Alive

Sia «Alive»

Время шло к полуночи, а Анджела только села за стол, чтобы приступить к работе. Рядом со стареньким ноутбуком стояла большая кружка крепкого черного чая с сахаром и долькой лимона — Додсон не пила кофе и морщилась от одного его запаха. К тому же, чай имел чудное успокоительное действие, что было крайне необходимо после длинного, тяжелого дня. Слева высилась аккуратная стопка книг по криминалистике и судебной медицине, а справа расположился гость вечера — большая картонная папка с материалами новых дел. Самые обычные ей придется расследовать в одиночку, с чем она всегда справлялась недурно, а с загадочными, не поддающимися рациональному объяснению, вот уже три месяца помогал Джон. Правда, на её звонки не отвечал, но писал сообщения, приезжал, забирал потрепанные бумаги, даря девушке лишний час драгоценного сна, кратко осведомлялся о её самочувствии, а затем оставлял её на следующие пару дней. И только спустя эти пару дней Анджела и Константин могли вести нормальную беседу. После пережитой ими истории, к счастью, закончившейся хорошо, оба стали разговорчивее, живее. Джон стал чаще покидать свою холостяцкую обитель, казалось, насквозь пропахшую запахом ада, и где за стенами будто перешёптывались демоны, а Анджела начала улыбаться. Впервые после того, как она разлучилась с Изабеллой. Теперь девушка чувствовала, что её сестра в безопасности, а потому не было больше причин сидеть в клетке уныния и страха, дверца которой уже была открыта и манила на свободу. В жизнь. Брюнетка скрепила несколько листов степлером и отложила в сторону — вполне обычное, ничем не примечательное дело: нанесение телесных повреждений средней тяжести молодой женщине мужем, находившимися в состоянии сильного алкогольного опьянения. Додсон скривила губы и поежилась: она не любила копаться в подобных делах, изучать фотографии, с которых на нее смотрели измученные бледные лица с кровоподтеками под глазами и разбитыми губами. Мотив действий, причина? А что может удержать здорового, сильного мужчину, у которого в голове бушует безумство, внедренное ядом, от нападок на единственных, кто не может постоять за себя, — жену или ребенка? Только семь из десяти случаев не заканчиваются трагедией для семьи. А зачем люди убивают? Что подталкивает их к ужасному? Сатана? «Сами люди слишком злы, мистер Константин. Вот в чем дело», — вспомнилось ей. А суициды? Насколько люди могут… устать? Разочароваться? Потерять надежду? Почему ничто не может в самый нужный момент остановить их и внушить: они сейчас бросятся в пропасть и больше никогда не вернутся? Кража. На фотографии в файле — подвеска, очень похожая на ту, что ей давал Джон когда-то, опасаясь за её жизнь. По-видимому, украден был тоже амулет. Анджела аккуратно вытащила фотографию из файла и провела кончиком пальца по изображению. Красивый амулет в виде птицы, расправившей бронзовые крылья и раскрывшей клюв. В материалах было сказано, что кроме него ничего из квартиры не пропадало. Начальник хотел было списать все на обычную потерю — мало ли что случается во время очередной уборки. Однако хозяин уверял, что его квартиру взломали: воришка точно знал, за чем шел. Одно только это показалось девушке странным, поэтому, взяв телефон, она набрала уже выученный наизусть номер. Как и следовало ожидать, трубку никто не брал. «Я спасаю этот гребаный мир, и мне не до вас», — монотонно произнес голос на автоответчике. Додсон усмехнулась и оставила короткое сообщение, прося экзорциста о встрече, затем убрала бумаги в ящик стола и вернулась к ноутбуку. Открыла анонимный чат и взглянула на первую строку сообщений. В левом углу отображался фрагмент фотографии собеседника — симпатичного молодого человека в солнцезащитных очках. Он широко улыбался и показывал на какое-то здание, стоявшее позади. Из всех, с кем девушка успела познакомиться за три месяца, этот парень был самым привлекательным. Не в плане внешности, нет. Он был интересным и очень общительным, что поначалу немного напрягало привыкшую к долгому молчанию Константина Анджелу. Потом она привыкла к потоку сообщений, завалу вопросов, историй, шуток. Понемногу она сама становилась многословнее, охотно рассказывала о себе, своих привычках, увлечениях. Наверное, так она и спаслась от гнетущего одиночества, от которого не могла избавить оставшаяся после смерти Изабеллы кошка Утка, болтовня коллег по работе или короткие встречи с Джоном. Хотя… Джон вселял в нее странное спокойствие всякий раз, когда находился рядом, и брюнетка не ощущала себя одинокой. Их «рандеву», не раз имевшие легкий штрих романтики, оставляли приятное послевкусие, которым девушка наслаждалась уже в одиночестве за кружкой чая. Но он всякий раз словно отталкивал её невидимой рукой, давая понять, что она лишняя в его мире демонов. Или её отталкивали от него сами демоны. Она была женщиной, которой страстно хотелось постоянства, а Константин не мог его дать. Отчасти она знала, почему. Эта забота о ней, как о маленькой девочке, несказанно раздражала, заставляла злиться, кричать. Но она ничего не могла исправить. В его глазах она, наверно, была той, которую всю жизнь, до последнего вздоха нужно оберегать от зла. Только это не делало её счастливой. А разве это не есть любовь? * * * Джон проснулся ближе к обеду. Он давно привык бодрствовать ночью и засыпать ранним утром — профессия требовала. Конечно, он слышал надоедливую трель звонка; терпеливо дождавшись, пока телефон умолкнет, прослушал голосовое сообщение и решил написать ответ после отдыха. Ему требовался отдых, вот только от чего? От обшарпанных стен квартиры, которую он давно мечтал привести в порядок, но потом осознавал, что атмосфера проникла в его душу и он не мог ничего менять? От запылившихся жалюзи, на которых уже начинали плести свои мудреные сети маленькие пауки? От вечно открытого окна, в которое вразвалку вваливалась уличная духота, оседая на накрытых полотнами ткани креслах, вышитом покрывале кровати, столе, покрывшемся пятнами от времени? Все в одиноком, одичавшем убежище экзорциста дышало тишиной. Он сам ею дышал, она проникала в его теперь уже здоровые легкие, очищенные от черноты, разливалась по всему телу. И прежде он получал от этого удовольствие. Слишком много людей ему приходилось видеть ежедневно, поэтому, ныряя в единственное вечно молчавшее место, он чувствовал спокойствие. Сейчас работы не было — будто все умерло на какое-то время — и единственным, что спасало Константина от скуки, были дела Анджелы. Да и сама Анджела. Мужчина уже привык к её обществу, и не мог ненавидеть её, как всех людей, хотя бы по той причине, что их общение продлилось дольше трех минут. Времени, за которое Джон успевал отправить очередного распоясавшегося демона в преисподнюю, и гордо удалиться. Да и к тому же, девушка была такой наивной и даже порой смешной: все время доставала из-за пояса револьвер, надеясь возыметь успех в сражении с бесами. Но одновременно была такой храброй и даже безрассудной. И очень капризной и настойчивой. Он улыбнулся, вспомнив, с какой решимостью она рвалась в ад, думая найти там разгадку смерти сестры. Удивительная девушка. Да, он привык к ней, сильно привык. И эта привычка для него и была выражением чувств. Он взял в руки телефон, повертел его, наклонив голову набок и размяв шею, освободив её от туго сжимающего воротника рубашки, и набрал текстовое сообщение, содержащее два слова: место, время, в которые он ждал её сегодня. * * * В кафе было не очень много народу, но Константин начинал чувствовать себя неуютно. Он нередко выходил из квартиры, но почти не появился в заведениях, где концентрация людей на квадратный метр была слишком велика для его тонкой натуры, предпочитающей по большей части одиночество. И просто не выносившей духоту. А в кафе было жарко. Экзорцист, морщась, закатал рукава рубашки, и положил руки на стол, скрывая татуировки. Заказанный им кофе уже давно остыл, но Джон продолжал отпивать по глотку от скуки. Какая-то блондинка в коротком голубом платье обратила взгляд на него, отвернувшись от своего бойфренда, и подмигнула, играя с кончиком светлого локона. С аккуратной стройной ножки слетела туфля на невысоком каблуке, и девушка поставила ступню на стул напротив, между коленей парня, который охотно раздвинул их с блаженной улыбкой. Девушка сделала вид, что смутилась, однако, вновь посмотрев на экзорциста, пошло ухмыльнулась и прикусила нижнюю губу. Тот вздохнул: шлюха. Обычая шлюха, призвание которой — удовлетворять похоть мужчин. Ничего, кроме милого личика и пустых мозгов, у неё никогда не будет. Разве она сравнится хотя бы с той элегантной… Анджелой, которая вошла в двери секунду назад и искала его взглядом. Сегодня она была в платье и легком плаще. Темные волосы были распущены, на шее колье, а на плече дорогая сумка. И она оделась так ради пятиминутной встречи? Мужчина нерешительно помахал брюнетке рукой, и она тут же направилась в его сторону, даже не споткнувшись на непривычно высоких каблуках. Напротив, шла неторопливо, держа осанку и немного подняв голову. Истинная леди. Он никак не мог узнать в ней Анджелу Додсон, которую привык видеть. Поравнявшись с ним, остановилась и сдержанно улыбнулась. — Привет, — слетело с накрашенных розовой помадой губ. Константин кивнул. — Хороший вечер. Посидишь? — спросил он, не в силах произнести «со мной». Девушка покачала головой и откинула назад волосы, которые лезли на лицо. В ушах блеснули маленькие сережки-гвоздики. — У меня на сегодня планы, — сказала она и принялась рыться в сумке. Достав небольшую папку, вручила ее примолкшему Джону. — Скажешь, когда… — Анджела! — раздался мужской голос откуда-то сбоку. Додсон обернулась и увидела того молодого человека, с которым познакомилась в чате. Да, он попросил её о встрече, и она узнала его. Не так сложно отличить в толпе пьянеющих посетителей приятное, улыбающееся лицо, наполовину не видное из-за большого букета цветов. Брюнетка тоже улыбнулась и сказала: — Секунду, Джон. Экзорцист усмехнулся. Джон. Какая ирония. — Позвонишь, когда закончишь? — торопливо спросила Анджела, глядя на Константина. — Конечно. Хорошего вечера. Та поблагодарила и тут же исчезла под руку с загадочным кавалером, приняв красивый букет. А Джон подозвал официанта и попросил забрать кофе. Сейчас ему явно требовалось что-нибудь покрепче. * * * Додсон нервно поглядывала на часы и беспокойно ерзала на сидении еле плетущегося автобуса — она не привыкла опаздывать. Тем более на встречи с Константином: знала, что он будет злиться. Однако заставить автобус прибавить скорость она не могла, поэтому нервничала еще больше. Мало того, что она заспалась едва ли не до вечера, так как всю прошлую ночь провела на прогулке с новым знакомым, так еще и никак не могла поймать такси. Пришлось воспользоваться автобусом, который, прежде чем оказаться у того самого кафе, где девушка каждый раз встречалась с экзорцистом, петлял через улицы и переулки, значительно удлиняя время поездки. А материалы странного дела нужно было получить как можно скорее — работа не должна стоять на месте. Как же она ненавидела заставлять ждать, ибо в итоге все оборачивалось не лучшим образом не только для того, кто терпеливо ожидал её… Джон, как брюнетка и ожидала, не высказал вслух свое недовольство — о нем говорили лишь нахмуренные темные брови и плотно сжатые губы. Анджела присела за столик и, улыбнувшись подошедшему официанту, вежливо отказалась делать заказ. Повернулась к мужчине, показывая, что ждет. Заметив ее виноватый взгляд, Константин немного смягчился. Протянув ей папку, он сложил руки на груди и молча наблюдал за тем, как девушка запихивает материалы в сумку, тихо ругаясь. — Что ты узнал? — спросила наконец она, выдохнув и шмыгнув носом. — Это амулет, как ты, очевидно, и сама догадалась, — начал экзорцист. — Он очень древний и был предположительно найден на территории Ирана в конце пятнадцатого века. Антиквариат, можно сказать. Потом он путешествовал по Европе, по семьям знати. Была одна история, связанная с ним — я порылся в книгах. Венгерская принцесса заболела, а придворные лекари были не в силах вылечить её. Констатировали, что скоро умрет. И вот явилась во дворец на радость убитым горем родителям загадочная бабка, сказав, что демоны ходят по их дому, и дала принцессе этот амулет. С тех пор семью недуги не беспокоили. Однако амулет девушка не снимала всю свою жизнь, так и была в нем похоронена. С тех пор странные болезни преследовали всех королей, которые жили в том дворце. По ночам, ясное дело, все время кто-то расхаживал по залам, пока все спали, ронял предметы, оставлял странные послания. И один король обратился за помощью к знахарке, Бог знает, через кого он на нее вышел, которая поведала ему об амулете. Король поскорее велел раскопать могилу принцессы, но… — Амулет пропал? — догадалась Додсон. — Именно, — подтвердил Константин. — Вот и странно, да? Нашелся он именно сейчас и украли именно его, и ничего больше. Похоже, воришка знал толк в таких вещицах. Анджела молчала. Почему-то легенда не удивила её. Её вообще давно уже ничего не удивляло. Она понимала, что в этом мире возможно все. Но почему сейчас? Неужели ей снова придется вляпаться в историю? Неужели затишье в её жизни было временным, ничего не значащим? Передышкой, которую милостиво предоставил Люцифер, чтобы новый забег до ада навеял азарт. Неужели им вновь предстоит встретиться? — О чем думаешь? — поинтересовался мужчина. — Об амулете, — честно призналась девушка. — Мне кажется, что что-то надвигается. Снова. — Почему снова? Оно никогда не прекращается. Оно всегда активно. Только ждет удобного момента, чтобы дать о себе знать. Просто ты пытаешься скрыться от этого в чужом доме и в чужой постели. Брюнетка широко распахнула глаза. — Что? — Разве ты не нашла себе кавалера и не забыла обо всем на свете? — Но это не значит, что я на первом же свидании пошла к нему домой! — возмутилась она. — Почем знать, — пожал плечами экзорцист и отхлебнул кофе из чашки. — Всегда есть подвох. — Да иди ты к черту, — бросила Додсон, демонстративно встала и выбежала из кафе. Села в первый попавшийся автобус. Все равно рано или поздно она окажется дома. А кипящую злость нужно успокоить. Раскричаться дома — не лучшая идея, а народ в транспорте будет помогать воздерживаться, так как чувство такта в девушке было сильнее чувства раздражения. Как Джон вообще подумал о ней такое? И вообще, ему ли судить о ней? Он не знает о ней практически ничего, а берется укорять её в неподобающем поведении. Да кого она обманывает? Константин знал её лучше, чем кто-либо еще. Вся её жизнь каких-то три месяца назад была в его руках. Легла в его большие ладони, как крохотное перо, которому нельзя было дать улететь. О котором нужно было заботиться. Может, и в этот раз Джон увидел какую-то опасность в попытке подруги не остаться в одиночестве на всю жизнь и захотел защитить её? Предупредить, что то, что она делает, опасно? Но это бред. Она не маленькая девочка, которой нужно запрещать встречаться с мальчиками и даже ходить к ним домой после первого свидания. В конце концов, она имеет на это право. Но жгучее беспокойство не позволяло Анджеле радоваться этим мыслям в собственную защиту. Он все время думал о ней хорошо, наверное, раз рвался в пекло ради её спасения. И эта странная, глупая ссора могла все изменить. Её больше некому будет спасать. А видеть в доспехах своего рыцаря кого-то другого девушке совершенно не хотелось. * * * Константин никогда не ждал гостей. Он уже не помнил, когда в последний раз в дверь его угрюмого жилища стучали. Хотя нет, помнил. Это была она. Анджела. И сейчас он почему-то охотно пошел, чтобы открыть, в слабой надежде, что это снова была она. И не сильно удивился, когда обнаружил на пороге Додсон собственной персоной, смотрящей на него блестящими болотными глазами. — Я не ходила к нему, Джон, — тихо произнесла она. Экзорцист усмехнулся, не отрывая от брюнетки взгляда. — Только за этим пришла, да? Оправдать себя в моих глазах? Девушка потупилась. Сжала губы, чтобы было не видно, что они дрожали. Она хотела заплакать сейчас, но почему-то ей стало стыдно, хотя он не раз видел её слезы. Она неуверенно шагнула вперед, переступив порог, и остановилась в метре от мужчины, продолжавшего смотреть будто сквозь нее. — Хватит все время пытаться защитить меня от всего, — прошептала она. Не дать себе расплакаться, ради Бога, только не это. — Защитить? — удивился Джон. — Защитить тебя? — Не прикидывайся, что тебе меня не жаль. Только это же ты испытываешь ко мне. Тихий всхлип показался Константину самым громким звуком во вселенной. Громче адского клича. Громче его собственного крика, когда цепкие пальцы Люцифера проникли в его легкие. — Жаль? Анджела… Его голос вдруг тоже задрожал. Он не понимал, что, черт возьми, чувствовал к этой девушке. Как она там сказала? Хочет защитить? Или как он там думал? Привык? — Я с ума из-за тебя схожу, — вырвалось у него, но он знал: это самое подходящее описание того, что он ощущал уже долгое время. Сходил с ума не по ней. Точнее, не только по ней, но и из-за всего, что случилось с ним и с ней, когда они познакомились. Сходил с ума так, что выворачивало наизнанку, когда она была рядом, и титанических усилий стоило сохранять непроницаемое, безразличное выражение лица. Как и сейчас. Что ему было делать? Молча сходить с ума, потому что его выводила из себя эта её тупая возможность видеть его, читать, как книгу. Потому что его бесило её поведение, её позиция «ничего не происходит». Потому что его до одури привлекали её губы. Потому что его убивал и возвращал к жизни звук её голоса, когда она была подавлена. Потому что она стерла к чертям последнюю черту между ними и прильнула к его губам поцелуем, которого он никогда не осмеливался подарить ей. И от вкуса её пухлых, нежных губ он сходил с ума. — Мне не нужна защита, — шептала она прерывисто. — Дай мне другое. Другое. И он давал, проводя ладонями по её до потери пульса сладко пахнущим волосам, обнимая её плечи, которые вздрагивали от плача и от волнения, талию, целовал её скулы, раскрасневшиеся щеки, шею. Обжигал горячим дыханием её всю. А взгляд его карих глаз, как растаявший шоколад, растекался по ней и обволакивал своим теплом. Она впервые его чувствовала. Не ветер, холод, отстраненность, равнодушие, безразличие. Она чувствовала тепло, в котором было все. Анджела перестала ощущать свое тело. Оно словно таяло, как воск под пламенем свечи, становилось мягким, податливым. Она млела от нежных, но уверенных прикосновений к обнаженной коже, когда Джон одним движением стянул с неё футболку. Девушка сжала в ладонях ткань его белоснежной рубашки, которая, она точно помнила, стоила двести долларов, обняла его за шею. Пальцы принялись лихорадочно расстегивать пуговицы, но путались, срывались. Константин немного отстранил брюнетку и, быстро справившись с надоедливыми пуговицами, снова прижал её к себе, уткнувшись в плечо и прикусив нежную кожу. Анджела тихо простонала, сильнее сжав крепкие мужские плечи. Цепочка рваных поцелуев остановилась на её ключицах, и Джон, подняв голову, встретился с помутневшим от вожделения взглядом темно-зеленых глаз. Она смотрела на него со всей нежностью и преданностью, на которые способна только девушка. Мужчина не смог бы выразить подобного при всем своем желании. Он чувствовал её любовь в каждом движении, в каждом жесте. Единственное, что он мог дать взамен, — прижаться разгоряченной щекой к её щеке, влажной и липкой от слез и поцеловать в висок, и даже там был явственно ощутим учащенный ритм биения её сердца. Она дрожала, а он чувствовал это всем телом, прижимая её к обшарпанной стене, с которой начала слезать штукатурка. Казалось, даже воздух вокруг накалился до предела. И Константин очень хорошо ощутил это, когда Анджела опустилась перед ним на колени, целуя напряженный живот и несмело берясь за пряжку ремня. Тяжелая ладонь экзорциста легла на плечо брюнетки. Веки опустились на его карие глаза. Каждое движение девушки заставляло его мелко дрожать и перебирать её волосы, собирая их на затылке. Её плавно и садистски медленно двигавшиеся губы сводили с ума. С тонких губ сорвался протяжный стон, когда он ощутил прикосновение теплого влажного языка к своей плоти. Ему было жарче, чем в аду. Колени подкосились так, что Джон едва не очутился на полу рядом с Анджелой. Взяв ее за локти, резко поднял с колен и прильнул к её губам, чтобы снова почувствовать их вкус. Не прерывая поцелуя, сжал её бедра, скользнув проворными пальцами к молнии брюк, которые через мгновение сползли по её ногам вниз. Девушка сделала движение, чтобы перешагнуть через них, и тут же оказалась на руках Константина. Прижалась своими бедрами к его, дрожа непонятно от чего. Она задыхалась, то ли от жары, то ли от желания, и резко выдохнула, когда ее спина коснулась прохладных простыней. Нижнее белье, мучительно сдавливавшее грудь и бедра, было отброшено на пол, а к девичьему лону прикоснулись чужие губы. Брюнетка стонала, зарываясь пальцами в растрепанные черные волосы Джона. Небольшая грудь часто вздымалась, бедра приподнимались. Она хотела быть еще ближе. Он понял её желание и, отстранившись, оставил легкий влажный след на выступившем своде ребер, поставил ладони по обе стороны от девушки. Медленно вошел в нее. Громкий стон был пойман его губами, по которым скользнула довольная ухмылка. Он больше не мог скрывать того, что чувствовал. Он был живым, он ощущал, как проникает в него каждый её вздох, как каждый её взгляд жжет его изнутри. Он ощущал, как раздаются стены, как он освобождается из-под давления своего маленького мирка, в котором он почему-то мог существовать без нее. Он ощущал жизнь, ощущал её рядом, повсюду, везде, она кружилась вокруг в дикой пляске и кричала, показывая, что он теперь может быть свободен от самого себя. Ему больше не нужно прятаться. В том числе от девушки, благодаря которой он обрел покой. Он был жив. Она была жива. Двое возродились из пепла своих страхов, тайн, и дышали новым воздухом, чувствовали близость новых себя друг к другу, но ничего не могли понять в тот вечер, плавно спустившийся в объятия ночи. Они. Были. Живыми. Вместе.