Пьяное солнце

      Огненный калифорнийский закат вскрывает вены, заливая небо над древней пустыней тёмно-бордовой кровью. Солнце, спотыкаясь о забрызганные алым облака, покачиваясь, расплываясь и вновь собираясь воедино, навсегда уносит за собой этот крошечный день.       Северо-восточный ветер, выкладывающий из розового песка узоры в виде полумесяцев, с каждой минутой отнимает у земли часть её тепла. Я смотрю на песчинки, летящие мимо моих ног, и чувствую, как холодеют пальцы.       Кто-то когда-то сказал, что Криса можно посылать за смертью. Брошенное на воздух замечание оказалось пророческим. Крис бывал с ней настолько близок, что она позволяла ему прикоснуться к себе рукой, прижаться губами. Она обнимала его в ответ, вцепляясь, оставляя незаживающие раны, а затем отпускала, разрешала вернуться, что удаётся очень немногим.       Есть ли более подходящее для мыслей о конце жизни место, чем пустыня? Нет, но на этот догорающий день и наступающую ночь мы с Крисом станем бессмертными, мы станем частью вечной дикой природы.       Не вижу, но чувствую движение за спиной. Крис возвращается с откупоренной бутылкой красного вина и садится рядом на покрывало. Беру бутылку из его руки, дотронувшись до его бледных худых пальцев, и наполняю бокалы терпким алкоголем цвета венозной крови.       Мы снова оказались здесь. В этом месте Крис родил своего шестого, самого любимого ребёнка, отсюда несколько месяцев назад он уехал и скоро уедет снова. Я знаю, что он может найти себе новый «дом» и остаться там, но думать об этом сейчас нет смысла. Только не сегодня.       За время, пока я видел его только на фотографиях, у него так отросли волосы. Багряный свет, будто искра по фитилю, бежит по его шёлковым прядям, постепенно поглощается чёрным блеском и на кончиках угасает.       Винные искры проскакивают в его тёмных глазах. С пылающего горизонта он переводит взгляд на бокал, в котором беспощадно на протяжении долгих лет топятся боль и удовольствие, тревога и восторг, страх и надежда. В который капают, растворяясь, слёзы.       Придвинувшись ближе, я подливаю вино. Рассматриваю Криса вплотную, не пытаясь поймать его взгляд. Я вижу несмывшиеся серебряные блёстки в его волосах, на белых скулах, впалых щеках, накрашенных изогнутых ресницах. Он устраивается удобней и опускает голову мне на плечо. Отставляю в сторону наши пустые бокалы и кладу руку поверх его кожаной куртки, за тонкую талию прижимая его к себе.       Из-за скал в небо с криком взмывают тени огромных воронов. Расправив крылья, они плывут по багровому океану, огибая рифы-облака, выпрыгивая над поверхностью и снова ныряя до самого дна.       Крис вздрагивает, и я перемещаю руку, зарываясь в его атласные пряди. Успокаивающе глажу его кончиками пальцев, наслаждаясь прикосновением к мягким, идеально выпрямленным волосам. Утыкаюсь носом ему в макушку, чтобы вдохнуть запах его шампуня, и Крис поворачивается ко мне, обвивая меня руками.       Теперь в пламенном свете мы горим вдвоём. Солнце огибает нас, приближаясь к горизонту, чтобы уйти и больше не вернуться. Вороны умолкают и, сделав прощальный круг, устремляются к земле. Кажется, будто краснеющие вершины скал покрыты кровью разбившихся птиц.       Целую Криса в мягкую, нежную щёку, в тонкие губы, стягивая с себя и с него куртки. Опускаю его на покрывало и нависаю сверху, устроившись между его разведённых ног. Он смотрит на меня нетрезвыми сверкающими глазами, полными бесценного подарка с его стороны – доверия. Он похож на японскую фарфоровую куклу – такой маленький, тонкий и хрупкий, что каждый раз, когда я беру его, я боюсь что-нибудь ему сломать.       Стягиваю с него футболку и кладу руку на его вздымающуюся грудь. Чувствую гулкое биение его измученного сердца, веду рукой вниз по выступающим рёбрам, плоскому животу и дальше, впитывая жар и нежность его тонкой кожи. Он выгибается навстречу моим касаниям, закрыв глаза и полностью отдаваясь ощущениям. Раздеваемся до конца, приникая друг к другу настолько, насколько это возможно, и согреваем холодный ночной ветер, ласкающий наши влажные горячие тела.       Пьяное солнце тонет, удлиняя историю на один день. Перед закрытыми глазами мелькает свечение его алого гало. Догорающий закат из последних сил полощет лезвием по нашим венам, чтобы забрать нас с собой. Истекая кровью, агонизируя, теряя последние капли, в последнее мгновение мы чувствуем себя как никогда свободными, как никогда живыми. Мы становимся единым целым, прежде чем умираем вместе с истлевшим днём, обессиленные и обескровленные.       Но этой ночью мы не можем умереть навсегда. Песок впитывает кровь и пролитое вино, и вскоре мы открываем глаза. Мы возвращаемся к жизни в объятиях друг друга, под чёрным небом, усыпанном серебряными звёздами, и я не понимаю, где заканчивается небо и где начинаются усеянные блёстками волосы Криса, вновь засыпающего на моём плече.       Ночью пустыня остывает, и мы остываем вместе с ней. Заворачиваю Криса в покрывало, обсыпаясь прилипающим песком, и несу домой по бархатным чёрным дюнам. Прижимая его к себе, вслушиваюсь в его спокойное дыхание, в тихий шёпот ветра, в едва уловимый шорох собственных шагов, и эти звуки соединяются в один неразделимый голос вечной пустыни, спасшей нас в этот пламенеющий закат.