Навсегда

      Это первое Рождество, которое Кисе проводит с Кагами. Он встает кошмарно рано – по старой привычке. За те несколько лет он привык, что вставать в Рождество надо рано – Аомине просыпался после полудня, а надо было много чего успеть.       Сегодня на праздничный обед приезжают Момои и Куроко. «Простите, Кагамин, Ки-чан, я ненадолго. Мне еще надо… кое-что успеть», - вежливо предупреждает Момои, тактично опуская, что успеть ей нужно к Аомине. Заботится. Куроко пробудет с ними до вечера – потом он отправится домой, потому что предпочитает встречать Рождество в одиночестве. Как, впрочем, и жить вообще. Кисе втайне немного завидует ему.       Стоит Кисе встать с постели, как Кагами начинает ворочаться и шуршать одеялом. Что-то неразборчиво промычав сонным голосом себе под нос, он садится на кровати и вопросительно смотрит в спину Рёты.       – Ты чего так рано? – спрашивает Тайга. – Еще ведь совсем утро.       – Прости, Тайгаччи, – веселым голосом извиняется Кисе. Он хочет добавить «привычка», но вовремя спохватывается. – Не спится что-то.       Действительно, не было никакой причины вставать рано. Елку они нарядили вчера – включили подборку рождественских песен и принялись доставать коробки с украшениями. Это было так… уютно. Да, Кисе сказал бы, уютно. Сначала они вместе доставали елочные игрушки. Потом они вместе их вешали. Затем Кагами в шутку подхватил Кисе за талию и приподнял его, чтобы тот надел на елку звезду, хотя Рёта в этом определенно не нуждался – он, вообще-то, был ростом как раз с их елку. Потом они пошли вместе готовить некоторые блюда к предстоящему обеду с друзьями. Смотря вчерашним вечером на увенчанную звездой верхушку искусственного дерева, Кисе мысленно смаковал лишь одно слово. Вместе.       – Эй, Рёта, ты уснул что ли? Может, еще поваляемся? – предлагает Тайга.       Кисе не привык к нежностям. Он не привык долго лежать в кровати в чьих-то объятиях – до сих пор не привык. Пора бы уже. Он не привык к тому, что его целуют в щеку или в уголок губ – или даже, скорее, куда придется, – когда он возвращается домой. Он не привык к мимолетным поцелуям во время готовки, утренних сборов на работу или в любые другие моменты. Он не привык, что холодными зимними вечерами его подолгу обнимают теплые руки. Не привык к тому, что кожа этих рук почти совсем не контрастирует с его собственной, а лишь немного отличается по тону. Кисе привык к Аомине.       – Нет, мне не очень хочется, я лучше сделаю завтрак, – вновь улыбается Кисе, повернувшись к Кагами.       – Я с тобой! – оживился Тайга, вскакивая с постели. – Неинтересно лежать тут без тебя.       Вот к такой улыбке, какая сейчас была у Кагами, Кисе привык. Дерзкая и широкая, такая же, какая была у Аомине когда-то. Вот только он не привык к тому, что кто-то «с ним». Отстань, занимайся своими делами, делай что хочешь – вот, к чему он привык. С Кагами ему все было в новинку, хотя встречались они уже без малого год, даже съехаться успели. И вот тогда Рёте пришлось пересматривать свои понятия об отношениях. С Тайгой все было иначе. С Тайгой было хорошо.       – Конечно, Тайгаччи! – вернул ему улыбку Кисе и направился в ванную.       Готовка завтрака медленно перетекла в приготовления к обеду. Момои и Куроко должны были прийти к двум. В процессе готовки Кисе измазал лицо Кагами мукой, тот, в ответ, намазал ему нос шоколадом и, смеясь, поцеловал в притворно надутые губы.       Пока Кисе ушел в ванную смывать с лица шоколад, Тайга успел переключить ту песню. Не следует Рёте ее слышать.       – Кагамиччи дурак! – возмущался Кисе, возвращаясь из ванной. – Шоколад же липкий!       - Сам дурак, – обиделся в ответ Кагами, – и зови меня по имени, – пробурчал он, стряхивая с себя муку.       Когда все было приготовлено, Тайга со вздохом взялся за веник – муки на полу было как снега на улице, а позволить Рёте снова убирать все самому он не собирался – тот итак постоянно умудрялся подгадать момент и выполнить все домашние обязанности сам, что заставляло Кагами чувствовать себя неловко и глупо.       А Рёта привык, что убираться должен он. Аомине никогда не убирался. Кисе долго пытался побороть его лень, однако, в итоге решил, что, чем жить в грязи, лучше сам все приберет.       Когда Рёта переодевался к приему гостей и аккуратно поправлял его ярко-красную рубашку, Кагами чувствовал себя самым счастливым на свете. Рёта стоял перед ним в очаровательном красно-белом зимнем свитере, яркий и светлый, что-то щебетал о том, как давно не видел Момоччи и Курокоччи, одергивал воротник им же купленной страшно стильной рубашки и улыбался. Улыбался ему.       Когда раздался звонок в дверь, Кисе подорвался с места, чтобы открыть ее, а в следующий момент он уже вис одновременно на Момои и на Куроко – как он вообще умудряется это делать? Куроко мягко улыбнулся в ответ, а Момои радостно затараторила что-то непонятное для самого Кагами. Он сам тоже вышел встретить гостей.       Рёта и Сацуки делились всеми новостями за последние пару месяцев, которые они не виделись. Впрочем, они переписывались каждый день, поэтому Кагами не совсем понимал, зачем это нужно. Но ему нравилось. Нравилось видеть живого радостного Кисе, болтающего ни о чем с подругой.       Куроко сохранял невозмутимый вид, но буравил Кагами тяжелым взглядом. Словно пытался понять: действительно ли Кисе с ним счастлив. Тайга и сам не был уверен. Но очень надеялся.       – Момоччи, твой подарок уже под елкой! Как и твой, Курокоччи! – радостно заявил Кисе, подталкивая друзей в просторную гостиную, стены которой были увешаны мигающими огоньками.       – Ого, Ки-чан, Кагамин, вот это елка! Очень красивая! – восторгалась Момои. Куроко кивнул в знак солидарности.       – Мы вместе наряжали, – довольно сообщил Кисе, и в этот момент Кагами заметил, как Куроко расслабился. Его взгляд стал как обычно спокойным, он перестал сканировать их обоих по очереди тяжелым взглядом. Что удивительно, Тайге показалось, будто он заметил перемены и в Момои. В отличие от Тецуи, ее он хорошо не знал, они никогда не были близкими друзьями до Кисе. Однако сейчас он, кажется, заметил, как сосредоточенность и серьезность внезапно улетучились из ее взгляда, уступая место заинтересованности.       – Красивая елка, Кисе-кун, Кагами-кун, – с улыбкой подтвердил Тецуя.       – Что там, Ки-чан? – нетерпеливо спросила Сацуки.       – Э, нет, Момоччи, только вечером! Открой ее в самое Рождество, это же Рождественский подарок. Курокоччи, ты тоже не открывай раньше времени!       – Да, Кисе-кун, я догадался, – кивнул Куроко, крутя в руках коробку с огромным бантом. Кисе настаивал, что они должны вместе купить подарки и вместе запаковать их.       Момои и Куроко оставили свои подарки для друзей под елкой, улыбаясь при виде остальных ярких коробок, приготовленных парнями. Сацуки была готова поспорить на что угодно, что в фиолетовой коробке, на которой виднелся ярлык, гласящий: «Мурасакибаре-ччи!», лежит куча каких-нибудь невероятных сладостей, например, из Америки, и была уверена, что тот оценит. Рядом лежали подарки для Химуро, Такао, Мидоримы, Акаши и для Аомине. Запакованный в блестящую синюю подарочную бумагу, он лежал позади остальных, будто спрятанный от случайных взглядов.       - Ки-чан, твоя сережка! – восклицает Момои быстрее, чем успевает подумать.       - А? – наигранно недоуменно улыбается Кисе. – Ах, сережка. Я снял ее. Она стала мешать мне, цеплять волосы при съемках, поэтому я снял ее. Ухо уже почти заросло, – констатировал он. – Кстати, что ты думаешь о той фотосессии? Сацуки сделала вид, что не замечает, как Кисе всеми силами старается уйти от темы Аомине, и поддержала разговор.       - Момоччи, захвати и синюю коробку тоже, ладно? Сами мы вряд ли сможем отдать ее, пока это еще будет актуально! – весело бросил Кисе. Сацуки кивнула.       Когда Момои, а вслед за ней и Куроко, ушли, Кагами и Кисе убрали посуду. До Рождества оставалось всего несколько часов. За это время они успели посмотреть фильм, достать шампанское и усесться перед телевизором, ожидая заветной минуты.       Когда до Рождества оставалось десять минут, на их телефоны обрушились буквально шквалы сообщений. «От кого: Мурасакиччи с рождеством, кисе-чин желаю тебе побольше всего вкусного» «От кого: Момоччи С Рождеством, Ки-чан! Пусть все складывается как можно лучше впредь! Люблю тебя <3» «Отправитель: Куроко С Рождеством, Кагами-кун. Передай поздравления Кисе-куну. Желаю вам счастья.» «От кого: Мидоримаччи С РОЖДЕСТВОМ КИСЕ!!! ВСЕГО ВАМ С КАГАМИ САМОГО КЛЕВОГО!! ШИН-ЧАН ТОЖЕ ПОЗДРАВЛЯЕТ!» «От кого: Мидоримаччи Этот идиот Такао опять взял мой телефон. С Рождеством вас обоих, всего хорошего» «Отправитель: Такао С Рождеством, Кагами! Всего самого клевого тебе и Кисе, Шин-чан тоже вас поздравляет! P. S. Автокоррекция – супер вещь! А у Шин-чана ее нет, представляешь?» «Отправитель: Химуро. Merry Christmas, bro! Best wishes! Congrats to Kise.» - Кагами усмехнулся. Тацуя даже с Рождеством поздравляет на английском с тех пор, как уехал в Америку снова.       Пока Кагами читал эти и другие сообщения, Кисе успел ответить всем, поздравить всех, кому еще не написал и порадоваться ответам.       До Рождества – пара минут. Кагами обнимает Кисе.       Аомине держит в руках телефон и не может отправить одно сообщение.       На следующее утро, когда Кисе, проснувшись в объятиях Кагами, с трудом дотягивается до телефона и видит «С Рождеством, Рёта» от номера, который он до сих пор помнит наизусть, пусть из контактов оный и стерт, он откладывает телефон и с улыбкой укладывается на плечо Тайги. Когда тот просыпается, Рёта встречает его внимательным взглядом золотистых глаз.       – Кагамиччи?       – Что, Рёта?       – Давай уедем.       – Ты хочешь в отпуск? Но уже, наверное, поздно искать места, все уже раскуплено… - виновато начинает Кагами.       – Это неважно, Кагамиччи. Давай переедем? Далеко отсюда, в Америку или в Европу!       – Но, Кисе…       – Давай, Кагамиччи! Уедем навсегда?       Когда через три месяца Аомине небрежно интересуется у Момои, как дела у «Поколения чудес», Сацуки внезапно становится серьезной, а ее взгляд резким и жестким.       – Он уехал, Дай-чан!       – Кто?       – Не прикидывайся.       – Когда вернется?       – Он переехал. Никогда. Дайки не находится с ответом.