ID работы: 3913164

Ты - мой самый любимый немец...

Слэш
NC-21
Завершён
153
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
39 страниц, 4 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
153 Нравится 26 Отзывы 41 В сборник Скачать

Сапогом по губам. И плетка.

Настройки текста
Слышу твой треклятый голос даже здесь... Он четко отбивается от белого кафеля просторной ванной, несмотря на то, что нас разделяет целый этаж твоего особняка. Твоего... Хочется смеяться от того, что ты с такой легкостью присваиваешь себе любую понравившуюся вещь, вне зависимости от мнения ее хозяина. О, прости! Конечно же ты спрашиваешь его мнения, вот только слова отказа оказываются последним, что ты слышишь от него. Почти тоже самое ты сделал и со мной, а может, даже и хуже. Я бы умер. Я бы лучше умер, чем еще раз услышал твой смех, от которого стынет кровь и сердце сжимается в жалкий комочек, ведь это заставляет превратиться в ту самую приглянувшуюся тебе вещь, причем дешевую, если судить по твоему с ней обращению! Знаешь, возможно, я даже хочу сказать тебе спасибо. Нет, правда, спасибо тебе за то, что ты открыл мне глаза. Ведь раньше я так всего боялся, а от мысли о вполне реальной смерти хотелось рыдать и биться в истерике. Но теперь все иначе. Теперь я готов. Прямо сейчас, в этой ванной. Пока ты верно напиваешься в гостиной со своими самыми близкими друзьями, попутно обсуждая с ними то, где и в какой же еще неприличной позе трахнешь "Эту рыжую суку"; думаешь о том, что я здесь в очередной раз зализываю раны, потому что тебя бесит кровь на твоих белоснежных простынях; уже готовишь для меня очередное наказание из-за пустяка, а я делаю то, за что ты бы точно превратил мое лицо в кровавое месиво, наплевав на то, что оно тебе очень нравится. Да, Мелькор, я порчу твою самую любимую игрушку - главу всей коллекции. Тело уже покрылось гусиной кожей, но скорее от остывшей воды в ванной, чем от мыслей о тебе. Я специально вырезаю узоры покрасивее. Все для тебя, мой самый любимый немец. Ведь ты у нас ценитель искусства, любитель всего прекрасного, утонченного, но при этом с больным желанием изуродовать эту красоту, дабы показать свою силу, словно маленький ребенок, который ломает все игрушки, чтобы привлечь внимание родителей. Что ж, если ты так любишь искажать суть красоты, то, думаю, тебе понравится моя работа...

***

А помнишь, как все начиналось? Боже, опять ты вызываешь у меня нервный смех! Конечно же ты помнишь, ведь каждую ночь мы вместе любуемся моим шрамом, оставленным тобой в нашу первую встречу. Франция тогда только подписала перемирие с Германией, трусливо поджав хвост, дабы не искушать судьбу. И большинство сейчас думает, что это было разумным решением. Конечно, ведь самые жирные крысы после этого сбежали с тонущего корабля, а мышей оставили в мышеловке. Может кому-то в столице действительно повезло, учитывая любовь немцев к порядку и подсознательное желание разной плесени общества искать себе вожака стаи, чтобы тот направлял их, но если ты жил почти на окраине Парижа и у тебя имелось приличное состояние, вряд ли кто-то останется равнодушным. И ты не остался. Как же тут устоять, когда особняк французского офицера, который на данный момент находится в плену в нацистском лагере, так непростительно пустует! Да... Почти пустует. За исключением небольшого пустяка в виде меня и моей матери, которую я так и не уговорил сбежать куда подальше из этой злачной страны, пока была такая возможность. Но она не хотела, до последнего верила, что наши войска смогут устоять и отец скоро вернется домой. Та роковая ночь навсегда засела в моей памяти. Ночная летняя прохлада с легкостью усыпила меня, но сон мой был столь прозрачным, что резкий хлопок входной двери тут же разбудил меня. Сперва я даже не сообразил, что происходит, списывая все на внезапный кошмар или сквозняк, который и хлопнул той дверью. Но холодный пот побежал по моему виску, когда я услышал испуганный крик матери, доносившийся из их с отцом спальни. Ни секунды не колеблясь, я тут же вскочил с кровати в одной лишь белой ночной рубахе и рванул на шум, совершенно позабыв про инстинкт самосохранения. То, что я там увидел, показалось мне настолько нереальным, что я и вправду на миг поверил, что это безумный кошмар. Несколько человек в немецкой форме ворвались к нам в дом и начали беспристрастно хозяйничать в нем, а те, что были наверху, вытащили мою уже плачущую мать из постели и поставили перед неизвестным мне тогда Оберстгруппенфюрером, который откровенно насмехался над ней. - Мама... - я сжал кулаки от злости, но сердце екнуло в груди, когда все присутствующие в комнате обратили на меня внимание. - Что здесь происходит? - я и сам тогда не понял, какая муха меня укусила, что я осмелился на подобную дерзость. - Майрон! - я видел, как мать пыталась успокоиться, заметив меня, постараться быть сильной, но от ее заплаканного лица мне становилось только хуже. - Прошу, не дерзи этим людям и делай все, что они тебе скажут. - Слушай свою маму, красавица, - остатки моей храбрости провалились куда-то вниз, когда я услышал твой голос, несмотря на то, что он был весьма добродушным. - И, возможно, я не буду узнавать, насколько мокрым ты можешь быть вот здесь... - медленно, как хищный зверь, подходишь ко мне и кладешь широкую ладонь мне на бедро, слегка приподнимая край хлопковой рубахи, от чего я чувствую, насколько холодны твои руки и в отчаянии прижимаюсь к стене. - Майрон, значит? - второй рукой, так же беспристрастно, касаешься моих рыжих волос и наматываешь одну из прядей на указательный палец, не переставая осматривать меня с ног до головы. - Давай так: я дам тебе шанс исправиться. Попроси прощения за свою грубость и я забуду эту маленькую - отпускаешь прядь и нежно касаешься тыльной стороной руки моей щеки, - оплошность. - Mille pardons, monsieur, это было грубо с моей стороны, - более твердо начал я, но при этом стоя как вкопанный и наблюдая за действиями мужчины. - И, да, позвольте мне исправить одно небольшое недоразумение. Я не вижу злобы на твоем лице, но даже добродушная гримаса не вызывает у меня положительных эмоций: лишь отвращение из-за этих неподобающих касаний и похотливого блеска в карих глазах. - Исправить? - удивленно вскидываешь бровь и, наконец-то, убираешь от меня свои грязные лапы. - И как же? - Ну, во-первых, из-за весьма темного помещения Вы, наверное, не заметили, но я парень, а во-вторых, избавьте меня и уши ваших подопечных от вашего "гавкающего" французского акцента. Я прекрасно понимаю неме... - договорить так и не дает твой точный удар с скулу, но те несколько секунд казались для меня счастьем, ведь я смог озвучить свои мысли. - Тупая тварь! - рявкаешь уже на своем языке, от чего даже твои солдаты слегка приспустили в штаны. - Остановимся здесь, - орешь уже непосредственно на них и в пару-тройку шагов преодолеваешь комнату, останавливаясь напротив моей мамы, которую уже слегка трясет. - Ее пустите по кругу, а потом прикончите, но от тела не избавляйтесь. - Не смей ее трогать, нацистская свинья! - реагирую быстрее, чем твои болванчики и уже собираюсь вмазать тебе удачно подвернувшейся деревянной шкатулкой, но ты оказываешься быстрее, хватаешь меня за глотку одной рукой и несильно сдавливаешь, вынуждая всхлипнуть и выронить "оружие" на пол. - Не беспокойся, моя прелесть, ты этого не пропустишь, - и опять эта кровожадная ухмылка. - Мы с тобой за всем этим пронаблюдаем, а потом... Я лично займусь твоим перевоспитанием. И ты сдержал свое обещание в ту ночь. Ты сдерживал все свои обещания, каким бы сумасшедшими они не были. О, как же я мечтал в ту ночь о награде в виде пули в висок. Но этому не суждено было сбыться. Напротив, ты выбрал для меня вид на зрелище в самом первом ряду, приковав наручниками к лестнице, что выходила в главную гостиную, где и произошла вся та мерзкая грязь, которую сотворили с моей мамой. Я слышал ее крики и мольбы прекратить, видел ее отчаяние, но ничего не мог с этим поделать, из-за чего все внутри меня разрывалось на части. И я кричал, вырывался, посылал на этих монстров такие проклятия, что даже не осознавал откуда их знаю, постепенно стирая руки в кровь из-за слишком давящих колец на запястьях. Когда сил уже почти не осталось, а голос предательски сел, я упал прямо на лестнице, повиснув на перилах, от чего кровь сбегала по моим рукам корявыми струйками и впитывалась в рубашку, и продолжал нашептывать уже потерявшие смысл слова. Пожалуй, единственное, что в ту ночь не прозвучало у меня, это молитва, ибо Бога я проклял еще тогда, когда получил извещение о пленении отца. Господи... Каким же маленьким мальчиком я себя тогда чувствовал. Настоящий напуганный ребенок проснулся во мне, который желал лишь одного - прижаться к своим родителям и услышать слова о том, что все будет хорошо. Но больше этому не суждено было случиться и повезло мне лишь в том, что упадок сил дал о себе знать, позволяя потерять сознание и не увидеть ужасный финал, который последовал после того, как мою мать несколько раз отымели на всех близстоящих поверхностях.

***

Когда я очнулся, на улице уже был разгар дня. Все тело жутко ломило, а заплаканные глаза горели от слишком яркого света в спальне. Вначале мне подумалось, что это все-таки мой закончившийся ночной кошмар, но стоило обратить внимание на руки, как все надежды тут же с треском разбились о суровую реальность, а ее осколки больно впились в повреждённую кожу на запястьях. Только тогда замечаю, что нахожусь в спальне (в которую меня, по всей видимости, перенесли, когда поняли, что я вырубился) не один. Нутром ощущаю этот пристальный зверский взгляд на спине, нервно сглатываю и не спеша оборачиваюсь. Так и есть. Стоишь весь такой гордый, опираясь о письменный стол и беззаботно потягивая наш коллекционный виски. И опять я не вижу ни капли злобы на твоем лице. Спокоен, даже весьма расслаблен, раз решил избавиться от своего пиджака, расстегнуть пару верхних пуговиц на рубашке и закатить рукава до локтей. Почему ты играешь со мной?.. - Я уже начал думать, что ты не проснешься, - делая очередной глоток из стакана со льдом, говоришь ты, а потом ставишь его на стол и вальяжной походкой направляешься в мою сторону, присаживаясь на край кровати, тем самым вынуждая меня отползти чуть подальше и насколько это возможно натянуть ночную рубашку, чтобы прикрыть ею оголенные ноги. - Не бойся, не обижу, - короткий смешок, - Пока что. - Где моя мать? - голос предательски дрожит. Вообще удивляюсь, как еще говорю после вчерашней истерики. - О-о-о, ты ведь прекрасно знаешь, где она, - подсаживаешься чуть ближе и без лишних вопросов обхватываешь меня за талию, тем самым придвигая к себе почти вплотную, вынуждая коротко пискнуть. - Я же предупреждал. Веди ты себя как хороший мальчик, сейчас бы был со своей мамочкой. Не знаю, что сейчас хуже: этот омерзительный комок в горле, из-за которого опять наворачиваются слезы, или опять это проклятое распускание рук, вот только в этот раз он наглеет больше, откровенно забираясь ко мне под рубашку и слегка сжимая пальцы на ягодице. - Прошу, не надо... - стыдливо отвожу взгляд, но ты нежно касаешься пальцами моего подбородка и вынуждаешь смотреть на себя. - Это неправильно... - Тшшш... - слегка оттягиваешь большим пальцем мою нижнюю губу и сразу же отпускаешь. - Неправильно дерзить старшим, а потом пытаться убить их тем, что первое под руку попадет. - Но я... - Молчи, пока тебя не спросят! - совсем немного повышаешь голос, а я уже готов опять упасть в обморок. - Вчера ты говорил, что владеешь немецким. Это правда? - слабо киваю в знак подтверждения и вновь заставляю тебя улыбаться. - Скажи что-нибудь. На немецком. Он что, издевается?! Да я имени своего сейчас вспомнить не могу, а он просит меня процитировать Гегеля?! - Вы делаете мне больно, - больно мне действительно было, так как очень сильно он увлекся изучением моей ноги, но я не нашел фразы лучше, чтобы перевести именно ее. - Ну вот, - прекрасно, теперь еще и насмехается, - А говоришь еще, что это я плох в твоем языке. - А что не так? - Ты же ужасно картавишь! А про шипящие я вообще молчу. - Простите... Я не хотел..! Мне не стоит больше говорить на нем... - Вчера ты казался мне более смелым, - хмыкнул он. - И поплатилась за это моя мать, - я знаю, что ты видишь скрытую ненависть в моих глазах. Поверь, смелость во мне еще есть. Вот только нужен удачно подвернувшийся момент. - Значит, тебе еще есть кого защищать, я прав? Сердце пропускает глухой удар от понимания того, что этот монстр может добраться к и без того страдающему отцу. Нет, больше я такого не допущу! - Нет, герр, больше никого, - говорю как можно более уверенно. - Точно? - Абсолютно. Все близкие и родственники либо мертвы, либо настолько дальние, что я о них ни разу не слышал. Смотришь на меня изучающим взглядом, и мне приходится взять всю свою волю в кулак, чтобы не выдать своего волнения из-за вранья. Эти секунды кажутся целой вечностью, но, в конечном итоге, ты спокойно отстраняешься и поднимаешься с кровати, позволяя мне нормально глотнуть кислорода и перевести дух. - Это ведь твоя спальня? - Моя. - Прекрасно. Иди в ванну и приведи себя в порядок. Меня бесит грязь на простынях, - говоришь в приказном тоне. - А ты ведь не хочешь, чтобы я злился? - быстро мотаю головой и ты пропускаешь короткий смешок. Видимо, со стороны я выгляжу напуганным, загнанным в угол безобидным зверьком. - Когда закончишь там, переоденься и сиди здесь. Ты меня хорошо понял? - Да, герр, - в отчаянии опустив голову, плетусь в направлении ванной комнаты, но все равно ощущаю спиной, как ты бесстыдно пялишься но мою удаляющуюся фигуру. Разумеется, я уже понял, какую роль ты отвел для меня.

***

А время все продолжало тянуться. Невыносимо медленно отмеряя каждую секунду, заставляя сходить с ума. Как и было велено, я смыл с себя все признаки прошлой ночи и на скорую руку обработал раны, дабы не занести туда заразу. Благо, в шкафу нашлись чистые брюки и рубашка, которые я сразу же надел, чтобы больше не искушать судьбу посторонними взглядами в адрес моей персоны. Выйти из спальни я так и не решился, тем более мне это четко запретили. Смешно... Пресмыкаюсь перед всякими тварями как отчаявшаяся тряпка, которая теперь шарахается собственного отражения в зеркале. Но одно было ясно - с этими людьми шутки плохи, и теперь мне придется вертеться, чтобы просыпаться с утра. Тогда я еще слабо понимал, что происходит. В доме слышался многочисленный топот солдатских ног и этот дурацкий гавкающий язык, из которого я мало что узнал касательно себя и своей семьи, так как все солдаты только и делали, что отпускали глупые шутки и обсуждали вещи, которые находили у нас. Единственной связью с внешним миром служил балкон, на который я тоже не рискнул выйти, отдав предпочтение наблюдению за суматохой внизу через стеклянную дверь. Похоже, нацистская чума поразила не только мой дом. Один за другим особняки, которые находились неподалеку от моего, поддавались облаве, которые заканчивались избавлением от трупов хозяев. Зрелище было ужасным, поэтому после десяти минут наблюдений я резко задернул все шторы на окнах, погрузив комнату во тьму, и опять забрался на широкую кровать, поджал ноги к груди и обнял подушку, все еще лелея ускользающую надежду о чересчур затянувшемся кошмарном сне. Когда ты явился, за окном был вечер, а я все продолжал дремать, пока не почувствовал твою руку на своем плече, холод которой я ощущал даже через ткань рубашки. Дрема тут же исчезла и я нервно вскочил, слегка лохматый и растрепанный, глядя на твой полутемный жуткий силуэт. - Поднимайся и пошли, - коротко командуешь и ожидаешь, пока я встану. - Куда?.. - сонно протираю глаза, но выполняю приказ и поднимаюсь на ноги, пока что туго соображая. - Ты ведь наверняка голоден, - хмыкнув, пояснил ты. - Внизу уже все готово, пойдем. - Я не голоден, - а ведь правда, есть не хотелось совершенно. Поставь кто передо мной хотя бы тарелку салата, меня бы тотчас стошнило в нее же. - А тебя никто не спрашивает, - больше не намереваясь терпеть всякие оправдания, хватаешь меня за локоть и тянешь за собой, снова пугая до полусмерти. Еле успевая за тобой и спотыкаясь на ходу, замечаю, что большая часть солдат покинула дом, а все вещи остались целыми и нетронутыми. Хоть что-то хорошее за все время. Наше маленькое путешествие, как и было обещано, заканчивается в столовой, где был накрыт стол для двух персон: одни приборы находились во главе стола, а вторые - по левую руку от первых. Разумеется, во главе сел ты сам, а рядом посадил меня и после того, как нам подали еду, ты приказал всем посторонним убраться с твоих глаз. Вот мы опять один на один - хищник и жертва, посаженные в одну клетку для кормежки. Какая ирония. - Ты пьешь? - интересуешься, беря в руку бутылку вина, которое старше нас обоих вместе взятых, наполняя пока только свой бокал. - Только иногда, - может, я и ошибся. Аромат еды вынуждает давиться слюной, но есть рядом с ним я попросту не могу. - Значит, это "иногда" наступило, - подливаешь и в мой бокал немного вина, после чего отставляешь бутылку и приподнимаешь свой, внимательно смотря на меня. - За Фюрера, - но ты не пьешь, все еще выжидая чего-то, и доходит это до меня только через минуту. - За Фюрера, - дрожащей рукой подхватываю свой бокал и чокаюсь с твоим, наполняя помещение коротким хрустальным звоном. А ты самодовольно улыбаешься, наконец-то делая глоток, и после принимаешься за еду. Мне необходимо успокоиться и унять дрожь в руках, поэтому я не нахожу способа лучше, чем заглушить свой страх алкоголем, тут же залпом осушив бокал и скривившись в отвращении из-за кислого привкуса во рту. - Сколько тебе лет? - боже, когда же ты перестанешь так внезапно прерывать тишину, пока на моей голове не появились седые волосы. - Зачем вы спрашиваете? - разумеется, я не напился с одного бокала, но редкое употребление алкоголя сейчас стукнуло в голову, придав немного смелости. - Если спрашиваю, значит нужно. Помимо того, что рот ты должен открывать только когда разрешат, отвечать ты так же обязан на четко поставленный вопрос. - Двадцать три, - и опять дрожь в голосе. - Такой молодой, а уже свободно владеешь чужим языком? - Тремя языками. Ну, помимо родного. - Вот как? - новая для меня эмоция на твоем лице. Я тебя заинтересовал. - И какие же еще два? - Английский и русский. - Русский? Почему именно он? - Как по мне, очень красивый язык. Кроме того, я увлекаюсь литературой и мне очень хотелось познакомиться с оригиналами работ великих русских писателей, - пожимаю плечами, немного расслабляясь, ибо чувствую прилив своей стихии. - В плане изучения он сложен, но преодолим. - Хммм... Да ты просто находка, - заключаешь ты, вызывая у меня недоумение. - Простите... Я, кажется, сболтнул лишнего!.. - Нет, - прерываешь на полуслове, - Мне нравится. Расскажи что-нибудь еще о литературе. Легкие недоумение сразу перерастает в глубокую растерянность из-за твоей просьбы. Серьезно? Весь такой строгий офицер, для которого убить человека все равно, что прибить назойливую муху, желает говорить о духовном? Если бы я все еще не боялся твоей внезапной вспышки гнева, то схватился бы за живот в диком хохоте от всей нелепости этой ситуации! Но подобный козырь нельзя было упускать. Если тебя нравится моя речь, я непременно воспользуюсь этим. - Вы хотите поговорить о литературе? - робко интересуюсь, чуть склонив голову набок и сразу же распознаю уже знакомую похотливую эмоцию. - Можешь выбрать и другую тему для разговора, мне нравится тебя слушать, - в тот момент я думал, что просто проломлю стол, ибо слишком резко подскочил на стуле, а потом вжался в его мягкую оббивку, когда твоя рука под столом собственически скользнула по моему колену и затормозила на бедре, начиная ненавязчиво (если подобное вообще можно так назвать) поглаживать его кончиками пальцев. - Либо ее могу выбрать я... У тебя уже были половые связи? - до сих пор удивляюсь, как я не завопил на этом вопросе. - Пожалуй, все-таки лучше про литературу, - мило улыбнувшись, я наконец-то придвигаю к себе свою тарелку с едой и принимаюсь за нее, стараясь не обращать внимание на чужие поглаживания и при этом вспомнить какой-нибудь бред, связанный с миром литературы. Странно... Никогда бы не подумал, что такие как вы способны слушать. Это и правда послужило моей отдушиной во всей сложившейся ситуации; я даже постепенно перестал думать о твоих периодических прикосновениях ко мне, будучи в полном упоении рассказами о любимом мне деле, потому что до этого я мало с кем делился столькими знаниями в этой отрасли. Но близилось позднее время, а мы с тобой успели съесть все, что было принесено. Нотки паники вновь стали возвращаться ко мне, когда ты медленнее потягивал свой последний бокал вина, но эти минуты (как мне показалось) пролетели до невозможного быстро. И вот, ты незаметно слизываешь последние пьянящие капли со своих губ и ставишь бокал на стол так, словно ты судья и выносишь мне смертный приговор. - Ты устал? - тут же интересуешься, а я снова проглатываю все слова вместе с языком. - Немного, - не знаю, на что я тогда надеялся. - Идем, - поднимаешься из-за стола и любезно подаешь мне руку, а я покорно принимаю помощь и иду за тобой, ведь выбора у меня просто-напросто нет. И мы возвращаемся тем же путем, что и пришли сюда. Дом к этому времени совсем опустел: по пути встретились лишь пара солдат, которые, скорее всего, служили здесь охраной (или надзирателями?). Ловлю на себе их мерзкие взгляды и прибавляю шаг, дабы быстрее добраться до своей комнаты, но каково же было мое удивление, когда ты прошел мимо нее и зазывал идти дальше. Нет... Только не это! Почему именно сюда?! Это спальня моих родителей, больной ты ублюдок. Однако, тебе на это глубоко начхать, ты буквально заталкиваешь меня в полумрак, освещенный лишь одним небольшим ночником, испускающий бледный, грязно-желтый свет. Ноги окончательно подкашиваются, когда за моей спиной раздается негромкий хлопок закрывающейся двери и щелчок замка на ней, а после отчетливо слышится приближающийся топот тяжелых сапог, после чего на мою шею ложится все такая же ледяная рука. - Тебе все равно придется ответить на мой вопрос, - шепчешь мне на ухо, вторую руку кладя мне на живот и неспешно поглаживая. - У тебя уже был сексуальный опыт? - Н-нет... - меня уже всего трясет и вот-вот начнется истерика, но ты не замечаешь, или замечаешь, но тебе это нравится, потому что твои ласки становятся настойчивее и грубее. - Прошу, не надо... Ты тихо смеешься и конкретно начинаешь наглеть, скользя рукой дальше и лаская уже внутреннюю сторону бедра сквозь брюки, а губами припадаешь к моей шее: целуешь ее, втягиваешь и больно кусаешь кожу, вынуждая болезненно жмуриться, а в конце зализываешь место укуса языком и повторяешь ритуал на новом участке. - Я не хочу! - резко изворачиваюсь и выскальзываю из твоих рук, чего от меня явно не ожидали. Ты в растерянности, но, в отличии от меня, не надолго. Злобно смотришь и хватаешь меня за волосы, вынуждая болезненно вскрикнуть и безрезультатно пытаться отцепиться от мертвой хватки с наворачивающимися на глаза слезами. Очередное сопротивление окончательно выводит тебя из себя, поэтому тотчас мне прилетает звонкая пощечина и приказ заткнуться, когда я начинаю всхлипывать. - Значит, по-хорошему ты не хочешь? - шипишь сквозь зубы. - Что ж, это легко исправить. - Нет, герр, прошу, простите! Больше не сказав ни слова, не обращая внимания на мою разгорающуюся истерику, ты, все так же не отпуская моих волос, выводишь меня из спальни и тащишь куда-то вниз. Я стараюсь взять себя в руки или хотя бы не спотыкаться, но получается с трудом, и теперь я вполне реально рискую остаться без хорошего клока волос, так как хватки ты не ослабляешь. Вся жизнь в один миг пронеслась перед глазами от невероятного страха, что я тогда испытывал, который подначивался твоими сквернословием и гнусными оскорблениями в мой адрес. Не много времени потребовалось, чтобы догадаться, что ты тащишь меня в подвал, и это нагнало новую порцию ужаса. Вот мы остановились прямо напротив нужной двери, ты быстро открываешь ее с ноги и вталкиваешь меня внутрь на вытянутой руке, от чего я практически повисаю на своих волосах, запутанных в твоих пальцах. Однако, жгучая боль становится последним, что меня интересует, когда я вижу то, зачем именно Мелькор притащил меня сюда. О да, я не сомневался, что, помимо физических, эта тварь сильна и в психологических пытках. - Ну как, нравится тебе? - насмешливо интересуешься, вот только мне сейчас не до смеха. Разумеется, как же иначе, когда ты смотришь на обнаженный кровавый труп своей матери с перерезанным горлом, которую уже успела окружить стая мух. - Специально приказал оставить ее здесь, чтобы периодически напоминать тебе, что случится, если будешь смыкать свои красивые ножки. - Герр, умоляю!.. - не знаю, что было хуже: невыносимая вонь или сама ужасающая картина. Я, сам того не осознавая, вновь начал вырываться и пытаться отвернуться, лишь бы не смотреть на это, но ты встряхивал меня и запрещал закрывать глаза, чтобы я усвоил урок. - Я сделаю все, что Вы скажете, только, молю, не заставляйте меня смотреть! - слезы катятся ручьем по уже распухшему и покрасневшему лицу, а голос снова теряется, как и вчера ночью. - А тебе и не придется ничего делать, - с этими словами я получаю удар в солнечное сплетение, который выбивает весь воздух из легких. - Тупая шлюха, - со свей силы швыряешь меня на холодный каменный пол, а я даже не успеваю откашляться, как прилетает следующий удар, только в этот раз в живот и с ноги. - Я сдеру с тебя всю одежду, - стремительно подходишь и я не могу даже немного отползти в сторону, принимая каждый последующий удар на туловище и иногда на лицо, - Потом обрежу твои рыжие бабские патлы, подвешу за руки перед твоим домом и буду наблюдать за тем, как тебя избивает и трахает каждый проходящий, если ты еще хоть раз вставишь свое слово поперек моего! Ты меня хорошо понял?! Внятно отвечать просто не хватает сил, поэтому я киваю, отплевываясь от кровавой слюны, пытаясь подняться на дрожащих руках, но все не выходит из-за многочисленных побоев и все той же крови на полу, на которой руки скользят и разъезжаются в разные стороны. А ты лишь смеешься с этого жалкого зрелища и опять хватаешь меня за волосы, поднимая на ноги. Теперь я не сопротивляюсь и просто волочусь за тобой обратно в спальню, которую ты запираешь и швыряешь меня на кровать. Если это была не самая ужасная (в сравнении с прошлой), то точно самая долгая ночь. Ты как обезумевший зверь превращал в клочья мою одежду и только сильнее заводился, когда видел мое заплаканное лицо, на котором красовалась алая корка с примесью слез, что жгла мои щеки. Ты бил, душил и грубо насиловал меня под мои рыдания, переходящие под конец в сиплые захлебывающиеся вздохи. Боль была невыносимой. Буквально каждой клеткой тела я чувствовал, как ты рвал меня изнутри, пользуясь кровью как единственной смазкой. А когда мои нечленораздельные звуки стали тебе надоедать, ты поступил по-особому искусно - перевернул меня на живот, наваливаясь сверху и входя до конца под мой крик, скрутил мои волосы в подобие косы и заткнул меня ими словно кляпом, вынуждая истекать слюной и задыхаться: один лишний звук - и ты просто дергаешь за косу, приказывая заткнуться. И толчки продолжались, становились более быстрыми и острой болью отзывались внизу живота. Даже к концу я так и не смог возбудиться, бездушной куклой извиваясь под тобой и мечтая о скором конце. Даже твои пошлые нашептывания вызывали во мне лишь омерзение к тебе и самому себе. И так продолжалось до тех пор, пока в один момент ты не замер с тихим рыком на устах, и я почувствовал, как что-то горячее растекается внутри меня и обжигает разодранные стенки. Но то, что происходит спустя минут пять, окончательно вводит в ступор. Ты отпускаешь меня и переворачиваешь обратно на спину, начиная... целовать. Просто нежно целовать в губы и ласкать меня руками в тех местах, где уже расцветали очертания синяков. Мелькор, ты навсегда останешься самым главным психопатом в моей жизни.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.