Бассейн

Вы когда-нибудь слышали историю про мужика в шапочке из фольги? Нет? История достаточно удивительная, ведь шапок из фольги не так много, а сумасшедших — пруд пруди. Так вот, бедолага в причудливом головном уборе нажаловался во все инстанции на соседа сверху, который якобы его облучает. Когда к нему приехали МЧС-овцы, которых он все-таки уговорил заняться своей бедой, в квартире все было, как положено в таких случаях: обклеенные фольгой потолок и стены, навязанные рассказы об облучении. С пострадавшим пообщались, успокоили. Для порядка решили зайти и к соседу, но больше для того, чтобы узнать, не беспокоит ли его параноик. Сосед открыл двери, и спасатели увидели с десяток включенных микроволновок, стоящих открытыми дверцами вниз. Мужчина объяснил, что так он борется с живущим внизу инопланетянином, который хочет поработить мир. Впрочем, история это вовсе не о спасателях, не о соседе с микроволновками и даже не об инопланетянине. Это было красочное вступление, которое призывает дорогих мне читателей надеть на голову что-нибудь крепкое, теплое и желательно защищающее от чтения мыслей американскими властями. Это случилось одним воскресным зимним вечером, который, честно говоря, ничем не отличался от других воскресных зимних вечеров, кроме подпрыгнувшего курса доллара. Преподаватель химии Даниил Валерьевич Голубков работал сверхурочно. Во-первых, Даниил Валерьевич не сильно утруждал себя работой: прямо к нему в школу приходили ученики, которым он за полчаса объяснял какую-то элементарную тему (чуть ли не на пальцах), давал глупое задание, а затем с чувством выполненного долга отваливался листать новостную ленту ВКонтакте или смотреть сериалы. А во-вторых, ему за это платили. Работа мечты, согласитесь? Особо назойливых и умных Голубков заставлял разгребать бардак в лаборантской. Да, дело это неблагодарное, но когда есть добровольцы, то жизнь становится слаще вдвойне. Пробирки Даниил Валерьевич не мыл чисто из принципа (хоть он и говорил всем, что ему попросту лень), так что под конец недели в раковинах у него скапливалась тонна немытой посуды. На дне этого кошмара кисла страшная грязища, которая иногда булькала и издавала жуткие рычащие звуки. Скорее всего, это урчал советский ржавый водопровод, но Голубков порой задумывался над тем, что в его раковине может кто-то жить, поэтому, когда умывальник начинал издавать странные звуки, учитель химии невольно улыбался и ласково ему отвечал: «О, Жижа кушать хочет». По вечерам (но чаще всего по утрам) учитель ходил в бассейн. Молодой человек любил плавание, даже занимался когда-то им и участвовал в каких-то спортивных мероприятиях, но это было так давно и неправда, что вспоминать сие чуть более, чем просто бессмысленно. Ярослав Редискин тоже любил плавание. Только в отличие от Голубкова он занимался им профессионально. Хотя, судя по телосложению Редискина, сложно сказать, что он спортсмен — больно уж тощим и бледным был парень. Быть может, причиной тому являлось переутомление или простая бессонница. Но кто знает этого Редискина… Каждое воскресенье Редискин, вместе со своими одногруппниками, ходил на дополнительные занятия по химии. Несмотря на то, что Ярослав числился в медицинской группе и задумывался над карьерой врача, мечтал он все-таки о военном поприще. Если честно, даже самому Редискину было не очень понятно, почему он ходит по выходным на добавочные уроки. Но это воскресенье запомнилось Редискину, как теорема Пифагора. Раз и навсегда. Голубков припахал двух нерадивых учениц мыть посуду. Мария Серебрянникова и Ксюша Мопс ругались и возмущались, но продолжалось это недолго, пока Жижа не начала гневно рычать. Девушки удивленно отшатнулись от раковины, переглянулись и, взяв в руки штативы, поворочали ими темно-коричневую гущу. Та зашевелилась, заскулила и утекла в слив. Тогда-то Ксюша и Мария и принялись мыть пробирки. Серебрянникова невольно перерезала себе осколками все руки, а затем, не выдержав, стала орать что-то про заражение крови и про то, что умрет она где-нибудь под забором. Мопс только и успевала в промежутках между гневными тирадами одноклассницы закатывать глаза. Спустя полчаса мытья посуды девчонки вспомнили, что в уборщицы они не нанимались. В них заиграли еврейские жилки, поэтому они немедленно потребовали оплату за кропотливый труд, а так как платить им никто не собирался, то и вкалывать дальше они, понятное дело, не набивались. Злобно отбросив в раковину пробирки и перебив таким образом остатки посуды, Мопс и Серебрянникова ушли с гордо вздернутыми носами. На коньках кататься. — Ну что? Ярослав удивленно посмотрел на учителя химии, который стоял у кафедры, сложив руки на груди. Тому явно было все равно на разыгранный девчонками театр. В кабинете учитель и ученик были одни. Зимний сумрак за окном придавал возникшей ситуации некоторую романтичность. — Что «ну что»? — Бассейн закрывается в девять? — спросил Голубков, огибая стол, чтобы пробраться к своему рабочему месту. — В девять. — Тогда чего мы ждем? Редискин не понимал, зачем Голубков решил составить ему компанию. Может быть, ему скучно? Или страшно плавать одному? Но и отказаться Ярослав не мог, ведь так получается, что график посещения бассейна учителем химии совпадает с графиком посещения Ярослава. А до ближайшего бассейна, как до Берлина, только столица Германии чуточку ближе будет. — Ничего, — буркнул Редискин, вылезая из-за привинченной к полу парты. *** На улице было холодно. Хотелось по-скорее забраться в какое-нибудь теплое и уютное помещение, да так, чтобы с ногами и руками. Конечно, было бы еще неплохо выпить чашечку горячего шоколада, но настоящие мужики не пьют бабские напитки, и плевать, что они втайне о них мечтают… До бассейна было как рукой подать. Добрались Ярослав и Даниил чуть меньше, чем за пятнадцать минут. Они мысленно боготворили судьбу за то, что им на пути не встретился какой-нибудь пьяный бомж или жуткий грабитель. Но, стоит отметить, что ни пьяный гражданин без ПМЖ, ни бандюган не станут требовать с молодых людей справку в бассейн. У них доброе сердце, поэтому они всего навсего попросят мобильник с кошельком, не забыв заботливо пригрозить молодым людям ножиком или битой бутылкой. — Где справка? — спросила на ресепшене пожилая дама. — Да, где справка? — пидорковатым тоном протянул безмятежно развалившийся на соседнем стуле мужчина. На розовой ткани его рубашки весело блестел бейджик с красивым именем Борис. — Боря, помолчи! — цыкнула на радужного ресепшиониста дама и перевела недовольный взгляд обратно на посетителей. — Молодые люди, где справка? Борис хотел было открыть рот, чтобы поддакнуть женщине, но был бесцеремонно заткнут звучным хлопком по столу. Под ладонью химика красовался белый листочек с синими печатями. — Прошу, — хмыкнул Голубков, подталкивая справку даме. Та, в свою очередь, на нее даже краем глаза не взглянула. Ярослав также предъявил ресепшионистам свою справку, но сделал это не столь живописно как Даниил Валерьевич. Отойдя на приличное расстояние от стойки, Редискин не выдержал и обернулся, чтобы посмотреть на Бориса, так, чисто из спортивного интереса. Борис ему хитро подмигнул, а Ярослав, побледнев, поспешил отвернуться и направиться в раздевалку, в сердцах ломая голову над тем, какой же черт его подбил посмотреть на гея. Встретились Ярослав и Даниил только у бассейна. Хоть они и переодевались в одном помещении, но, как бы это ни было странным, они там не пересеклись. И слава богу! — иначе сердце Редискина не выдержало бы и от ужаса (а может и восхищения) разорвалось. В этих резиновых шапочках, плавательных очках и плавках они оба выглядели воистину нелепо. Когда молодые люди встретились, две минуты они смотрели друг на друга с легким недоумением, стараясь подавить вырывающиеся из глотки шутки-прибаутки, а затем одновременно прыгнули в воду. Зашуршал бассейный слив, заволновалась вода, запрыгали по поверхности буйки. Уборщик, усердно натиравший пол щеткой, недовольно взглянул на посетителей. Минуту назад здесь было тихо, а кафель сухим — теперь придется снова все вытирать. Слава богу, что они не в уличной обуви пришли. Тогда бы уборщик взял грязную тряпку и погнал юношей вон. Как два дельфинчика, Ярослав и Даниил плавали от бортика к бортику. То кролем, то баттерфляем, то на спине, то классическим брасом… Когда им надоело поодиночке метаться по бассейну, они стали соревноваться друг с другом кто быстрее. Силы были равны, но ближе к концу Голубков стал выдыхаться, ибо виной тому была вовсе не старость, а обыкновенное курение. Ярослав почувствовал некоторое превосходство над химиком, и это придало ему еще немного сил. Естественно, он решил выпендриться, а именно красиво развернуться под водой в движении. Но, то ли Редискин был невнимателен к окружению, то ли его глаза застелила какая-то пелена, Ярослав с дурью врезался головой в бортик. Нос поздоровался с кафелем, отсалютовал ему и пустил кровь. — Блин! Голубков, плывущий по соседней дорожке, остановился. — Яся, что случилось? — Да я случайно врезался… — ответил Редискин, прикрывая ладонью кровоточащий нос. Химик сдавленно сказал: — Это карма, — и заржал. Ярослав почувствовал себя сильно уязвленным. Он вылез из бассейна, утер кулаком кровь, таким образом размазывая ее по лицу, и поплелся в раздевалку, чтобы привести себя в порядок. Он платил за час, но пробыл в бассейне всего лишь половину! Несправедливо! Деньги на ветер! Долой царя! Голубков окликнул Ярослава. Парень остановился и развернулся. Через бортик неуклюже перебирался химик. Встав на твердую поверхность, он хотел было гордым шагом догнать контуженного, но, так уж сыграла судьба-злодейка, поскользнулся. Падая, он выкрикнул одно крепкое словцо, а затем погрузился в лазурные пучины бассейна. Такое нечасто увидишь, поэтому Ярослав подошел к краю поближе. Даниил вынырнул, жадно глотая ртом воздух и бешено вращая глазами. Схватился за ногу — кажется, он ее ушиб. Наверное, это тоже карма. Ярослав помог учителю выбраться из бассейна. Нога была не просто ушиблена: во время падения химик здорово ободрал ее о кафель. Больное место не только опухло и посинело, но и немного кровоточило. Редискин и Голубков доковыляли до раздевалки. Химик усадил Ярослава на лавку и кинулся к аптечке, которая висела на стене. Ну как кинулся: захромал. Открыл дверцу, выгреб оттуда все необходимое и понес к нерадивому ученику, попутно роняя бинты и пластыри. Редискин сидел без шапочки и очков, прислонившись затылком к металлическому шкафчику. Химик вывалил все, что сумел донести, рядом с ним, взял полотенце, лежащее неподалеку на лавке, и стал оттирать Ярослава. Парень не шевелился, и у химика невольно сложилось впечатление, что ученик свел концы с концами. Так подозревал Даниил Валерьевич ровно до того момента, пока Ярослав не открыл глаза. Ух ты, настоящий зомби! Редискин осторожно наблюдал за Голубковым, слегка прищуриваясь. Ватка приятно скользила по лицу. Ярослав поймал себя на мысли, что этот неожиданный заботливый порыв со стороны преподавателя его больше не удивляет, а скорее… радует. Парень блаженно прикрыл глаза, получая удовольствие от уверенных движений крепких рук химика. Лицо Редискина перестало быть цвета редиски. Голубков воткнул в ноздри Ярославу ватку и собирался отойти, чтобы переодеться, но внезапно Редискин подался вперед и обнял его за шею. Чтобы не шлепнуться, Даниил уперся рукой в дверцу шкафчика где-то рядом с головой юного пловца. — Ярослав, какого хре… — Даниил Валерьевич, — прервал Голубкова Редискин, обнимая его крепче и прижимаясь сильнее. Химик мелко задрожал и вцепился пальцами в костлявые плечи парня. Отодрать от себя ученика оказалось не так-то уж просто. Некоторое время химик пытался вырваться из бульдожьей хватки Ярослава, но тщетно. Вскоре он успокоился и постарался забыть о прилипшем к нему Ярославе вкупе с ушибленной ногой. Со временем Даниил даже привык к теплу чужого тела и тихому дыханию. Искреннего возмущения это у него уже не вызывало, но если Ярослав его все-таки соизволит отпустить, то химик немедленно отпрянет. Тяжелая рука легла на затылок Голубкова. Длинные пальцы зарылись в его мокрую темную шевелюру, разделяя пряди, теребя их и как бы с ними играя. Опешивший Даниил снова дернулся. — Ярослав, это не смешно, — прорычал химик куда-то в шею Редискина. — Отпусти меня. — А я и не смеюсь, — спокойно ответил Ярослав. — Гх-х! Блин. Шутник хуев. Руки соскользнули с головы и шеи химика, и Даниил теперь смог с облегчением вздохнуть. Его поясница немного затекла, но Голубкова саднящая часть тела волновала намного меньше. Его внимание полностью завоевал Редискин. — Я уж подумал, что ты окончательно в голубые затесался, — Даниил фыркнул и сделал один шаг назад. — Ну, думайте-думайте, — отрешенно сказал Ярослав, глядя куда-то в сторону. Невозможно было понять, что он имеет в виду: то ли глумится, то ли обижается, то ли, вообще, угрожает. Химик хмыкнул и удалился. *** Маленькая стрелка часов давно уже перевалила за девять. Людей и машин, суеты и прочего, что нагоняет тоску и уныние, в это время становилось все меньше и меньше. Размокший грязный декабрьский снежок радостно хлюпал под ботинками Редискина и Голубкова. Белоснежные хлопья падали с неба, усердно забиваясь, как тополиный пух в середине июля, в уши, нос, глаза и рот. Ярослав то и дело отплевывался от снега, а довольный Даниил щурился и глядел на темно-коричневое зимнее небо из-за стекол очков. — Ладно, Ясь, — химик дошел до пешеходного перехода. Еще чуть-чуть, и здравствуй, метро! — Пока. — Погодите, Даниил Валерьевич, — Голубков остановился и, глядя на Ярослава, в недоумении изогнул бровь. — Что? Лучше бы химик продолжал двигаться. Редискин резко подался вперед. Ловко увернувшись, преподаватель не позволил Ярославу уткнуться в его щеку губами. — Да епт твою физиономию… — офигевший химик пошатнулся, уперся руками в чужую грудь. — Ярослав! Редискин двинул головой и потерся своей порозовевшей от мороза щекой о щетину химика. — Ярослав, блять! Даниил очень сильно испугался, затем разозлился. Благо, Ярослав во время отошел от учителя, пока тот не ударил его по голове чем-нибудь… тяжелым. — Мяу! — сказал Редискин, улыбнулся и убежал куда-то в метель. Голубков не кинулся догонять Редискина. С больной ногой вряд ли сумеешь пробежать даже обыкновенную стометровку. Химик от злобы и стыда крепко стиснул зубы и очень нецензурно зашипел, да так, что у проходящей мимо бабульки неожиданно закололо сердце. Харкнув в сторону, Даниил пошел к метро, в сердцах ломая голову над тем, какой же черт его подбил пойти с геем в бассейн.