персональному стилисту, – Майкл довольно ухмыльнулся. В это время в дверь постучали. Несколько раз. – Майкл, хватит говорить загадками, ты итак сейчас весь такой загадочный, что я даже не знаю, что и сказать. Но никто не обратил и внимания на стук. – Калум, вот кто организатор. – Ого, неожиданно, ну, тебе идет в общем, ты такой… такой космический! Майкл улыбнулся, по крайней мере, он засчитал это как одобряющий отзыв, пробудивший в нем волну чувств, которую он предпринимался сдерживать какое-то время, однако наряду с этим в его сознании вырисовалось имя, замаячило, словно сирена, предвещающая нехорошее. – Я звонил миллион раз тебе сегодня, после этой дурацкой выставки, на которую меня потащила Арзалия, а ты телефон опять в номере ост – – Почему дурацкая? Не думаю, что Арзалия плохой компаньон, с ней и без всякой выставки скучно не будет. – Майкл, ты чего? Я же хотел – Дверь доламывали уже несколько рук, стуча и, кажется, пытаясь тем самым пробить дыру. Клиффорд, бросив на лету: «Потом поговорим, а то тут дверь снесут», быстро отворил дверь и вышел. Стучались гримеры, менеджера не было, он был погружен организационной работой, так что времени на то, чтобы упрекать запоздавших у него не было.

***

Инструменты были настроены отлично, сцена была большой, красивой, вмешавшей огромное количество народа, атмосфера стояла рабочая. Все было прекрасно. Когда погас весь основной свет, чтобы зажечься снова в сопровождении софитов, являя собой главных виновников торжества, воцарилась насколько это возможно в переполненном зале людьми тишина, которая повторилась практически сразу, оборвав аплодисменты, успевшие сорваться при виде постепенно выходивших из сумрака Люка, Калума, Эштона, на Майкле-то они и оборвались. Люди немало были шокированы появлением космического, как сказал Люк, создания, вовсе не представляющимся им Клиффордом Майклом, к неординарности которого, казалось бы, уже все успели привыкнуть. Ан нет, бывают в мире чудеса, даже такие вот не слишком сложные. Естественно, недоумение длилось не столь продолжительно, как, скажем, среди помощников и организаторов группы, но тоже имело место быть. В остальном концерт проходил в штатном режиме, за исключением всякой инициативы со стороны «инопланетных представителей», олицетворявших собой Майкла, разумеется. Люк пытался подходить, играть рядышком, хоть как-то проявить интерес к своей персоне у напарника, но тщетно. Это заметил и Калум и Эштон, но от Ирвина ждать помощи не приходилось, понятное дело, куда ему со своими барабанами. Поэтому помочь решился Худ, всячески уравновешивая неудавшиеся попытки Люка достучаться до космоса своими перемещениями в сторону Эша или подходя близко к краю сцены, так, чтобы внимание фанатов в эти мгновения были направлены в какой-то степени на него. После выступления, весьма оживленного, не смотря на то, что все четверо были сегодня заняты всю первую половину дня, а некоторые и часть уже второй, рабочий коллектив встретил их как всегда поздравлениями и похвалами. Дружно сгруппировавшись в общей комнате на несколько минут все собравшиеся весело посмеивались и шутили, рассказывая об эмоциях. Но длилось это совсем недолго, так как все устали, морально выдохлись и желали поскорее откинуться на спинки диванов и кресел. Все участники группы, оказавшись каждый в своей гримерке и закрыв за собой дверь, облегченно выдохнули и рухнули на то, на что вообще возможно было рухнуть и что находилось не слишком далеко. Немного успокоив бешено-колотящееся сердцебиение и глотнув охлажденной воды из мини-холодильника, приводя мысли в приличное состояние, Люк сел на диван, пошарил в телефоне на предмет наличия смс или чего-то подобного, но ничего не найдя, устало вздохнул. Однако раскисать ему никто не позволил, он решительно намеривался объясниться с Майклом, прекрасно понимая, что сегодня ночью, возможно, скорее даже наверняка, будет какая-нибудь тусовка в клубе, на которую хочешь-не хочешь, а ехать придется, и возможность поговорить с его чертовым ревнивым Майки таким образом может быть упущена до следующего не вполне трезвого утра. Нацепив непробиваемую решимость с целью, во что бы то ни стало исчерпать все недоразумения, Люк вышел из своей гримерки, подошел к соседней двери и негромко постучал. Ответом ему последовало молчание. Хеммингс опустил ручку вниз и вошел, прекрасно зная, что дверь с табличкой «Клиффорд Майкл» всегда ожидала гостей и не закрывалась. Хотя это объяснялось много проще – он просто забывал это делать. Люк усмехнулся, увидев как на диване, вниз головой, валялся космический объект, который, столкнувшись с земными спутниками, камнем упал на землю, не потрудившись обеспечить себе комфортную посадку, да еще при этом издавая сопящие звуки. Нет, что-то в этом мире все же обещает быть вечным, никогда не меняющимся. Посетитель, без приглашения вторгшийся во временное жилище, уселся на край дивана, рядом с головой посещаемого. С минуту Люк ничего не предпринимал, а потом аккуратно, осторожно опустил руку на такую знакомую и в тоже время совершенно необычно-новую голову, заботливо поглаживая. Майкл лежал с закрытыми глазами. Во сне ли или наяву, неважно, знакомые прикосновения он чувствовал на клеточно-молекулярном уровне. Прикосновения, которые можно узнать среди тысяч и миллионов, потому что они уже давным-давно стали такими родными и дорогими. Чуть погодя Майкл тихо заговорил, ни чем при этом не испугав Люка. – М-м, прости, Люк, за то, что вел себя так сегодня. Я не хотел обидеть или что-то подобное, просто я… она меня бесит, и я не могу заставить себя сдерживать злость, – это было своего рода признанием (сказанным почти что в подушку), так как до этого Майкл никогда открыто не говорил о своей неприязни к девушке своего парня, ну, потому что Люк – его, и вопрос закрыт. Он лишь иногда намекал на свое неодобрение к данному выбору, но чтоб вот так – это впервые. Но стоит признать, что никакой совести за это признание не приспичило заламывать руки и упрекать в сказанном. Люк даже улыбнулся, при этом продолжая приглаживать теперь уже более послушные волосы Майкла. – Вообще-то, конечно, спасибо за честность, но хочу тебя заверить: с Арзалией – все кончено. Я хотел сказ – Клиффорд молниеносно поднял голову, чем испугал бедного Люка, не ожидавшего подобной реакции, и начал возмущенную тираду: – Ну какого черта, спрашивается, ты сразу не сказал? Мог позвонить хотя бы, что ли, обрадовать. Куда твое доверие делось, а? Подожди, а с утра ты же вроде с ней куда-то собирался, или это не она была? Или ты встречаешься теперь с той галеристкой? Или – А теперь в свою очередь опешил Люк: – Ну, во-первых, ты первый, кому я собирался сообщить о расставании, и звонил я тебе, и не один раз, но по твою милость, телефон ты не берешь. Во-вторых, нет такого слова «галеристка», и если уж на то пошло, то она художник. Но нет, с ней я не встречаюсь, – поспешил заверить Люк, увидев изменившееся выражение на лице Майкла. – Вообще ни с кем, а Арзалия ужасно достала и вымотала своими просьбами и наставлениями, так что я послал ее к черту, ну-у, немного смягчая послание, девушка все же. – Правда? Серьезно? – Уф, конечно. Придурок, ты, Майки, никогда не дослушиваешь то, что тебе го – – Значит, ни с кем не встречаешься? Они в упор смотрели друг на друга. Каждый из них, молча, читал мысли другого, точнее, наверно, сказать, пересматривал свои, так как не было необходимости «залезать» в чужую книгу, чтобы увидеть там тот же текст, что и в своей собственной. Глаза Майкла заискрились от ожидаемых перспектив, в которых, несомненно, в самом начале фигурирует их поцелуй, его и Люка. Но последний вдруг решил изменить намеченный курс, затравливая «голодного» до объятий и нежностей Клиффорда: – Здесь должен быть поцелуй, но вот фиг тебе. – Что-о-о? Это почему это? – Это потому это, что ты, черт возьми, заставил меня сегодня изрядно поволноваться. – Но, я ведь… Вообще все было неожиданно, да и вообще претензии к Калуму, а не ко мне. – Ок, ну хорошо, вот пойду и выскажу ему все, – Люк улыбался, хоть и пытался это тщательно скрыть, предполагая, что это вполне сходит на обиженный вид. Для большей убедительности он поднялся с дивана, ненароком поглядывая на дверь. Расстроившись из-за сорванного поцелуя, Майкл всерьез заволновался и поспешил следом встать с мягкого ложа, надеясь задержать Люка. Однако тот и не собирался уходить. Люк, сделав один шаг и оказавшись в опасных нескольких сантиметрах от Клиффорда, почти в губы прошептал: «Да успокойся ты, я пошутил», а потом поцеловал, страстно и одновременно нежно, обхватив обеими руками лицо этого бестолкового доверчивого Майки, поправочка: его Майки. Майкл же быстро сориентировался, да и вообще в таких делах он был вовсе не таким профаном, как в повседневной обыденности, и, обнимая за талию своего «обидевшегося» парня, определенно, ловил невероятный кайф, чувствуя, как давно не хватало таких вот моментов за последнее время в его жизни. Однако, уже не в первый раз, и, очевидно, не последний, потому что Майкл сам виноват, надо двери закрывать, в комнату бесцеремонно, как к себе домой, гордо шагнул Калум, комментируя происходящее своему оппоненту: – О-о-о, ну тут как всегда, ничего нового. – А у Майкла, оказывается, еще и виноград был, я возьму, ты же не против, Майки? – спрашивал Эштон, уже воруя несколько веточек черных ягод, не заостряя внимания на уже вполне привычную обстановку. Парни, которых потревожили и прервали, даже не извинившись, отстранились друг от друга, но на небольшое расстояние. Им бы следовало быть разозленными и обиженными, но они лишь засмеялись, потому что команда у них это что-то невообразимое и атмосферное, что-то, что дает поддержку в нужную минуту и не забывает вставлять палки в колеса в «самое подходящее» время. – Ну, какого черты вы приперлись? – тактично задал вопрос сам обитатель этой временной коморки. – Тусовка сейчас нас ожидает, господа, менеджер просил всех собрать, – отчеканил Худ. – Он хотел сам зайти, но я его отговорил, заверяя, что сам все сделаю, и, как оказалось, не зря, – Калум довольно посмеивался. – Ой, отвали, ты все время появляешься как раз вовремя, – перепалки между Клиффордом и Худом – это как неотъемлемый аксессуар к вечернему наряду: можно и обойтись, но тогда вид будет незаконченным и неоднозначным. – Просто ты забываешь отрезать пути к моему наступлению. Не я же дверь закрыть забыл, а ты. – Опять я типа виноват? Между прочим… – Тем временем Люк подошел к Эшу, с удовольствием поедающего фруктовый микс, чтобы прояснить, через сколько минут надо быть внизу, и, поняв, что они уже опаздывают на пять минут, поспешили вниз, ни слова не сказав двум разбирающимся параноикам. Калум и Майкл обнаружили отсутствие лишь спустя несколько минут, когда у обоих закончились все аргументы. – Вот черт, – парни одновременно выдохнули. Худ в это время посмотрел на часы: – У-у-пс, кажется, мы опаздываем, все, пошли. В широкой и просторной машине каждый уселся так, как привык: Калум спереди, рядом с менеджером, Эштон чуть поодаль, возле окна, Майкл и Люк вместе, за Эшом, время от времени над чем-то смеясь и склоняя головы таким образом, чтобы никто не видел. Автомобиль гнал по дороге, где в ночное время открывался простор для движения и мыслей, разрушая суеты дня и давая ночным мысленным странствиям новые очертания, делая ночь источником открытия неопознанных возможностей. Лаконическая бесконечность ночи, опутывая своей загадочностью, рушит многие границы, наделяя силами для последующих шагов в недалеком будущем.