Странные желания

— Дыши, с-сука! Дыши, чтоб тебя! — шипит Хабашира и с силой бьёт Агона по щеке. — И не смей подыхать раньше времени! В голове какая-то вата вместо мыслей, а перед глазами — красная муть. Агон моргает несколько раз, но сразу же отказывается от этой затеи — всё плывёт, кружится. На щёку — снова на правую — опускается рука, заставляя неосознанно вздрогнуть. Но удара нет. Хабашира излишне задумчиво гладит кожу кончиками пальцев, строя из себя святую невинность, — как будто это не он только что сходил с ума от ощущения власти, впиваясь чересчур сильными пальцами в шею Агона. Успокоиться, дышать ровно, не пытаться уебать Хабаширу — именно этим сосредоточенно занят Агон. Закрывает глаза и пытается не обращать внимания на пальцы, рисующие узоры на щеке — неуместная нежность, которая обычно бесит, но сейчас даже помогает расслабиться и немного отвлечься. — Ещё раз? — тихо спрашивает Хабашира, словно не осмеливаясь или стесняясь. Но Агон-то знает, что внутри этот чёртов ублюдок ликует от предвкушения и чуть ли не кончает от одной мысли о том, что снова сможет контролировать ситуацию, управлять и доминировать. Агону смешно от этого, смешно от того, что он вообще согласился на всю эту чушь с желаниями — попробовать то, что всегда хотели, но на что никогда не решались? Кто же знал, что у придурка Хабаширы настолько странные желания... Но отступать не в привычках Агона. И показывать страх тоже. Поэтому он просто молча кивает. А потом притягивает Хабаширу к себе за ворот рубашки, с нажимом целуя, показывая, кто тут главный. Несмотря на то, что сегодня позиции поменялись. Хабашира сдавленно хмыкает под напором языка и губ; коротко стонет от мимолётной и грубоватой ласки, когда Агон с силой проходит ладонями по его бокам, сминая и задирая ткань рубашки. Вдавливая податливое тело в себя, притягивая себе на грудь. Ещё немного — и ситуация будет под полным контролем Агона: он-то точно знает, как развести Хабаширу на секс. Знает все уловки и слабые места. И полностью уверен в том, что легко вернёт свои позиции. Он кусает Хабаширу за губу — не до крови, но сильно, чувствительно. Тот хрипло стонет и судорожно впивается пальцами не в шею — Агон этому рад, — но в плечи, как будто хочет переломать там все кости. Пытается перехватить инициативу, но слишком мягок по сравнению с самим Агоном, которому смешно от этих почти нелепых попыток. Который решает чуть-чуть подыграть и непозволительно расслабляется, забывая о том, с кем имеет дело. А через мгновение Агон уже задыхается — отвратительно длинным языком Хабашира лезет куда-то в дыхательные пути, перекрывая их. Горло саднит, хочется откашляться, вытянуть, выскрести из себя эту шевелящуюся мерзость. Но Агон просто закрывает глаза и пробует расслабиться — нужно уважать правила чёртовой игры. Получается очень плохо, хочется скинуть чёртового придурка с себя, а потом впечатать его в стену со всей дури и оттрахать так, чтоб ходить не мог несколько дней. Чтоб не лез потом со всякими извращёнными желаниями, отказаться от которых значит выставить себя слабаком. Раздражающе и в то же время долгожданно звенит телефон, оповещая, что пора заканчивать. Пальцы соскальзывают с шеи Агона, и с тихим мерзким хлюпаньем язык Хабаширы покидает горло, напоследок мазнув по губам, заставляя скривиться. — Блядская тварь, — хрипит Агон, мучительно кашляя, царапая горло короткими ногтями. Понимая, что это не поможет избавиться от ощущения шевелящегося где-то в горле, а то и дальше, языка. — Ебучий ублюдок. Хабашира сидит у него на ногах и откровенно ржёт, напрашиваясь на... что-нибудь. В следующий раз очередь Агона выбирать развлечение, а сковывающие выбор рамки никто из них не устанавливал. Кто знает, что может прийти ему в голову в качестве извращённой мести?