Воспоминания последних лет. Капитолина Крейн

— Знаете, с самого назначения Сенеки я чувствовала, что что-то будет не так. За неделю до получения мужем заветной папки… Я видела кошмар. Тогда во сне я видела своего Сена лежащим на полу. Фиолетово-синие губы, глаза распахнуты, а кожа бледная… Как сейчас помню, во сне я словно рвалась к нему, но меня держали. Хотелось кричать, но звука не было. Ужасный сон, такой реалистичный, что, очнувшись от него, я закричала в реальности. Меня колотила дрожь. Было так страшно… В чувство меня привел муж, обняв. — Лина? Что такое? — он был обеспокоен. Еще бы! Раньше я никогда не видела кошмаров и никогда не просыпалась среди ночи с криком. — Я видела такой страшный сон, — всхлипнула я, обняв его.- Тебя погубили. — Милая, это был всего лишь сон, — Сен мягко погладил меня по голове, прижимая к себе.- Я жив, здоров. Я рядом с тобой. Со мной ничего не случится. О! Если бы его слова сбылись! В ту ночь мне пришлось выпить снотворное, чтобы уснуть. Я боялась повторения этого кошмара. Однако в то утро появилось предчувствие, что… Этот сон был не простым. Никогда в подобное не верила, но тут почему-то была уверенность, что это было предупреждение. Неделю спустя он снова получил заветную папку. Утро его отъезда на работу было последним, когда я видела его. Сен поцеловал меня, детей, а после с улыбкой сел в машину. Как всегда элегантный, ухоженный. Таким я запомнила его в тот день. Если бы я могла… Я бы сделала все, чтобы должность тогда получил не он. Кто угодно, но не мой Сенека. На пару минут воцаряется молчание. На глазах Капитолины слезы, которые она собирает платочком. Она не плачет, держится, однако я вижу в ее глазах боль. Она до сих пор не отпустила это. Глубокий вздох и… — Снова началась череда забот. Мы старались с мужем созваниваться, хотя бы иногда. Предчувствие беды меня не отпускало. За заботами я о нем забывала, но стоило мне вечером остаться одной, как странная дрожь охватывала меня. Душа металась, чуя неладное. А ведь все было хорошо. Казалось, этот год не отличается особо от предыдущего в плане забот и дел. Мои родные живы и здоровы. Но ощущение, что что-то будет, не отпускало. Я стала ночевать с девочками в комнате, это помогало уснуть. После Жатвы в Капитолии начался небольшой ажиотаж. Доброволец из дальнего Дистрикта! Это был нонсенс. Однако в победу Китнисс не верили особо. Все знали и понимали, что в этом плане куда больше шансов на победу у Катона из Второго, но сам факт, что она стала добровольцем там, где никто не ожидал… Вызывал интерес. Я же… Увидела в ней отчаянную девочку, которая защищала сестру. Верила ли я в ее победу? Не очень, хотя признавала, что такие отчаянные люди могут удивить. А вот мальчик, который был с ней, Пит, мне понравился куда больше. Такому милому мальчику не место на бойне. Сесилии он тоже понравился, она изъявила желание при случае проспонсировать его. Оливия очаровалась Диадемой. Статная красавица, в Капитолии ей был бы обеспечен успех. Марк… Так и не вернулся из медицинских изысканий, — мягко улыбается Капитолина.- Как раз в то время он с Элен изучал тяжелые болезни. Что ни говори, а таковые были во все времена, просто у нас это умели лечить куда лучше. После этого он окончательно решил стать хирургом. Потом был Парад трибутов. Это было, конечно, потрясающе. Угольки привлекли к себе всеобщее внимание, даже затмив фаворитов из первых дистриктов. На Параде нам с Сеном не удалось увидеться. По предыдущим годам я знала, что у него много работы. Когда он был просто распорядителем, с этим было попроще. В любом случае, там нам встретиться не удалось, хотя на коммуникатор он все же прислал короткое сообщение. «Люблю», — женщина произносит это слово с такой нежностью.- Я ответила ему тем же. В ту ночь меня впервые отпустило ощущение тревоги. Я даже подумала, что наконец все наладилось. — Как вы относились к Китнисс? Верили ли в ее любовь и в любовь Пита? — задаю я важный вопрос. Споры об этом до сих пор периодически появляются в Капитолии. Она на некоторое время задумывается, видимо, формулируя мысль. — Честно… Сначала не очень. По крайней мере, на интервью я видела двух людей, связанных лишь общей малой Родиной, но не более. Точнее сказать, я верила Питу, в то, что он влюблен в нее. Его взгляд, поза, выражения лица — все выдавало в нем его чувства к ней. Китнисс же… По чести сказать, не очень она хорошая актриса, да и располагать к себе людей у нее получалось не очень хорошо. Она очаровала всех своим самопожертвованием, но не качествами. К тому же… В ней не было ни намека на то, что ей нравится Пит. Не было, пока они не оказались на арене. Только тогда что-то в ней проснулось, видимо, опасность обстановки сработала. В это время я смогла ими немного проникнуться. Девочки делали ставки, кому улыбнется удача, один раз едва не поссорились, благо вовремя успели остановиться. В Капитолии же тем временем на пике популярности были Несчастные влюбленные из Дистрикта-12. Им сочувствовали, верили, переживали. Для чутких капитолийцев их обреченные отношения были чуть ли не личной трагедией. Все чаще звучала мысль: — О, если бы им позволили победить вдвоем! И чем чаще и больше об этом говорили, тем более серьезным становился оборот дела. Идти против масс — авантюра опасная, но не опаснее игры с властями. Народ знает чего хочет, но это идет вразрез с традициями. Такое обычно не поощрялось. Единичных недовольных устранить было бы проще, чем угомонить толпу. Я скучала по мужу. Отношения Пита и Китнисс слегка бередили душу. Несмотря на опасность, они были в какой-то мере вместе, а Сен… Далеко от меня. Трудился на наше благо. Звонки мало помогали, все же это не заменит объятий и личного присутствия человека. Накал страстей стал больше, когда Сенека объявил новое правило. Я не знаю, что его подвигло к этому. Однако в этот момент моя тревожность вернулась. Опасно было менять правила, к тому же… Кто знал, что он задумал? Ловушка ли это? Но народ возликовал — их любимцы могут получить свое «долго и счастливо», Нечастные влюбленные получили шанс. Как сейчас помню вопрос Цезаря на интервью со мной: — Капитолина… Может ли быть так, что ваш муж тоже проникся их чувствами и, вспомнив свои к вам, дал им шанс? — Не могу сказать точно, Цезарь, — я тогда сделала легкий и непринужденный вид.- Задумка Сенеки не должна быть раскрыта, пока не будет все готово. Хороший мастер не раскрывает тайн, не так ли? И по сей день я не знаю, было ли то давлением общественности или его уловкой, а может и правда сочувствием к ним. Учитывая финал, я бы сказала, что уловка, но быть уверенной точно я не могу. Однако отрицать, что это были весьма горячие Игры, нельзя. За день или два до финала я снова увидела кошмар. Тревога в разы возросла. Я даже решила посмотреть Игры, чтобы не думать об этом. Нервы были как натянутая нить, а шоу немного отвлекало. Дети в вечер финал были со мной. Мы чуточку баловались, пока на фоне шла борьба за жизнь и счастье. Такой беззаботный миг, как затишье. И среди этого, внезапно развернулась драма — правило отменили. Этого поворота никто не ожидал. Даже я замерла. Мне тогда подумалось: «Сен, как же так?». Заставили ли его? Это действительно уловка? Что? И тут Китнисс достала свои ягоды. Последние мгновения… А после их были вынуждены объявить победителями вдвоем. Дети порадовались за пару, а я… В голове что-то кольнуло и в сердце. Я снова ощутила тревогу, но в этот раз серьезную. Предчувствие беды сверкнуло молнией. Гром ее дошел спустя два часа, когда нам пришло последнее его сообщение. «Я вас очень сильно люблю». Короткое, но в нем угадывалось прощание с нами. Конечно, паниковать было еще рано. Я уложила детей спать, а сама заметалась по дому, никак не успокаиваясь. Тревога билась в голове как гонг в начале Игр. Я не знала, куда себя деть, ожидая вестей от Сена. Время шло, но ничего не менялось. Никаких вестей. Они ударили утром. В 7 утра пришел один из распорядителей. Он попросил меня проехать с ним. По его лицу я поняла, что что-то случилось. — Для чего я вам нужна? — все же спросила я. — Узнаете на месте, — кратко ответили мне. Я быстро собралась и через полчаса…- Капитолина умолкает. Воспоминания все еще болезненны, и я даю ей время с этим справиться. — Я никогда не видела кабинет Сена, однако в тех кошмарах мне казалось, что это был именно его кабинет. Когда меня привели туда… Все было один в один, как в тех кошмарах. Стол, стул, шкафы, знакомого цвета стены… И на полу мой муж. — Мы нашли его час назад здесь, — оповестили меня. Я сначала думала, что это снова сон, но нет. Я закричала, и звук был. Моего Сена не стало. Какую же боль я испытала! Любимый муж покинул меня навсегда. Сейчас я уже не помню, как меня вернули домой, что было… Помню только то, что не могла все сказать детям. Рыдала как ненормальная, меня смогли усыпить только с помощью успокоительного. Элен привезла как раз Марка домой и все узнала, она же и усыпила. Потом неделя как в тумане. Пока в Капитолии радовались победе «любви», я страдала от ее потери. Пока их чествовали, его тихо убрали. Гораздо позже, я поняла, почему так случилось, но боль меньше от этого не стала. Дети… Для них это тоже был такой шок и ужас. Любимый папа больше не вернется — это трагедия. Бедная миссис Крейн… Это был такой удар для нее! После этого она уже не оправилась. Здоровье пошатнулось настолько, что она больше не появлялась нигде. Также она не стала пускать чужих в дом. Ее муж более стойко все перенес, но и он тоже закрылся и стал слабоват здоровьем. Выходил он потом в свет редко, только в сопровождении кого-то из семьи. Элен была с нами рядом, но после случившегося еще долгие годы она не могла улыбаться. Тисий тоже тяжело переживал, но у него уже была своя семья, которая помогла ему морально, к тому же на его плечи по большей части легла забота о родителях. В это время пришла помощь, откуда не ожидалось. Плутарх Хэвенсби выбил для меня с детьми месяц на «дачах». Он был уверен, что нам нужно пока побыть подальше от всего того, что сейчас творилось. От имен победителей, от шумной пустой жизни, от воспоминаний… От всего. В чем-то он был прав. Нам нужен был перерыв, чтобы прийти в себя. Я до их пор ему благодарна за то, что на месяц выпала из привычной жизни. В течение месяца мы находились в тишине и покое, приходили в себя. Дети ночевали со мной в одной комнате, потому что периодически у нас по очереди случались срывы. Первую неделю я просыпалась от кошмаров, а потом истерично плакала в подушку. Марк старался нас успокоить, но его юношеские нервы тоже были не бесконечны, у него начались проблемы со сном. И вот так по кругу, пока потихоньку мы не начали привыкать. Не хотелось этого делать, хотелось вернуться в то время, когда все было замечательно, но… Ничего уже было нельзя изменить. Нам оставалось только с этим смириться и найти в себе силы и желание жить дальше. Другой вопрос откуда их было взять? Однажды я видела во сне Сена. Мы как будто гуляли по тому самому парку вместе, смеялись и радовались. Потом его позвали и он ушел, оставив меня одну. Очнувшись, я заплакала. Даже во сне он ушел! Как жестоко подшутило надо мной подсознание. Чуть позже… Одной ночью я посмотрела на детей. В каждом из них нашлось отражение моего любимого мужа. Меня тогда как током поразило — вот оно. Те, ради кого мне нужно взять себя в руки и продолжать вставать по утрам. Маленькие продолжения меня и Сена. Мне даже подумалось, что он был бы не рад, если бы я закрылась и забыла про них. Думаю, только тогда в мой утомленный горем разум пришла наконец хорошая идея. Ну или… Просто Сен дал мне подсказку. В любом случае, я стала заставлять себя оживать. Все болело, ныло, но я все равно старалась. Потихоньку я начала готовить завтраки рано утром. Разминала руки тем, что подкрашивала девочек на день. Помогала Марку повторять изученные материалы. Через месяц мы потихоньку начали восстанавливаться. По крайней мере, яркие вспышки эмоций уже были пережиты. Да, слезы все еще лились сами от воспоминаний, а внутри все болело, однако теперь это уже не были долгие истерики. Мы научились просто перекидывать мысли на другие дела. Такой был первый месяц.