Раздражал

Люппи раздражал. Раздражал сильно. До скрежета в зубах, до хруста костяшек пальцев. Раздражал до вырывающегося из груди рыка, до потемнения в глазах. И в нём раздражало абсолютно всё. Ехидная улыбка, хитрые глаза, едкие комментарии выходящие из его поганого рта. Раздражал даже его низкий рост, открытые костюмом бока, длинные рукава, маска, которая напоминала заколку на какой-нибудь тупой девице из мира живых. Он бесил так сильно, что Гриммджоу буквально трясся в бешенстве, желая заткнуть этому утырку рот кулаком. Утащить его куда-то подальше от тех, кто стоял выше в эспаде, чтобы они не влезали. Прижать к стене и бить его, бить, бить, бить, пока смазливая морда не станет сине-фиолетовым месивом с вытекающей кровью во многих местах. Разбить ему губы в кровь, чтобы не смог их открывать, для того, чтоб выдать очередной едкий комментарий. Кусать эти губы, чтобы он мучился, стонал, вырывался. Отбросить его меч куда подальше, чтобы даже не пытался схватиться. В ресурексионе Люппи был страшен, и это признавал даже сам Джагерджак. Посмотреть в большие фиалковые глаза, в которых таилась бы злость, страх и интерес, столь сильно бесящий. И трахать его. Трахать, до стонов, до криков. Чтобы выкрикивал его имя, извивался, царапал спину, шипел, пытался вырваться. Трахать его до звёздочек в глазах, до боли в пояснице, до судорог в ногах. И Люппи видел это. Видел желание в глазах Гриммджоу, видел, как у него тряслись руки, видел секундные порывы. Он знал это и издевался, и это бесило также сильно, как и он сам. Бесил даже Айзен, который не дал ему номера. Потому что он даже не скрывал, что Люппи был бы отличной заменой нынешней сексте. Гриммджоу бесили свои же мысли, потому что он осознавал, что Айзен прав. Люппи был чертовски силён, хоть это с первого взгляда на него вызывает лишь смех. Люппи быстр и проворен. Не быстрее самого Гриммджоу, но этого достаточно, чтобы на тренировках изводить его, заставить гнаться с места на места, а потом с злорадным смехом хватать одной тентаклей за ноги, подвешивать над землёй, продолжая смеяться. Он никогда не тренировался всерьёз. Опускал тупые шуточки, издевался, играл. И Гриммджоу никогда не хотел бы столкнуться с ним в серьёзном сражении, потому что этот спиногрыз был слишком силён и умён для сексты, но слишком болтлив для номеров выше. Это его когда-нибудь погубит. Он сам и есть олицетворение собственного ресурексиона. Каждый раз, когда он разговаривает с Гриммджоу, его тентакли обволакивают, сжимают. Ты не можешь из них выбраться, пока сам Люппи этого не захочет. И пока он болтает и измывается – он тебя не отпустит, и вырваться сам ты не сможешь. Даже трахаясь с ним Гриммджоу это видел. Видел насмешку в глазах, видел до жути раздражающий оскал, прищуренные глаза с необыкновенно длинными ресницами. Каждый раз, когда он облизывал губы, усмехаясь, Джагерджаку хотелось вырвать его язык и сжечь собственным серо. Как это сделал позже Тоусен с его рукой. Каждый раз, трахая его, Гриммджоу казалось, что трахают его. Этот взгляд, улыбка, слишком сильные руки для такого мелкого дрыща. Это всё создавало впечатление, что имели именно его, хоть и не физически. Люппи слишком коварен, слишком хитёр, он слишком давит на психику, обволакивая своими щупальцами, заставляя трястись от злости. Люппи бесил даже во время секса. Бесил, потому что несмотря на свою позицию, держал под контролем всё он. — Когда-нибудь придёт день, и я рукой тебя насквозь проткну, а потом избавлюсь от тела путём сожжения, мразь, - говорил Гриммджоу, хватая его за волосы, притягивая к себе, когда его уже лишили руки, а Люппи сидел на нём верхом. — Зная тебя, то ты потом даже трахнешь остатки, грязный извращенец. И он улыбался. Улыбался так раздражающе, так привычно для него, так злорадно. Люппи бесил. Бесил из-за того, что связывал, сковывал Гриммджоу, даже не прилагая к этому усилий. Заставил хотеть его каждый раз, когда поганный рот только открывается, выдавая очередную издёвку. Гриммджоу бесил сам себя. Потому что позволил себе привязаться к чертовски раздражающему арранкару, при этом зная, что он без усилий избавится от него, когда повод только подвернётся. В этом и есть суть их отношений.