О рождестве и романтике

      Снег воздушными хлопьями медленно опускался на землю, уже покрытую девственно белым полотном, сотканным из тончайшего кружева идеально ровных кристаллов чистого льда. Тяжелыми пушистыми клочьями оседал на ветвях деревьев, ограждениях и скамьях в парке, легко исчезал в зеркальной глади пруда, едва коснувшись поверхности.       Тревожно расходились круги на воде, наползая друг на друга и беззвучно ударяясь о серую ледяную пленку и темные прибрежные камни. Широгане поднял голову, отряхнув меховой воротник зимнего пальто, и зябко повел плечами. Облачко пара легко сорвалось с приоткрытых губ и стремительно растворилось в морозном воздухе. Погода была на редкость располагающей к прогулке, и Широгане в очередной раз за сегодня подумал, что этот настойчивый великовозрастный мальчишка, по роковому недоразумению носящий титул короля, наверняка все спланировал. Выбрал день, посмотрел прогноз погоды и целенаправленно, шаг за шагом, намеками и случайными вопросами начал, выражаясь человеческим языком, капать ему на мозги. И ведь получилось же. Вытащил же из родных и уютных стен дворца в эту пеструю человеческую действительность, и без того за долгие годы изгнания набившую оскомину. Широгане стиснул зубы и, прикрыв глаза, медленно выдохнул.       Мимо торопливо прошла пара молодых людей. Девушка резко оборвала эмоциональный монолог на полуслове, едва завидев Широгане. С лица юноши исчезла улыбка, когда он проследил за взглядом своей спутницы. Широгане только приподнял воротник и отвернулся. Их тихий шепот за спиной он уже не расслышал. Люди… Сколько же внимания они уделяют своей стремительно увядающей физической привлекательности. Они создали целую индустрию красоты, позволяющую любому человеку с заурядными внешними данными стать гораздо востребованнее у целевой аудитории. Естественная, излишне безупречная для органической формы жизни красота Широгане их либо восторгала, либо пугала. Сам Широгане своей биологической оболочке не удивлялся и не восхищался. Забота о ней занимала его мысли меньше всего. Но объективно он понимал, что хорош, что производит впечатление на обычных людей, которые порой застывали, сталкиваясь с ним лицом к лицу. И это здорово помогало в ритуале обращения. Сейчас же Широгане не ощущал ничего, кроме раздражения и бессильной злости на Акиру, который настоял на использовании доппельгангера. Ему, видите ли, захотелось провести с Широгане несколько часов в человеческом мире подобно обычной среднестатистической паре… друзей. Ну разумеется, спят они тоже исключительно по причине непреодолимой дружеской симпатии. Только вот, если вполне органичная, земная красота Акиры не вызывала ни у кого удивления, то Широгане не мог затеряться даже в разношерстной толпе туристов. Здесь, в Японии, с навязанными ей стандартами европейской красоты, Широгане выглядел не то что белой, а вовсе не вороной. До чего же хорошо было наблюдать за правилами игры этой реальности, будучи обыкновенной, непримечательной тенью. Когда-то давно. Когда Широгане еще и подумать не мог, что сопливый мальчишка Никайдо Акира откажется быть расходной пешкой в политических интригах и окажется гораздо ближе, роднее и понятнее, чем вся тысячелетиями лелеемая система ценностей в мире Баланса. Естественно, подобное никогда не обсуждалось. Не было необходимости, потому что Широгане не любил демонстрировать свои чувства, а Акира терпеть не мог искусственности и сентиментальщины в отношениях. И как-то совершенно неожиданно они оба поняли, что способны не только стоически терпеть общество друг друга, но и быть вполне счастливыми в короткие моменты близости.       С глухим звуком что-то шлепнулось о тяжелую ткань пальто. Удар пришелся в левую лопатку, и Широгане, небрежно пожав плечами, обернулся. Эта непривычная и отвратительная имитация человеческой оболочки снижала боевой потенциал и притупляла ощущение присутствия постороннего фактора. Широгане в очередной раз отругал себя за беспечность, немыслимую для короля, и, прищурившись, раздраженно вздохнул.       С хитрой улыбкой нашкодившего семиклассника Акира стряхнул остатки снега и потер влажные покрасневшие ладони. Двенадцать лет насыщенной жизни венценосной особы мало что на самом деле изменили в его внутреннем мироощущении. Да, в чем-то он, несомненно, изменился: стал осмотрительнее и сдержаннее в высказываниях, возмужал и окреп, научился разумно пользоваться своим положением, юлить и изворачиваться как заправский политикан. Но в глубине души оставался все тем же своенравным и задиристым мальчишкой с перфекционизмом в крови на молекулярном уровне.       Застегнув молнию зимней спортивной куртки, Акира подошел к Широгане, оценивающе скользнул взглядом по его фигуре и, удовлетворенно кивнув, резюмировал:       — Прилично выглядишь.       Широгане усмехнулся, отведя взгляд. Он уже знал по реакции случайных прохожих, что угадал с образом.       — С каких пор «по-человечески» стало тождественно слову «прилично»?       — С тех самых пор, как ты понял, что ничто человеческое тебе не чуждо, и увлекся мной.       Внутри шелохнулось нехорошее, мстительное желание приструнить излишне самоуверенного мальчишку. Но Широгане с поистине королевским великодушием сдержал сиюминутный порыв и решил дать Акире редкую возможность покрасоваться. Ну пусть распушит хвост, пусть похвалится. В конце концов, сам Широгане не был щедрым на похвалу и участие даже тогда, когда Акира явно того заслуживал. Колоссальная разница в менталитете и мировоззрении влекла за собой целый пласт проблем межличностного общения. Они часто не понимали друг друга, ссорились до кроваво-красной пелены перед глазами и расходились в полном убеждении, что больше никогда… никогда не заговорят на провокационные темы.       Это касалось не только и не столько политики, сколько неумения Акиры существовать в отношениях и нежелания Широгане привыкать к причудам молодого партнера. И лишь в одной сфере у них не возникало разногласий: юность и свежесть отношений всегда отличаются хорошим, горячим сексом. В этом Широгане убедился на личном опыте. В области сексуальных предпочтений они оказались удивительно похожи. Но Широгане прекрасно понимал, что одним сексом проблему не решить и отношения не выстроить, поэтому медленно и верно двигался навстречу чересчур активному Акире, как более сознательный и мудрый партнер. А с какой стати еще ему являться в человеческий мир с его дикими гирляндами, переливающимися ядовитыми цветами, ненавистными пухлыми сердцами и невыносимыми ангелочками с умильными детскими личиками? Что нашло на его привычно непритязательного в плане романтики Акиру, раз уж он не постеснялся приволочь Широгане в это рождественское безумие? Нет, Широгане не недоумевал, он совершенно точно закипал, до четкого ощущения поднимающейся из недр души бурлящей черной ярости. Его безмерно раздражало то, что он вынужден жертвовать собственным комфортом. И ради чего? Ради стереотипных человеческих представлений о романтических отношениях?       Широгане предпринял слабую попытку сбежать:       — У меня много работы. Не уверен…       — Ничего с Темным королевством не случится, пока его правитель отсутствует на рабочем месте, я тебя уверяю, — уверенно перебил его Акира. – Расслабься, Широгане, тебе понравится.       Вот в этом Широгане небезосновательно сомневался.

* * *

      — О, Свет! Широгане, ты выглядишь так, будто я веду тебя на пытку! – со смехом сказал Акира, толкнув дверь в маленький магазинчик, скрытый в глубине квартала недалеко от станции метро.       Именно так Широгане себя и ощущал – под пыткой. Ну не любил он человеческие праздники, эти смешные традиции, разговоры и необходимость строить из себя приветливого и радушного хозяина или счастливого, любезного до зубного скрежета гостя, друга, сопровождающего. За редким исключением строго регламентированных дворцовых мероприятий, милее всего на свете ему были стены его рабочего кабинета: полки, заставленные любимыми книгами, беззвучный регистратор, документы, тишина и безмятежность. Никакой суеты, никаких посторонних звуков. В этом был сам Широгане – непроницаемая темная бездна. И он очень не любил, когда возникала необходимость мириться с реалиями быта ему чуждого и непонятного. Не любил, но приспосабливался.       Звякнул колокольчик, когда Акира захлопнул дверь за собой, и пожилой японец за прилавком поднял морщинистое лицо. Широгане тряхнул головой и провел ладонью по волосам, затянутым в высокий хвост. На небольшой коврик у входа с неожиданной надписью "welcome" тяжело осыпался снег.       Широгане ловко стянул с рук перчатки и огляделся. Книжная лавка, маленькая, небрежно забитая книгами со старыми, потертыми обложками или совсем новыми, свежими там, слева у окна, казалась уютной и по-своему приятной. И даже запах здесь был такой тонкий, ненавязчивый, хранящий тепло старины и человеческих рук. Не едкий и искусственный запах типографской краски и глянцевых страниц, а домашний, несущий в себе оттиск личной истории. Живые книги.       Широгане, оглянувшись, встретился взглядом с Акирой. Тот, широко улыбнувшись, вопросительно поднял правую бровь. Шальной блеск серых глаз стал ярким свидетельством внутреннего торжества. Акира был крайне собой доволен. Совершенный, безнадежно откровенный ребенок двадцати восьми лет от роду.       Благодарно улыбнувшись, Широгане прошел к полкам и принялся за изучение товара, краем уха слушая, как Акира здоровается со стариком у кассы, и у них завязывается короткий разговор. А впрочем, дела насущные владельца лавки, коим, по всей видимости, являлся старик, Широгане мало интересовали. Он только выяснил из разговора, что его назвали приятелем из Норвегии, который жутко увлекается всякой залежавшейся макулатурой. Подобная легенда Широгане не нравилась абсолютно. На норвежца он похож не был, и ни одного слова по-норвежски сходу вспомнить не мог. В Северной Европе он и недели не пробыл в те злополучные времена, когда искал Акиру. И Широгане готов был поклясться на Верховном контракте, что Акира отлично это знал и не смог пройти мимо возможности поставить Широгане в неловкое положение.       Старое издание «Мадфогских записок» Диккенса привлекло внимание. Широгане легко выудил книгу из плотного ряда разномастных корешков и осторожно приподнял обложку. Тираж небольшой. Хорошее состояние, чуть пожелтевшие страницы и ни единого намека на бывшего хозяина. Книга была старше Акиры раза в три, а личная история ее совсем не отличалась насыщенностью и экстравагантностью. Сколько же лет она бесцельно пылилась на полке и сколько равнодушных хозяев сменила? Широгане бережно провел пальцами вдоль кожаного корешка и неспешно отнял руку.       — Никогда не понимал, что ты находишь в нашей литературе.       В голосе Акиры звучало привычное недоумение. Каждый раз как в первый. Не разделял он букинистического увлечения Широгане и никогда не понимал этого полного равнодушия к современным книгам.       — Я не люблю людей, потому что слишком хорошо их знаю. Здесь, — Широгане покачал книгой в руке, – все их страхи, надежды, чаяния и пороки. Такая опрометчивая откровенность.       — Слишком патетично, — съязвил Акира и опустил левую руку на стеллаж. – Ты не любишь людей, потому что они очень на тебя похожи. Несимпатичное отражение, правда?       Широгане улыбнулся. Акира с успехом перенял у него и приемы психологического доминирования. Но на этом поприще опыт явно выигрывал у юности и амбициозности.       — Не отражение, Акира. Лишь грубая карикатура. Шарж. Я не могу полностью понять того, кем не являюсь. Однако…       Взгляд зацепился за корешок книги на нижней полке. «1984». Широгане всучил Акире «Мадфогские записки» и опустился на корточки.       — Ты читал Оруэлла?       Книга была в отличном состоянии с непримечательной обложкой угнетающего грязно-зеленого цвета, но особой ценности не представляла.       — Ну… «Скотный двор» читал. И у меня стойкое впечатление, что я все еще его читаю.       Ирония в голосе заставила Широгане поднять голову, и Акира весело улыбнулся. Это можно было бы с легкостью и по недальновидности принять за оскорбление, но шутки Акиры всегда балансировали на грани между сарказмом и откровенным нахальством.       — Смело, — строго заключил Широгане.       Односложный ответ каждый раз действовал на Акиру отрезвляюще. Сбивал с него эту невозможную, с годами приевшуюся спесь, и мгновенно обращал в того, оставшегося далеко позади, провинившегося ребенка, который стыдливо опускал взгляд перед Широгане. И между ними внезапно обнаруживалась пропасть глубиною в бесчисленное множество лет. Странные у них были отношения. Или просто другие. Не ложилась раньше на плечи Широгане ответственность за младшего партнера. Как учитель, он отвечал за действия Акиры. Как партнер, предпочитал думать, что мудрее и опытнее. Но только не в тех ситуациях, когда дело доходило до откровенных ссор. Тогда они совершенно неожиданно менялись ролями, и успокоившийся Акира шел мириться с разгневанным Широгане. Да, их связь была принципиально другой, но не менее прочной.       — Держи, — примирительно сказал Широгане, протянув Акире изученную книгу.       — Мы же вроде договаривались не дарить друг другу подарки.       — Так платишь все равно ты. Какой же это подарок? – усмехнулся Широгане и поднялся.       Некоторое время Акира молчал, пребывая в явном замешательстве, а потом проворчал:       — Действительно.       Сдержанно улыбнувшись, Широгане прошел к следующему стеллажу. Сейчас было явно не самое лучшее время, чтобы начинать серьезный разговор об опасности заигрывания с криминальными авторитетами. Или наивный Акира-кун предпочитал думать, что Широгане не знает, откуда у этих двух неразлучных друзей регулярно появляются приличные суммы японской валюты? У Ко смертельно опасный авантюризм был в крови. Акира, очевидно, тяготел к всевозможным интригам, срыву сделок и перетасовке карт в руках обленившейся верхушки. А эта верхушка предпочитала решать проблемы быстро и радикально. Играть с огнем Акира так и не разучился. Широгане одно время здорово нервничал и переживал, за демонстративным равнодушием скрывая истинный масштаб своих волнений, но, в конце концов, признал: чем бы дитя ни тешилось… Лишь бы возвращался живым и здоровым. Акире нужны были деньги, и Ко обеспечивал им самый простой заработок. Наверняка глубоко внутри Акира искал оправдание своим бесчестным действиям и находил его в создании глобальных проблем для преступной биомассы. Так ему было проще торговаться с совестью. Юноша, которому рано пришлось повзрослеть, он жаждал банальных человеческих развлечений, и для их получения нужны были банальные человеческие деньги. Широгане отчасти понимал и принимал его желание развеяться в основном по той прозаичной причине, что Акира был честным и до мозга костей верным. А еще, вероятно, достаточно умным, чтобы ради случайной интрижки не жертвовать продолжительными отношениями с Широгане.       Спустя сорок минут бесцельной возни в книжном магазине поистине героическое терпение Акиры дало сбой. Энтузиазма в действиях заметно поубавилось. Он демонстративно вздыхал, складывал руки на груди и переминался с ноги на ногу, поглядывая на Широгане с убийственным безразличием. В ответ Широгане неспешно перебирал книги в руках, бесконечно листал страницы, грустно вздыхал и принимался снова перебирать, листать, вздыхать… И все настолько провокационно медленно, что Акира в какой-то момент сдался и воззвал к редким очагам гуманности Широгане. Но Широгане был неумолим. Он совершенно спокойно пригрозил Акире: если тот не уймется, то в подарок на тридцатилетие получит очередную книгу по медицине середины девятнадцатого века. О, да, это было комично. Когда в двадцать два года Акира открыл для себя проблемы акушерства позапрошлого века и очень долго ходил под впечатлением от прочитанного, периодически преследуя Шисуи и зачитывая ему особенно полюбившиеся абсурдные моменты. Акиру возмущала дикость и откровенная глупость приведенных в тексте рекомендаций. И тогда своей непосредственностью и любознательностью он был особенно похож на Рюуко.       Широгане перехватил книги в руке поудобнее.       — I finished, — улыбнулся он, проходя мимо Акиры по направлению к продавцу.       В конце концов, он турист из Норвегии и свободно говорит по-английски.

* * *

      — Шисуи и Хомураби скоро будут. Просят их дождаться, — сказал Акира, отключая дисплей смартфона и убирая его в карман.       — Ясно.       Широгане передал Акире один пакет с продуктами и устало выдохнул в сонливое безмолвие стремительно наползающих сумерек. Вдалеке, за черным овалом пруда и оградой ветвистых деревьев, россыпью ярких огней возвышались небоскребы. Переливались дикими, кричащими цветами рекламные щиты и огромные экраны. Изредка доносился гул машин, проезжающих где-то рядом с парковой зоной. Здесь, на расстоянии от бурлящей, вызывающей человеческой жизни, Широгане ощущал себя вполне комфортно. Земной мир мог быть гораздо более совершенен, если бы глупые, нерадивые создания научились ценить ту безупречную в своей естественности красоту, что их окружает. Яркость искусственных тонов Широгане раздражала. Нет, отнюдь, он не ратовал за блеклость и безжизненность палитры мрачных красок. Его, познавшего гармонию монохромного мира, раздражала абсурдная и помпезная картина человеческого мира, по наивности и непониманию цепляющего на серые лица городов аляповатую мишуру.       Над головой зажегся одинокий фонарь, постепенно увеличивая яркость и разгоняя неуверенную синеватую тьму. Под ладонью громко зашуршал целлофан, когда Широгане размял затекшие пальцы. В гипермаркете они набрали продуктов на два полных пакета, поскольку Акиру неожиданно посетило редкое кулинарное вдохновение. И это железно означало только одно – ужина к назначенному сроку ждать не придется. Очень повезет, если профессиональные повара с заведующим по кухне не дадут Акире полностью испортить то съедобное, что останется после его творческих экспериментов. Он почему-то находил нечто чрезвычайно интимное в процессе поглощения пищи, приготовленной собственными руками. Как невозможно романтично. С человеческой точки зрения, разумеется. Быть может, Широгане все еще плохо его знает? Стоит проверить, ведь насколько Широгане мог судить о клише стандартных романтических ситуаций, момент сейчас был весьма подходящий.       — Должен сказать, все оказалось не настолько отвратительно, — выдал он заготовленную заранее дежурную фразу.       — Да брось, Широгане. Я тебя знаю двенадцать лет. Сейчас ты просто в восторге, что я не потащил тебя в торговые центры или кинотеатры.       — Рестораны.       — Что «рестораны»?       — Ваши рестораны я тоже не люблю.       — Ты просто слишком привлекаешь к себе внимание, — сказал Акира, поворачиваясь к Широгане.       — Это не моя вина.       — Еще как твоя.       Уверенность Акиры в своей правоте заставила Широгане приблизиться и взглянуть ему прямо в глаза.       — На меня твои штучки уже давно не действуют, — гордо заявил Акира, когда пальцы Широгане потянулись к его куртке.       — Что же. Давай проверим.       Широгане коснулся рукой холодной глянцевой ткани, небрежно стряхивая крупицы снега. Ладонь согрела металлический бегунок на молнии, и Широгане, особенно не церемонясь, сжал пальцами мягкий воротник куртки. Резкий рывок на себя. Отвратительный шорох пакетов. Ничуть не смущенный взгляд. И невольный выдох Акиры неспешно осел на губах Широгане. Между ними оставалось не более пары дюймов смешанного горячего дыхания. Губы Акиры растянула до боли знакомая нахальная улыбка.       — Черт, Широгане, ты такой романтик.       Поцелуй вышел сумбурным, порывистым, преисполненным внезапной страстью. И если Широгане отлично умел себя контролировать и всему знал меру, то Акира, как свойственно вспыльчивой юности, шел на поводу у собственных чувств и особенно физических ощущений. Теплые, обветренные на морозе губы то и дело изгибались в улыбке, когда Широгане ослаблял напор, задерживаясь на легком касании. Дыхание обрывалось на полувздохе. Пальцы сильнее впивались в теплый материал подкладки. В какой-то момент Акира вдруг рискнул проявить инициативу и положил руку на затылок Широгане. Кожу обожгло от резкого прикосновения ледяного щелка волос. И спустя еще один удар заполошного сердца Акира шагнул за черту. Широгане почувствовал это в зашкаливающем жаре близости — по настойчивым влажным губам, напряженному телу, небрежным действиям. Он разжал пальцы и осторожно надавил ладонью на грудь, отстраняя разошедшегося Акиру.       В глазах влажный лихорадочный блеск, сквозь зубы шумное рваное дыхание – Широгане верно считал информацию. Акиру легко было раздразнить, завлечь и трудно остановить, когда он окончательно терялся в вихре по сути простых и естественных ощущений. Молодой и горячий, он раз за разом беспечно поддавался на провокации и не всегда понимал, что испытывает сам себя на прочность.       — И что это было? – тихо спросил Акира, все еще глядя на губы Широгане.       — Я слышал, люди зачастую используют практику поощрительного секса. Это была прелюдия.       Акира, казалось, иронию в голосе Широгане не расслышал. Или сделал вид, что не расслышал.       — Ты мог бы просто сказать спасибо, а не уподобляться животному, — он ухмыльнулся.       — Наглец, — с улыбкой протянул Широгане, отступая на шаг.       Снег заскрипел под подошвами ботинок, разрывая замерзшую тишину парка.       Как иронично. Видимо, в скором времени Широгане также придется признать, что ничто животное ему не чуждо. И пока Акира находится на низшей ступени эволюционной лестницы их отношений, Широгане готов с успехом играть роль примитивного органика. И, возможно, где-то в глубине души он был рад потратить еще тысячи и тысячи лет на восхождение к вершинам Гармонии. Учитывая сложный и тяжело идущий на компромисс характер обоих партнеров, это восхождение точно не обещает быть скучным.       — Я тут подумал, — нарушил молчание Широгане. – О Хомураби, как ни странно.       Акира кивнул.       — Да, это очень странно. И что с Хомураби?       — Скажи, Акира, в каких пределах варьируется твое «прилично» применительно к внешнему виду Хомураби.       — Не знаю. С Хомураби я не сплю.       Широгане тяжело вздохнул. Он явно поторопился с выводами. Несколько тысяч лет – это слишком короткий срок для человека, думающего не тем органом.