Голодные игры: Обогнавшие поезд

      В дистриктах профи к Голодным играм готовят заранее, и жребий там — чистая формальность. За право стать добровольцем борются по несколько месяцев, потому что для местных детей это честь, но уж никак не попытка защитить близких. По сути, это вполне удачная схема, по которой не помешало бы жить всем, будь это позволено, но есть одна немаловажная деталь. Дистрикты профи — самые богатые дистрикты в Панеме, они не голодают, не мечутся с малолетства помогать всем и каждому, кто готов заплатить за это если не деньгами, то хотя бы коркой хлеба или стаканом молока. В Первом, Втором и Четвёртом есть время между регулярными обедами и ужинами готовиться непосредственно к Играм, а не просто к выживанию. Все остальные такой роскоши лишены.       В Капитолии, разумеется, понимают, что бросать против наученных почти военных малолеток, не смыслящих ни в чём, что не помогло бы им в дальнейшей работе, жутко несправедливо, поэтому перед выходом на Арену дети проходят подготовку.       За три дня хорошо освоить хоть что-то невозможно без всякого «практически», но формально все шансы нам дают, так что жалобы не принимаются. У нас есть ровно семьдесят два часа, чтобы научиться выживать там, где не выживет девяносто шесть процентов из нас.       — Очередная альтернатива? — спрашиваю я у Рика, пока мы едем в лифте. Мы здесь только вдвоём, так что я могу позволить себе пружинить в коленках и заламывать пальцы, потому что разрядиться неизвестно кем и улыбаться публике несколько секунд было просто. А с тех пор, как нас умыли и выдали спортивную форму, игра перестала быть всего лишь игрой. — Мы либо пытаемся всем понравиться, либо отваживаем всех от себя? Твоя очередь выбирать.       Рик держится лучше. На вид, по крайней мере: прислонился спиной к стене, скрестил на груди руки и не трясётся. Очко в его (в нашу) пользу.       — Всех мы там не запугаем. Равно как и всем не понравимся, так что не будем отвлекаться на фарс и пафос. Используем тренировочное время по максимуму.       Я с ним согласна, хотя, чёрт, даже если бы считала по-другому, всё равно бы послушалась. Пусть Рик старше меня всего на две минуты, но всё-таки старше. И мудрость и расчётливость на нас двоих разделили неравномерно, так что я ему доверяю. Я всегда ему доверяла.       В зал мы приезжаем шестой парой, сразу после профи и двух других затесавшихся между ними дистриктов, и даже если бы я не рассматривала их на колесницах, всё равно сказала бы без промашки, где кто. Первый и Второй явно чувствуют себя как дома, парни оттуда, не дожидаясь инструкторов, уже принялись колошматить груши, их девчонки метают ножички и копья в брёвна. Четвёртый держится сдержаннее и предпочитает не выделяться настолько явно. Держу пари, они, может, даже и не добровольцы по собственной воле. Парню от силы пятнадцать, и он слишком угрюмый для мальчика из богатого дистрикта, да ещё и с весьма странной привычкой ходить без обуви и закатывать штанины до колен. Людям, живущим у воды, наверное, это простительно, хотя его землячка кроссовки не сняла, но сосредоточенно перешнуровывает их прямо в зале, сложившись в идеальную складку с выставленными вперёд ногами, не обычными узлами, а как-то очень замысловато. Но даже эти двое смотрятся здесь более-менее к месту, не то что напуганно озирающиеся по сторонам неприкаянные ребята из Третьего и Пятого.       Рик приобнимает меня за плечи и ведёт через площадку, не меняясь в лице и при этом умудряясь шептать мне на ухо:       — Вот это называется тактика агрессии. Профи пытаются заранее показать всем, что с ними тут тягаться бесполезно, это их территория. Но мы здесь, чтобы учиться, а не выпендриваться, так что пропускаем всё, что получается и так, окей?       Я согласно киваю, несильно выворачивая голову, чтобы всё-таки видеть, что происходит. В лифте медленно приезжают ребята с этажей выше нашего, и никто из них к снарядам не кидается. Вместе с мальчиком и девочкой из Двенадцатого появляются и инструктора.       И с этого момента можно отсчитывать семьдесят два часа жизни.       Мы оказываемся почти в первом ряду на организационной минутке, и я ловлю себя на мысли, что приняла стойку для старта в забеге. Не сказать, что сейчас это смотрится естественно, так что я встаю ровно, хоть и вряд ли здесь кто-то обращает на меня внимание. Рик, так и не убравший руку с моих лопаток, незаметно успокаивающе трёт мне спину большим пальцем, и я чувствую, как дышать становится легче. Примерно настолько, чтобы хватило воздуха на стометровку.       На Арене наименьшую угрозу, как это ни странно, для нас будут представлять другие трибуты, потому что тотальное большинство убьёт природа, жажда, голод и сюрпризы распорядителей. О последнем нам, разумеется, ничего не скажут, равно как и не подготовят к конкретным погодным условиям и типу местности, так что инструкторы советуют нам освоить всё.       За совет, конечно, спасибо, но на входе нам не выдавали бездонные головы и штуки, позволяющие находиться одновременно в нескольких местах. Я кошу снизу вверх на Рика, и он втихаря мне улыбается: ну да, как я могла забыть, наша мама сделала такую семнадцать лет назад.       Я остаюсь на лекции по съедобным растениям, единственная попросив ручку и бумагу. Собираются здесь же в основном дети: мальчик из Третьего, кажется, кто-то обращался к нему «Кайл». Двенадцать ему явно исполнилось совсем недавно, в его очках толстенные стёкла, и он костлявый, как смерть. Если он не в конец невезучий, а просто променял собственную удачу на еду, тессеры ему не помогли. В голове не укладывается, почему никто не защитил этого кроху. К нашей кучке его толкнула девочка из его же дистрикта, вроде Техна. Вот она выглядит ухоженной, сытой и довольной, хотя стилисты сегодня не занимались нами. Очков на ней нет, и наверняка уж шестнадцать ей исполнилось точно. Она тоже остаётся с нами: забирается на бревно, подтянув к себе коленки, уперевшись в них локтями и задумчиво прикусив большие пальцы сложенных вместе ладоней. Судя по выражению её лица, интересно ей не особо, но тренироваться физически хочется и того меньше. Голову даю на отсечение, она вундеркинд или что-то типа того, и семья жила почти припеваючи за счёт её мозгов. Хочется верить, что они справятся и без неё. Восьмой разделяется, как и мы: шабутной мальчуган Тимми, скачущий на месте и ещё явно не осознавший всю серьёзность происходящего, остаётся с нами, а его землячка, Миранда, темнокожая до смерти перепуганная девушка где-то сзади дрожащими руками пытается что-то сделать с верёвкой на столбе. Будет она наверняка погрубее шёлка и шерсти, с которыми ей приходилось работать дома. Брук, девушка из Пятого, пометавшись по сторонам, в итоге тоже присоединяется к нам. Ей четырнадцать. Может, пятнадцать. На щеке ожог, который стилисты замазали для Парада, но убрать совсем не смогли. Села она на пол очень скованно, под себя подсунув руки, будто боялась что-то испортить. Чёрт возьми, с такими-то соперниками победить физически будет проще простого. И при этом морально изгложет до смерти. Ещё один плюсик сдохнуть на Арене: у мёртвых нет чувства вины.       Пока всё не началось, я глазами нахожу Рика: он уже впрягся в краткий курс рукопашного боя, и ему успели заехать по голове тренировочной лапой. Я потираю затылок левой рукой, а правой отбиваю карандашом нервную предвкушающую дробь. Всё верно: я пишу быстрее, поэтому всё, что можно выучить по бумажке, на мне, Рик лучше запоминает движения и приёмы и сможет потом показать это мне.       После двух часов у меня страшно ломит пальцы, и всё ребро ладони испачкано в графите, рукой приходится трясти достаточно долго, чтобы она снова заработала, исписанные листы я складываю вчетверо и пихаю в карман куртки. Рик как раз заканчивает со своим индивидуальным по рукопашному и мокрый, горячий и запыхавшийся идёт ко мне навстречу на явно не шибко горящих желанием работать дальше ногах. Приходится вытащить писанину обратно, чтобы, не разворачивая, дать ему оценить.       — Если собираемся выучить всё это, это жесть, — сообщаю я на обречённом выдохе.       Рик дышит еле-еле явно по другой причине и кивает головой назад, на площадку, где вокруг макивар без тренера остались прыгать Блэйк и Марк из Первого и Второго.       — Если хотим делать хоть насколько-то похоже, это ещё большая жесть, сестрёнка. — Впору разрыдаться, но Рик вовремя роняет свою потную ладонь на моё плечо. От чужих, наверное, мне стало бы противно, но Рик не чужой. От него я успокаиваюсь. — Не дрейфь, ещё не вечер. И уж тем более не вечер перед Ареной. У нас всё получится.       Старая сказка. Так же мы говорили друг другу в десять лет, когда решили, что бег нас спасёт. Но бегом мы занимались семь лет, а сейчас в распоряжении три дня. Неравноценно, но я всё равно киваю и устало повисаю подбородком у брата на плече, и он запускает пальцы мне в волосы, рука у него вибрирует от напряжения.       — Будем считать, мы отбились от врагов, насобирали съедобной травы, и теперь осталось только приготовить ужин и устроиться на ночь.       — Я на огонь, а ты на укрытия, — подытоживаю я его мысль и готовлюсь идти дальше, но Рик устало мне улыбается и щёлкает по носу, приходится ещё на секунду задержаться.       — Всё будет хорошо. Веришь мне?       — Верю.       Тебе я верю, Рик. И отцу, и Джейку верю тоже. И да, это действительно не вечер перед Ареной, и время ещё есть, пока можно верить, что всё будет хорошо.       С Риком на укрытия идут исключительно парни: Рассел из Пятого, Вуди из Седьмого, Итан и Фил из Девятого и Десятого. Всем приблизительно по шестнадцать или семнадцать, никого не назовёшь откровенно ни дохляком, ни качком. Девочки из их дистриктов, видимо, трезво оценили свои возможности и пришли к выводу, что стругать ножами брёвна они не научатся, а соломы ночью накидают под себя и без подсказки, если только таковая найдётся. Кендру из Седьмого я замечаю под потолком на брусьях, маленькая и юркая Тэра из девятого шныряет по полосе препятствий, а Рейчел из Десятого пытается собрать силки.       Со мной на разведение огня, как ни странно, занесло профи из Четвёртого, Митча и Талию, и явно по инициативе последней, и ещё Одиннадцатый: Карла и Танишу, оба выглядят опрятно и сыто, но не думаю, что хоть кто-то из них дожил до своего шестнадцатилетия.       Способов, как согреться на Арене, нам рассказывают уйму, но почти для всех из них нужно что-то иметь при себе: химические реактивы, батарейки, фонарик, вату или линзу (в тот момент я с замиранием сердца представила, что за очки Кайла может начаться война). Но можно обойтись и без этого, и почти все приходят к тому же выводу, что и я: рассчитывать надо на худшее. Талия принимается расшнуровывать обратно свои кроссовки, чтобы добыть верёвку для лука, Митч угрюмо крутит ветку вручную. Я и ребята из Одиннадцатого выбирают способ с плугом, и Карл в этом преуспевает.       Первой деревяшка начинает дымиться у него, и он с возбуждённым воплем кидается подкладывать под неё трут. И глаза у него настолько заразительно горят, что отвлекаются все: я и Талия умилённо улыбаемся, Таниша так и вовсе на радостях принимается подсовывать Карлу свои шишки и пучки сухой травы, а Митч в это время встаёт и отходит от нас.       Возвращается он через минуту с бутылкой воды и явно намеренно выливает её содержимое на принявшийся Карловский костёр. И мы вчетвером резко перестаём понимать, как на это реагировать.       — Да, обаяшкой его не назовёшь, — говорит Талия, и говорит почему-то мне, когда Митч уходит. Вода замочила большую часть материалов, и если Карла побежала успокаивать Таниша, нам двоим ещё есть ради чего здесь задержаться, и вдвоём мы принимаемся раскапывать в возникшем хаосе то, что всё-таки можно использовать. — Я кстати Талия Николсон. Четвёртый.       А то я не знаю. Но протянутую руку пожимаю всё равно: цели найти друзей у нас с Риком нет, но и врагов наживать не стоит.       — Эрика Мор. Шестой.       — Это правда, что от вашего дистрикта приехали представители одной семьи?       Никогда не слышала, чтобы понятие «брат и сестра» облепили такой сложной словесной конструкцией. Но если нас боятся задеть даже профи, тем лучше: жалостью мы возьмём, умом или бегом, а победителей не судят.       — Мы близнецы.       — Забавно. — Ничего забавного я в этом не вижу, поэтому начинаю остервенело вырезать выемку на новой доске в надежде, что это отвадит Талию. Но не тут-то было. — А мы с Митчем одноклассники. Мама велела присматривать за ним, пока смогу. Моя мама. А сам он сирота. Чёрт его знает, на сколько тессеров он подписался. Добровольцев в этом году не было. Ну, вернее… вроде как должны были быть, но в самый ответственный момент куда-то делись. Нас все сравнивают с Первым и Вторым, но… для Четвёртого это всегда лотерея. Будет вода — выиграем. А загонят в пустыню или в горы — и мы беспомощнее даже Двенадцатого и Третьего. Перспектива так себе.       Выбить из деревяшки тоненький столбик дыма мне всё же удаётся, и я наспех пихаю тонкие полоски коры, втихаря скрестив пальцы, чтобы огонь занялся.       — А Митч — он неплохой, на самом деле. Грубый, возможно, закрытый, ну так это не от хорошей жизни. Далеко не каждому из нас дана способность улыбаться, когда что-то болит, — Талия подмигивает мне с какой-то издёвкой, будто подколола.       А я гашу слабенький огонёк, встаю с колен и ухожу молча, подстать Митчу. Быть может, знай я, что это наш первый и единственный разговор по душам, я бы повела себя иначе. Но тогда я не знала.       Поэтому за ланчем, пока другие трибуты пытаются всячески себя расхваливать и сбиваться в кучки, мы с Риком делим напополам мои записи и договариваемся, кто вызубрит какую часть. Потом точно так же раскидываем друг на друга расписание на два ближайших дня и прикидываем, сколько часов можем позволить себе на сон. Во второй половине дня Рик учится свежевать дичь, а я — расставлять ловушки. Правила оказания первой помощи слушаю я, пока Рику показывают, как делать копья из камней и палок. Девушек из профи, Катарину и Даяну, мы двигаем в тире вдвоём, но Рик пробует с копьями, а я — с ножами. Со временем меняемся, но результата это не приносит: в метании мы хуже некуда, так что тактика дальнего боя отпадает.       К ночи мы сдвигаем к стенам все вещи в моей комнате и устраиваем индивидуальную тренировку там: под команды Рика я руками и ногами луплю подушку, которую он держит для меня. Спать ложимся у него: такое огромное пространство парадоксально давит на нас поодиночке.       — Думаешь, мы справимся? Со всеми ними? — Было темно, к Рику я лежала спиной, и голос мой сел по непонятным причинам. Кто другой, возможно, меня бы даже не услышал.       — Реальную угрозу нам представляют только те, кто умеет убивать на расстоянии. А это профи и ещё от силы пара человек. От остальных сможем убежать. И будем бегать, пока их не уничтожит Арена или кто-то другой.       — Отец хотел, чтобы мы разбомбили Рог изобилия в первые секунды. К нему ломанутся не все, но точно те, кто хорошо владеет оружием. И как только они до него доберутся, конец всем, кто окажется рядом.       — Вот тебе и план, — Рик тоже лежит ко мне спиной, но его ехидную ухмылку я чувствую. — Мочим профи ещё на подходе.       — Прекрати, — я вспылила и даже села в кровати. Рик переворачивается на спину. В такой темноте всё равно друг друга не разглядеть, но как смотреть в глаза, мы помним. — Мы не дома, это уже не наша игра, нужно мыслить здраво. Мы не боги, мы не убьём всех профи.       — Как и не обгоним поезд? — перебивает он меня настолько резко, что я теряюсь. — Эрика, мы в детстве поставили своей целью бежать быстрее многотонной махины на атомном движке. Мы не мыслили здраво, мы хотели сделать невозможное. И пока шли к этому невозможному, чуть не побили мировой рекорд Старого времени. Поэтому да, мы убьём всех профи за первые несколько минут. И больше никто нас не тронет. Мы не будем голодать, нам не придётся отбиваться от всякой дикости, которую готовят распорядители. Наши Игры пройдут спокойно.       Пару секунд я всё-таки пытаюсь подобрать правильное слово, но потом просто, в бессилии скривившись, киваю головой и ложусь обратно. Тоже на спину, как солдат, но, вымотанная за день, засыпаю даже так.       Да, мы не обогнали поезд, но обогнали людей, которые здравомысленно хотели просто бегать быстро. Мы убьём всех профи. И, дай Боже, с такой целью мы убьём их достаточно, чтобы убраться живыми с Рога изобилия.       Мы убьём профи, и о близнецах из Шестого дистрикта, обогнавших поезд, заговорит весь Панем.