Великая держава под знаменем порока Идет в чужие страны, распяв чужих пророков. Быть на вершине мира, нет ничего чудесней Вперед, к заветной цели, войска шагают с песней.
2143 год от Рождества Христова. От большинства стран, существовавших ранее, остались лишь воспоминания. Те, кто всё еще держится, цепляясь за жалкое подобие жизни и прошлого величия, целиком и полностью подчиняются и зависят от единственного мирового лидера — Соединенных Штатов Америки. Последним относительно суверенным государством осталась Великобритания, так как её правительство отчаянно сопротивляется распространяющемуся, словно раковая опухоль, влиянию США. Об этом не говорят вслух, но всем известно, что причина существования Англии — это отношения официальных представителей двух стран: Артура Кёркленда и Альфреда Ф. Джонса. Именно их оказалось разрушить труднее всего, но едва ли это препятствие просуществует долго. *** Америка стоял в кабинете своего правителя, опустив голову. В последнее время это стало обыкновенной его реакцией и поведением. Он давно не кричал от радостного возбуждения, давно не предлагал дурацкий планов всем странам. Их осталось не так много, да и те принадлежат ему. Не так давно был уничтожен Иван Брагинский вместе со всем его народом, и теперь остался лишь Англия. И Альфред знает, что именно из-за этого его вызвали сюда. — Наши инженеры разработали Особую бомбу, похожую на ядерную, но с несколько иным эффектом действия, — говорит президент, и Альфред прикусывает губу почти до крови. — Она уничтожит Соединенное Королевство, если то и дальше будет противиться нашей власти. Нет, нет, нет. Альфред не может думать ни о чем другом. Он знает точно, что Артур не подчинится, он не станет зависимой территорией, он лучше умрет, но умрет свободным. И от этого тошнота подкатывает к горлу, а глаза застилает пелена слёз. Как же хочется вернуть всё назад, сделать так, чтобы всё было как раньше: все страны независимы друг от друга (ну, за редким исключением), все они собираются время от времени на конференции, ругаются, смеются, живут. Да, именно живут, а не существуют под чьим-то гнетом. «Разве герой поступает так?» — думает Америка уже не в первый раз, но ничего не меняется от этих мыслей. — У тебя есть ещё один шанс убедить Артура Кёркленда, — продолжает президент. — Всего один, самый последний шанс, Альфред. Я хотел бы надеется, что у тебя это получится, потому что смотреть на твою кислую мину уже порядком надоело. Как будто согласие Англии могло это изменить. Разве можно жить счастливо зная, что тот кого ты любишь сломлен по твоей вине? Неужели этот мир — это то, к чему стремился Америка когда-то давно? .. *** — Англия! — кричит он с порога, как и раньше, но теперь не слышит раздраженного голоса в ответ. Тихо. Буквально мертвая тишина во всем доме. В гостиной не горит свет. Камин потушен, огонь в нем больше не потрескивает и Артур не сидит на против, задумчиво глядя на него. А как хочется снова увидеть отблески пламени в живых, сияющих светло-зеленых глазах.. — Англия? — зовет Америка уже тише, и только потом направляется на второй этаж, в спальню Кёркленда. Ну да, где еще ему быть? Здесь тоже не горят лампы. Лишь только тот свет, что проникает через не задернутое окно, немного освещает комнату. Но его так мало, ведь небо Англии, как и всегда, затянули тяжелые свинцовые тучи. Наверное, пойдет дождь. Для окутанной туманом страны это совершенно привычное и даже поднадоевшее явление. — Артур? — едва слышно говорит Америка, опускаясь на стул, стоящий возле большой кровати. Может показаться, что Англия не дышит. Он бледен, кожа едва отличается от цвета белоснежных простыней, на которых он лежит. Волосы, кажется, стали какими-то блеклыми, слова бы соломенными. Ресницы сомкнутых глаз едва подрагивают, рот чуть приоткрыт, лицо искажено гримасой боли и страдания. Едва рука Альфреда касается холодного лба, Англия открывает глаза. Они больше не сияют, как это было когда-то, они смотрят устало. Он больше не похож на яркого персонажа истории, что подминал под себя другие государства, что бороздил когда-то моря, будучи вольным пиратом… Нет, это человек, что готов сломать от легкого прикосновения, что уже не способен сопротивляться. «Если бы ты был героем, то спас бы его. Ты жалок!» — кричит неизвестно откуда появившийся внутренний голос Америки, и Альфред болезненно морщится. Он не герой, он ничтожество с властью. — Альф, привет, — Англия пытается улыбнуться, но едва ли ему это удается. — Извини, я спал и не слышал, как ты пришел. — Арти… — его рука скользит по волосам Керкленда, глаза вновь наполняются слезами. — Арти! И он кидается вперед, подхватывает такое легкое тело удивленного Англии, прижимает его к себе так крепко, как только может, почти до хруста костей. Это всё, что он может сделать, обнять его, попытаться скрыть, защитить ото всех, но… — Тише, Альф, тише. Ты ведь не просто так здесь, я знаю… Говори, Альфред, говори скорее. Англия смотрит на него, немного отстранившись, в его глазах уже давно не горит надежда на хорошие новости. Он знает, зачем сюда послали Альфреда, знает, что времени почти не осталось. — А…Артур Кёркленд, — начинает Америка дрожащим голосом, смотря куда-то вниз. — Артур Кёкркленд, я прибыл сюда, чтобы лично передать…последнее сообщение от власти Соединенных Штатов Америки. Если ты… Если ты не подчинишься… - нет, он больше не может сдерживаться, не может даже пытаться говорить чертовым официальным тоном, как подобает сейчас. — Они убьют тебя, Артур! Они уничтожат твой народ и тебя, понимаешь?! Я ничего больше не могу сделать! .. Но как же так?! Я ведь герой, Артур, я ведь герой! Я должен был найти способ спасти тебя! А я не… Я не… — Тише, Альфред, — неожиданно твердо говорит Англия, и Джонс поднимает на него свои полные слез и отчаяния пронзительно-голубые глаза. — Всё шло к этому, и ты это знал. Успокойся, идиот. Слезы не помогут. Мой ответ не изменен, я не стану подчиняться твоей власти. Я выбираю…смерть. — Но Артур! — Америка буквально кидается на него, повалив обратно на постель и оказавшись сверху. Его слезы капают на бледную кожу Англии, стекая по его щекам. — Как ты можешь?! Ты не должен повторять ошибок тех, кого больше нет! Я… Я… Подумай о своем народе, Артур… И… — Они предпочтут смерть, Альфред. Великобритания и Северная и Ирландия не будут зависеть от других. Никогда. Мы с братьями предпочли смерть. — Но Арти… Я ведь тоже был твоим братом, разве нет?! — Тише, Альфред, — тонкие руки обвивают его шею, прижимают плачущую страны к своему сердцу, Англия целует Америку в макушку, зарываясь в волосы носом. — Герои не плачут, Альфред. Перестань… — Разве… Разве я герой? *** Комнату заполнили тихие стоны, вздохи, тяжелое дыхание двух тел, соединяющихся воедино. Только так, только в этом смысле они могут быть одним целым, только здесь, в этой комнате, в постели, Англия готов подчиниться. В последний раз. В самый последний раз побыть с тем, кого так глупо полюбил много сотен лет назад. А чувство, будто бы всё произошло вчера. Тот маленький мальчик с голубыми глазами, похожими яркое небо над головой, с такой искренней улыбкой, с таким невинным счастьем на лице. Его нельзя было не любить. Его руки скользят по такому знакомому телу, изучают его вновь и вновь, ласкают нежно, как никогда раньше. Сейчас грубость совсем ни к чему, её и так хватает в этом прогнившем мире, что подчиняется теперь одной единственной державе. Англия выгибает спину, принимая в себя часть Америки, стонет, не сдерживаясь, что с ним бывает крайне редко. На бледном лице проступает румянец, и Альфред не может нарадоваться этому, хотя знает, что видит его в последний раз. Самый последний раз, и он не хочет сдерживаться, он входит в податливое тело быстро, глубоко, не останавливаясь ни на мгновение. Насытиться им, насладиться… Почему они проводили вместе так мало времени?! Почему он не мог забывать обо всём почаще, приходя сюда, в эту спальню и скользя руками по этому хрупкому телу, целуя горячие губы со всей страстью, на которую только способен. Альфред оставляет отметины, он всегда так делает — ярко-красные пятнышки пылают на светлой коже, вырывая из груди короткий крик: «Мой!» Да, сейчас он только его, и больше ничей. В последний раз. В самый последний раз он всецело принадлежит только ему — душой, телом, мыслями. Хотя бы так, пусть хотя бы так… Альфред рос, и не всегда Англия мог быть рядом, но всё же оставался для него самым близким из живущих. Он рос, он возжелал независимости, он добился её. Несколько десятилетий было трудно даже смотреть на него, ведь воспоминания тут же забирались в голову и тошнота подкатывала к горлу. Видимо, Англия был очень плохим старшим братом. Мир менялся, и им приходилось меняться вместе с ним. Войны, разруха, возрождение, новые технологии, прогресс. Неужели это он — благо человечества — привел к тому, что происходит сейчас? Неужели именно чертов прогресс поставил одну страну выше других, заставляя её уничтожать и подчинять. «Но почему же именно ты, Америка?» И на этот вопрос есть всем известный ответ. Потому что он изначально был сильнее, потому что казался всем глупым мальчишкой, в то время как истинное лицо будущего властелина было скрыто мраком. Двое видели его насквозь, но один молчал, а другого не слушали. Россия знал, каков Америка на самом деле, и он был уничтожен, сражаясь до конца. И Англия знал, что скрывается под глупой улыбкой, но не говорил ничего. И теперь он тоже умрет, выстояв до не слишком победного конца. Зато гордо, с поднятой головой. Но почему же Альфред не рад? Неужели он правда думал, что власть над миром принесет ему счастье? — Альф… Альф… — стонет Англия, когда Америка быстро входит в его тело, вколачивается с огромной скоростью, со всем отчаянием, которое скопилось в душе. Берет его в последний раз. Действительно в последний раз. И, заканчивая всё это, утыкается в плечо Артура, сдерживая слезы, и не видя соленых капель, что катятся из зеленых глаз. *** — Я… Я сообщил о твоем отказе, — он говорит тихо, всё еще сидя на помятой постели, смотря в стену пустым взглядом. — Сколько у меня времени? — со странным, почти сверхъестественным на взгляд Америки спокойствием спрашивает Англия. Но внутри у него рушится мир, и они оба знают это. — Меньше часа. Я сяду в вертолет, и начнется обратный отсчет, — Америка говорит вещи, от которых в его груди что-то болит. Болит так сильно, что ему хочется кричать, хочется выцарапать это что-то из своего тела, вырвать, выбросить прочь… Неужели это душа? — Улетай со мной. Он знает, как это глупо. Какая разница, покинет Англия свою территорию или нет? Как только будет уничтожен народ, он погибнет, раствориться в яркой вспышке света, и исчезнет, оставив в мире лишь память о себе. — Ты ведь знаешь, что это бессмысленно, — подтверждает его мысли Англия, и поднимается с постели, достает свой парадный костюм, одевается. — Что ты делаешь? — тихо спрашивает Америка, и получает в ответ легкую, почти призрачную улыбку англичанина. — Я хочу в последний раз пройтись по улицам Лондона. Почему-то сейчас мне кажется, что я делал это слишком редко. Альфред зажимает ладонью рот, чтобы сдержать чертов крик. Нет, он не верит, что всё это происходит на самом деле. Слишком ужасно. Но разве кто-то говорил, что реальность будет всегда радужной и светлой? Точно не в этот раз. — Я должен их остановить, — Америка дрожит. — Я ведь герой! Я не могу позволить, чтобы… — Альфред! — резко одергивает его Англия, в одно мгновение оказываясь рядом и обхватывая лицо своего любовника ладонями, заглядывая в его глаза. — Прекрати, хорошо? Я не хочу рыдать, как девица, в последний день своей жизни. А, смотря на всё это, мне очень трудно сдерживаться. Понимаешь? Америка не успевает ответить, не находя в себе сил оторвать от зеленых глаз, в которых мелькают искры былой силы, как вдруг у него звонит телефон. Это вертолет прибыл за ним. Пора улетать. Пора покидать земли, что будут уничтожены. — Тебе пора, — снова вторит Англия его мыслям и мягко улыбается. Он никогда раньше так не улыбался, никогда раньше не говорил ничего подобного. Быть может, именно это его истинное лицо? Не раздражительность и вечная злость, а забота и тепло во взгляде? — Ты ведь должен существовать еще очень долго, Альфред. Ты ведь герой, не забывай об этом. — Арти… —, но телефон продолжает звонить, и им приходится выйти на улицу. Ветер играет с волосами двух стран, обдает холодом их лица. Быть может, именно благодаря этому удается не плакать. Хотя, возможно, слёз просто не осталось. — Англия, у тебя ведь еще есть шан… — Нет, Америка, — он смотрит прямо и строго, хотя едва стоит на ногах. — У меня уже нет шанса. Всё закончится здесь и сейчас. Лети. Скорее. И не забывай, Альфред, что ты герой… - До встречи, Артур? — кричит Америка так громко, что даже гул вертолета, к которому он подходит, не может заглушить его голос. Какая глупая фраза, какая бессмысленная надежда. - Прощай, Альфред, — говорит Англия тихо, но Джонс знает, что он сказал, и потому снова плачет, оказываясь в вертолете, что несет его прочь… *** Лондон. Почти такой же, как всегда. Немного мрачный на фоне свинцового неба, с умытыми дождем мостовыми, с возвышающимся над другими зданиями Биг-Беном. Старинный, красивый, величественный. Визитная карточка Великобритании, хотя в ней куча других прекрасных мест. Непривычно тихий, хранящий сотни воспоминаний и историй, видевший тысячи смертей и рождений, похорон и свадеб. Артур идет по его улицам, не отводя глаз от неба. Эвакуация не поможет, все пути к отступлению отрезаны, он и так знает это. Телефон разрывается от звонков, а потому его просто выбрасывают куда-то в сторону. Сейчас это всё уже не имеет значения. Где-то раздаются крики, где-то смех, но всё так далеко, словно бы из другой вселенной. Артур не хочет верить, что всё это исчезнет без следа. Он помнит времена, когда не было высоких каменных зданий, когда вообще ничего не было, кроме зеленой природы, но всё же не хочет, чтобы исчезало то, что есть сейчас. Люди потратили столько сил на всё это, но… Какая теперь разница? Он не может подчиниться, он станет одним из тех, кто погибнет. Кто-то наверняка считает это бессмысленной гордыней, но Англия не будет принадлежать кому-либо, он останется свободным до самого конца. Хватит того, что его тело — тело Артура Кёркленда — уже принадлежит Альфреду Ф. Джонсу. Этого и так слишком много. Лондон. Никогда раньше Артур не видел всю его красоту в полной мере. Похоже, только перед смертью появляется способность узреть нечто такое, что было скрыто от взора всегда. — Даже немного грустно, да? — тихо говорит он, обращаясь к невидимым ни для кого свои друзьям. Они и сейчас следуют за ним. — Вы будете скучать по мне? Он пытается улыбаться, выглядеть беззаботно, вести себя с ними также, как всегда. — Нет, Артур, — тихо говорит одна фея. — Но только потому, что мы исчезнем вместе с тобой. — Так вы тоже… —, но у него нет сил закончить эту фразу, а потому он просто смотрит на темные тучи, застилающие небо, и слезы льются из его тускнеющих глаз. — Ну что же, мы с вами останемся вместо до самого конца. Это не так уж плохо, разве нет? Привычный для Англии мир исчезнет через мгновение после вспышки, озарившей своим ослепительным светом всё вокруг. Он подумает, что это солнце, и не почувствует боли, исчезая с лица земли вместе со своим народом. «Я всё равно люблю тебя, Альфред. Помни меня, хорошо?» *** — Экстренное совещание? — спрашивает Франция севшим голосом, когда оставшиеся страны появляются в зале для конференций. — Почему Америка созвал его? — Никто не знает, — отвечает ему Германия, занимая своё место. Все, кто остался в живых, выглядят совсем не так, как раньше. Теперь они слабые и уставшие, лишенные былого величия — участь побежденных. Они не смогли сражаться, не смогли выбрать смерть, им пришлось сдаться. Германия ненавидел себя за это, но помнил мольбу в глазах Италии Венециано, что просил его не исчезать. И помнил слезы и отчаяние Италии Романо, когда исчез Испания, не желавший подчиняться. — Все здесь? — спрашивает Крауц, отмечая что-то в своем блокноте. — Англии нет, — глухо говорит Франция, даже не представляя, насколько точно он выразился в это мгновение. — Не похоже на него — опаздывать… — Англия не придет, — Америка появляется неожиданно, и все присутствующие вздрагивают. Нет, не от испуга, а от того, как выглядит Альфред Ф. Джонс. От его пустых темных глаз, лишенных блеска. От его бледного лица, на котором не осталось даже тени былой улыбки. Он садится на своё место, не поднимает на присутствующих взгляд, говорит едва слышно, но четко. — Германия, прошу тебя записать. Сегодняшний день будет отныне отмечаться как день, в который Соединенные Штаты Америки стали единым властелином существующего мира, — его голос был так холоден и бесцветен, что мурашки бежали по телу стран. — Последняя из стран, что не желали подчиняться, а именно Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, было… Оно… Оно было… Он не мог так просто сказать эти слова, и все вокруг затаили дыхание. Америка плакал. Никто еще не видел ничего подобного, и потому страны боялись даже пошевелиться или вдохнуть. — Оно было уничтожено! — Америка выкрикнул это, закрывая лицо ладонями, роняя на пол очки. — Черт побери, Англия мертв! Я… Я так и не смог придумать, как спасти его, и он мертв! Я… Какой я, к черту, герой?! Он плакал, вздрагивая всем телом и не в силах сказать что-либо еще. И другие страны смотрели на него с отвратительной смесью жалости и сочувствия, от которой воротило, но, к счастью для себя, Америка этого не видел. Ему казалось, что он больше ничего и никогда не увидит, ведь мир вокруг потерял краски, потерял смысл, потерял… Всё. «Не забывай, что ты герой». «Нет, Артур, нет. Я больше не герой…»Был полосатым парус над палубой Драккара, Теперь флаг полосатый, нести продолжит кару Всем тем, кто не боится, всем тем, кто не согласен, Всем тем, кто не считает, что этот мир прекрасен. Но кровь моя сохраниться в веках И неважно на чьих она будет руках, Кто приют даст потомкам стального орла, Чтобы кровь моя не умерла. Победа малой кровью, подарками и лаской На наших лицах вечно цветут улыбки Глазго, Внимательно, строго взирает на нас В пирамиде застывший божественный глаз. Но кровь моя сохраниться в веках И неважно на чьих она будет руках, Кто приют даст потомкам стального орла, Чтобы кровь моя не умерла. Vos, o patricius sanguis, quos vivere par est!
Otto Dix - Кровь моя
*** Франция вышел из зала для совещаний. Мир вокруг сходил с ума. Нет, уже сошел, и с этим ничего не поделать. Он сам сдался, поднял руки вверх, вывесил белый флаг - называть можно как угодно, суть остается той же самой. Просто не хотел погибать, не хотел исчезать с лица Земли, хотел продолжать своё существование и свою историю, надеясь, что когда-нибудь всё снова вернется на круги своя. Снова они все станут независимыми, снова Америка будет глупо улыбаться, а они с Англией ругаться по каждому поводу и без него. Но... Но теперь Англии нет, и реальность падает тяжким, просто невыносимо тяжким грузом на плечи Франциска. Он прислоняется спиной к холодной стене, медленно сползает по ней вниз. - Серьезно, Артур? Неужели это правда? - и он сам не понимает, как так вышло, что слезы безудержно текут по щекам, а губы так предательски дрожат. Ненавидеть Англию было забавно, весело, перепалки приносили удовольствие, но... Но он никогда не желал ему смерти. И откуда это ощущение, что он - Франциск Бонфуа - просто жалок? Даже Испания и Пруссия отдали свою жизнь, не желая преклонять колени. А он остался. Остался один в этом гниющем мире, под властью Америки, который сам не рад подобным обстоятельствам. И теперь всё никогда не вернется на круги своя. Теперь в этом просто нет смысла. Теперь он просто сидит на полу, закрывая лицо ладонями, и тихо плачет, боясь поверить, что всё это правда...