Божеством быть

За спиною дорог — множество. Их ни жизнью, ни смертью не мерил. Так забавно быть божеством, Если в них давно разуверен. В сердце мертвом — живые раны. Мизмар горько тоскует ночами. По болотам крадутся туманы, Стелются рваными кружевами. Света лунного яркие всплески Отразит молоко топленое. Кто убийца, а кто же жертва? Память, словно вино крепленое, Затуманит на миг ушедшим, Полоснет по душе острой сталью… Кто был жертвой — станет убийцей, Кто убийцей был — братом станет. Васильковой сини поверить… Оказалось, так хочется жить. Свою душу заново встретить, Мёд гречишный любимых глаз пить. Травы тянутся к пальцам умелым. Друзья смело пьют слов острых яд. И свободой, как яблоком спелым, Щедро брат поделиться рад. Над костром — котелок с отваром, Перед взором синь запредельная, Брат к плечу привалился устало, Струны шепчут ему колыбельную. А наутро ребенок зайдет, Пошуршит локонов шелком темным. Мёд гречишный смехом блеснет. Цепанет до души словом колким. Ледяных губ коснется улыбка. Дремлет брат на холодном плече. Божеством быть — и странно, и зыбко. Нужным быть — слаще… жарче… горчей.