Degenerate

      Карен сидела, сжимая голову руками. Разбитые бутылки и обугленные окурки валялись на полу, украшая её небольшую квартиру оттенками сумасшествия. Её ступни касались пола, кровь от пореза о разбитое стекло струилась по её ногам и рукам. Её волосы были взъерошены, а макияж потек. Раньше такое состояние не на шутку бы её напугало, но за последние несколько месяцев оно волновало её всё меньше и меньше. Теперь Карен было всё равно.       Шесть месяцев. Сто восемьдесят восемь дней, если быть точнее. Сто восемьдесят восемь дней с тех пор, как эта глупая физиономия покинула её мир, забирая с собой идиотскую усмешку. Тем не менее ей временами казалось, что она всё ещё может видеть его, в чертах и манере поведения других людей, в лицах незнакомцев, на съёмочной площадке. Она видела его повсюду, всегда вне досягаемости. Это сводило её с ума, безумство, эти бредовые фантазии, которые всплывали в её сознании, что он выскочит из синей будки и захочет её вернуть.       «Ты ему всё равно не нужна», — прошипел голос внутри. Она боролась с этим так долго, она знала, что это неправильно. Тогда, в начале, они были сильными, небьющимися, неразделимыми. Две частички одного целого, которые сливались воедино. Но всё это разбилось, как стеклянные бутылки Карен. И сейчас простое упоминание о нём заставляло слёзы течь по её лицу.       После того, как он ушёл, всё изменилось. Ночи стали темнее и холоднее с приходом зимы, не стало рядом тёплого тела, к которому можно было прижаться. Никаких зимних прогулок и распития горячего шоколада во время снегопада. Ночи стали более холодными и одинокими. Карен изредка делала что-нибудь, выходящее за рамки её рутины, составлявшей цикл сна и питья, который повторялся снова и снова. От случая к случаю она зажигала сигареты и выкуривала пачку за один день. Это уже стало привычкой. Самоуничтожение было её единственной мотивацией.       Вдруг раздался стук в дверь. Карен дёрнулась, содрогнувшись от страха, лицо её было заплаканным и мокрым от пота. Она не сделала ни малейшего усилия, чтобы привести себя в порядок, не шевельнулась, чтобы открыть дверь. Насколько она знала, ничто и никто не мог помочь ей в данной ситуации. Ответ лежал на дне бутылки, и её цель была найти его.       Стук продолжался, становился всё громче и громче. Он не прекращался, и Карен обратила взгляд на дверной проём. Наконец, она поднялась на ноги и, шатаясь, проследовала к двери. Стеклянные осколки ткнулись остриём по её ступне, и она громко выругалась, но продолжила путь, оставляя за собой кровавые следы. Повернув ручку и потянув её на себя, она встретилась глазами с щенячьим взглядом, устремлённым на неё. Холодный, вымокший, но очень даже настоящий, Мэтт стоял у её двери.       Карен упала на колени и расплакалась. Слёзы текли по её лицу, когда она опустилась к его ногам, гнев, печаль, паника, страх, накопившиеся за долгие месяцы, заставляли её рыдать всё сильнее и сильнее. Она чувствовала себя опустошённой и одновременно переполненной чувствами и каждым новым судорожным вздохом.

***

      Мэтт стоял у двери с такой надеждой, что его лицо казалось почти детским. Он стучался достаточно долго, чтобы маленькая доля сомнения закралась в уголки его сознания. Пожал плечами: может быть, она просто не слышит. Он не знал, чего ему стоило ожидать, хотя и был уверен, что точно не распростёртых объятий.       Если бы не её незабываемые карие глаза, не то, как знакомо они расширились, лишь девушка поняла, кто перед ней, Мэтт едва ли смог бы поверить, что это – Карен. Её макияж смешался со слезами, волосы были растрёпаны, почти полностью скрывая лицо. Она не могла смотреть ему в глаза и подняла бледные руки к лицу, чтобы скрыть новые слёзы. Лицо Мэтта исказилось. Она больше не выглядела яркой, невинной Каз, что он знал, его Каз. Он сглотнул, его дыхание сбивалось, когда он смотрел на неё, он не видел её так долго, и хотя знал, что за это время она наверняка изменилась, он и подумать не мог, что настолько сильно. Он ожидал, что Каз откроет дверь и будет той же самой, кого он покинул, как будто время за дверью её квартиры остановилось на эти шесть месяцев, что его не было здесь.       Мэтт осторожно шагнул вперёд и закрыл за собой дверь. Он протянул руку, чтобы коснуться её лица, но она вздрогнула от нахлынувших чувств, а слёзы всё так же струились по её щекам. Мэтт наклонился и поднял её почти без усилий. Она была мучительно худа и слаба. Увидеть её в таком состоянии было убийственно для него. Он сделал это, он оставил её одну, сломал её в пользу карьеры за рубежом. В одно мгновение это потеряло смысл. Отныне быть с Каз сделалось его единственной целью.       Он прижал её к себе, чтобы чувствовать контакт каждой клеточкой тела, смакуя это чувство. Он скучал по её теплу рядом с собой. Медленно выпрямившись и крепко её держа, перешагнул через груду мусора и направился к её спальне.       «Пойдем со мной, Понд», — прошептал он.