Волки уходят

Милли зашла в Дырявый Котел, опасливо озираясь. Иногда здесь бывали те, с кем она бы совсем не хотела сталкиваться, те, кто знали ее должность, кто непременно попытался бы вынуть из нее информацию или попросить об услуге. Ей же просто хотелось отдохнуть от долгого дня и особенно от последних часов, когда она боролась с напиравшими делами в отсутствие Драко (это всегда приходилось делать раз в неделю). Дырявый Котел был откровенно не лучшим баром, далеко не модным и совсем не фешенебельным. Но практика показывала, что именно здесь собирается самая индифферентная к ее положению публика, разве что иногда забредет какой-нибудь нежелательный знакомый. Здесь можно было спокойно выпить с подругой. Патрисия Финниган-Дэмингтон, ее подруга Триш, зашла в бар десять минут спустя, когда Милли уже успела выпить половину бокала пива и съесть немного гренок и почувствовать наконец себя расслаблено. Триш выглядела неброско, но здорово, у нее всегда был чудесный вкус. Вся аура вокруг нее была такой деловитой и высококлассной, что к ней ни разу за все время не пристали с предложением выпить местные завсегдатаи. К самой Милли они тоже не приставали, но на такое лицо как у нее всегда находилось мало любителей. Триш присела рядом и заказала себе темного пива - бар не баловал винной картой, пиво здесь всегда было вкуснее, чем что-либо еще. Смерила Милли сочувственным взглядом («И без тебя знаю, как выгляжу», - беззлобно фыркнула про себя та) и спросила: - Как ты, подруга? Милли пожала плечами, мол, сама видишь: бывало и получше. Триш цыкнула: - Драко всегда был безжалостным тираном. Нет больше старика Дамблдора, чтобы отвешивать ему пинки! - О, поверь, если Малфою теперь и отвесят пинка, то после него задница будет гореть у всех нас, а не только у него, - вздохнула Миллисент. Патрисия выразительно хмыкнула. - С такой-то магглолюбивой политикой он может не беспокоиться за свой зад… - проговорила она иронично. - Кажется, вскоре он настоит на издании закона о том, чтобы на магглов начали молиться. Можно подумать, что они с Поттером вместе были щенятами Дамблдора! - Триш, - Милли укоризненно покачала головой, - мой тебе совет: когда кажется, что мы слишком уж тут все притворяемся, что любим магглов, вспомни, что было в школе. А потом, если этого мало, вспомни время до появления Зеленой Партии. Мадам Финниган замолчала, хмуро соскребая ногтем со столешницы какую-то малоприятную пленку. В конце концов, неохотно кивнула. Да, за ней водилась привычка быть вечно всем недовольной, но некоторые вещи и впрямь… сложно было забыть. …Недели, тянувшиеся годами, когда они все боялись высунуть нос. Не покидали дом даже ради продуктов - ели только запасы, и никто не сказал ни слова. Словно кто-то мог подслушать. Передвигались по дому - собственному дому! - тенями, говорили шепотом, сов не посылали. Все знали, что за домом ведется наружное наблюдение, которое каждый день может обернуться обыском. Через месяц запасы закончились, и им все же пришлось посетить Косой переулок. Их взяли почти вежливо - у самого дома, позволив даже занести продукты. Продержали в камере три дня. Триш не допрашивали; зачем держали, неясно. Как позже поняла - в назидание. Родителей не посадили, почему - никто до сих пор не знает. Кто-то (и поныне неясно, кто именно) дал показания об их крохотной роли в происходившем. Вернувшись, поняли, что дом обыскивали. Каких-то артефактов, ценных вещей недосчитались, но никто, конечно, не жаловался. Одна радость, теперь можно было свободно выходить на улицу. Триш пробовала писать друзьям, отозвалось трое или четверо из всех. Много сов вернулось с нераспечатанными письмами, людей не было. Лишь год спустя она узнала - по обмолвкам, сплетням в узком кругу, - кто скрывался у магглов, единицам удалось-таки сбежать за границу (их, впрочем, потом все равно нашли), кто отсидел в Аврорате неделю, кто месяц, кто был «на профилактике» в Азкабане, а кто там и остался. Драко был среди тех, кто отозвался. Писал мало, все больше советовал не препятствовать обыскам и заранее отчислить что-то в пользу Министерства. Они не успели - пришла выписка со счета и пояснительная записка от гоблинов: государство уже взяло свое. Через полгода отец начал думать, как вернуться на работу. Из Министерства его, разумеется, давно уволили и, как выяснилось, восстанавливать не собирались даже с понижением в должности. Мать и Триш молча выслушали его и отправились на поиски работы каждая своим путем. Результат у всех был один - слизеринцев «меченого поколения» видеть не хотели. Дошло до того, что мать называла свою девичью фамилию, которая была не на слуху, вспомнила юношеское хобби - иностранные языки - и пристроилась на побегушки и переводы во внешние связи. Триш так сделать не могла. Люди и места запоминались не очень, их было много, работу она искала несколько месяцев. Взгляды помнились лучше: пробирали до самого позвоночника, презрительные, порой просто невидящие, пустые, иногда злые. Она и сама не заметила, как научилась по ним определять исход разговора: кто ответит словно в пустоту, кто - с желчью, кто - с издевкой, а к кому и вовсе лучше не подходить. Раньше ей была уготована другая судьба - стажировка в папином отделе или обучение за рубежом… Теперь все, что она могла - пытаться, как баран, биться в запертые ворота. Наконец, ей повезло - она забрела в небольшую магическую парикмахерскую, где была нужна помощница. Приглянулась хозяйке, работавшей здесь же, своим ухоженным и «дорогим» внешним видом. «Сойдешь за ходячую рекламу, если не будешь так выпячивать свою змеиность», - пояснила та. Так Триш научилась улыбаться искренне и дружелюбно, льстиво и угодливо; порой тошнило даже физически. Научилась пачкать руки, убираясь, молча сносить ругань, врать напропалую, продавать услуги и саму себя в качестве образца. «Взгляните, какие у меня волосы, - говорила она. - Раньше я тоже мучилась с уходом, но мадам Селеста знает, как помочь вам…» Волосы у нее были свои, и укладывала она их тоже сама, но врать слизеринцы всегда умели, разве нет? Этого все от нее и ждали. Триш пришлось полюбить носить вещи красных и желтых тонов, просто чтобы даже одежда не вызывала ассоциаций со Слизерином. Отец так и не смог найти работу. Начал пить, нападать на них с матерью. Как-то сломал палочку, и Триш все подозревала, что это мать сделала, пока он спал после выходок. Больше всего ей хотелось сбежать, и шанс вскоре представился. Симус «безупречная прическа» Финниган. Гриффиндорский красавчик, однажды проявивший к ней доброту. Она, если честно, с тех пор и не вспоминала о нем, но вот поди ж ты, он ее помнил. По крайней мере, радовался, придя к ним в парикмахерскую, искренне, кто-кто, а грифферы врать не умели. Триш сделала то же, что всегда делала теперь с клиентами: псевдоискренность, забота, лесть, вранье, вранье… Финниган принял это на свой счет и позвал ее на обед в кафе, даже накормил за свой счет, хотя она и отнекивалась. Начал звать на свидания. Триш, не будь дурой, схватилась за него, как за спасительную соломинку, с легкостью разыгрывая настороженную влюбленность, внезапное доверие, беззащитность. От возможности проявить отвагу и мужественность, забрав ее из «мрачного обиталища, где давно не чувствую себя дома», Симус не отказался, так и не поняв, что это была вовсе не его мысль. О, у него-то была прекрасная работа и легкая жизнь - этим теперь везде фартило! Симпатичная мордашка Финнигана начала приглядываться все более крупным журналам, а известность набирала обороты, так что у него уже была приличная арендованная квартира-студия, вскоре ставшая собственной. Триш настояла, чтобы он начал еще писать статьи, вел колонку в женском журнале, «Ты ведь понимаешь, милый, что значит официальность в нынешнем мире, к тому же, это даст тебе больше влиятельных знакомств…» Мать и пьяный отец остались где-то за бортом, зато появилась возможность давать им денег. Смерть отца через три года (после Рождества он пьяный уснул в каком-то неудачном сугробе) освободила мать, и та, посоветовавшись с дочерью, продала дом разбогатевшим в милости правительства людям, съехала в маленькую уютную квартиру, где пребывала и по сей день. Предложение руки и сердца от Симуса стало для Триш полной неожиданностью - за проталкиванием его в нужные места, работой и созданием в доме уюта она совершенно забыла о том, что этот гриффиндорский простак в нее и впрямь влюблен. Естественно, она согласилась. Мать полностью одобряла ее поступок, как же, выйти за соратника Героя означало уберечь себя от подозрений в нелояльности. Тем временем, хозяйка парикмахерской стала все чаще оставлять свое заведение на полном управлении Дэммингтон. И все чаще Триш стала замечать, что Симус и впрямь не так уж плох. Он так искренне носился с каждой деталью свадьбы, так интересовался ее мнением, так заботился и давал максимальную свободу во всем… Что ж, он заслуживал если не любви, то дружбы. Да, он был простоват, недальновиден, иногда легкомыслен, но… Смешно, но на свадьбе, стоя в скромном платье у алтаря в церкви, Триш вдруг поняла, что в кои-то веки не врет, произнося все эти мишурные слова. Любовь Симуса оказалась заразной. Потом к власти пришел Поттер, за ним активизировался Малфой, и в стране стало легче дышать, она выкупила и расширила бизнес, имея на то полное право, стала смотреть тем же взглядом, что и до войны, родила дочь, копию Симуса… …Но то время, когда она жила в темном, тихом доме, иногда взрывающемся пьяными истериками отца, те потоки унижения, что низвергались на нее каждый день, забывать нельзя, Милли права. Она перевела тему, брякнув первое, что пришло в голову: - Ты зарабатываешь ненамного меньше меня, а выглядишь как загнанный клерк. Отдохни по-человечески, съездите на курорт, в конце концов! Милли устало поморщилась. - Винсенту вряд ли дадут внеплановый отпуск, самый сезон, а у Мориса занятия в подготовительной группе… - Старый рефрен, - закатила глаза Патрисия. - Оставь их вдвоем и смойся к морю на пару дней. Заслужила. - Будет нечестно, - вздох. - Им тоже хочется отдохнуть. Я не могу как ты. Триш скривилась. Валери, их дочь, в Хогвартсе. Симус опять пропадает на съемках. У нее, конечно, сто дел, но свободного времени все равно слишком много. Из-за этого иногда она завидовала Милли, хоть и не переставала ее ругать. - Как салон? Аврорат не пристает? А налоговики? - в свою очередь перевела неприятную тему та. - А что ты думала, я зря назвала салон «Джиневра»? Даже пара аврорш приходят раз в месяц красоту наводить, ничего… в первый раз поозирались на ее фото и остались довольны. И от Уизли есть польза, - хохотнула Патрисия. - Ее семья не была против? Мало ли. - Нет, у них символическая доля, - отмахнулась та. - Это тоже отводит подозрительные взгляды. Я сделала все, чтобы больше никогда не попасть в Аврорат. Спонсирую любимую семейку Министра, плачу в фонды и налоги… ну и замужем за лояльным гриффером, конечно. - Ты правда его любишь? - недоверчиво прищурилась Миллисент. - Честно, я долго думала, что ты просто… ну, повышаешь лояльность, как многие другие. Ты не отрицала. Патрисия помялась, отхлебнула пива, похрустела гренкой. И призналась: - Так и было сначала. Потом… - она неопределенно повела плечом. - Хочешь верь, хочешь - нет. - Он же гриффер… - Милли поморщилась. - Да, простоват, но зато предсказуем, - улыбнулась Триш. - Хорош собой, известен, безопасен. Я его по-своему люблю. Он подарил мне прекрасную дочь и гарантию безопасности. Чего еще желать? Милли тонко улыбнулась, показывая, что принимает точку зрения, но своей судьбой более чем довольна. - Кстати, насчет расслабления в условиях работы. Ты ходишь к Лайонелу Пирсону? - вдруг спросила Патрисия. - Когда? - Милли отмахнулась. - Это тот известный духовный лидер, про которого все говорят? Мадам Финниган замялась, пожевала капризно изогнутыми губами. - Он не духовный лидер, он… просто хороший человек. - Какое расплывчатое определение, - усмехнулась Милли. - И что оно значит? Триш потеребила обручальное кольцо. - Он помог мне… смириться со сделанными выборами. Знаешь, научил жить в мире с собой. Раньше было хуже. Миллисент проницательно взглянула на подругу и нахмурилась. - Эти съемки и модельные контракты… Финниган что, тебе изменяет? - Я не знаю, - огрызнулась Триш, - да и вряд ли. Слушай, тебе никогда не казалось, что ты должна была сделать… не знаю, все по-другому, чтобы сейчас быть счастливей? - она воззрилась на Милли странным взглядом, глубоким и нехорошим. - Мы были не на той стороне в войну, подруга, - осторожно проговорила та. - Ясное дело, у нас в жизни был хотя бы один неправильный выбор. - Именно! - громко воскликнула Триш. - А сколько грехов пришлось замаливать после? И сколькие из нас до сих пор под колпаком?! Неужели ты не хотела бы изменить прошлое? - Извини, прошлое нельзя изменить, - пожала плечами Миллисент. - Хоть мы и волшебники. - А если бы было можно? - подруга комкала длинными пальцами салфетку и нервно смотрела в сторону. - Он… применял на мне эту терапию. Иногда кажется, что так и было. Даже дышать - легче. - Тебе бы к психологу, - заметила Милли. - Лайонел в сто раз лучше! - отмахнулась Триш. - Это он тебе внушил изменяемость прошлого? И много изменилось в настоящем? Глаза Патрисии стали совсем нехорошими. - Если бы ты хоть раз послушала его… Если бы ты видела, какими от него уходят люди… В них все меняется, - она покачала головой. - Счастливее людей я не видела. - Ой, уже почти восемь! Скоро Винсент придет. Надо бы заказать ужин и забрать Мориса из группы… - Милли засобиралась, неловко заминая разговор. Триш как будто вынырнула из воды, изменилась в лице, и это снова была та, кого Миллисент знала в школе. - Могу рекомендовать тебя ему. Просто попробуй, ты не пожалеешь, - почти скучающим тоном предложила она. - Я не жалею ни о чем, - веско обронила Милли. - Мне не стыдно ни за один сделанный выбор. Чего и тебе советую. И она вышла из Котла, провожаемая скучающими взглядами посетителей заведения. Мало ли загнанных министерских служащих заходит сюда за несколько дней до зарплаты, когда деньги почти закончились.