За нас двоих

Шерлок молчал, задумчиво разглядывая огонь в камине. Чай в его полосатой кружке уже давно остыл, но его больше занимали собственные мысли, чем подобная мелочь. Я, как мне казалось, уже давно привык к тому, что мой сосед физически не мог произнести ни единого звука, но иногда все же ловил себя на мысли, что хочу услышать его голос. Многое бы отдал за это, за одно-единственное слово… Уверен, его голос целиком и полностью соответствовал бы ему. Но Шерлок молчал, и единственным человеком, который мог слышать его, был только он сам… Впрочем, даже тишина с ним была разной: она могла быть напряженной, когда Шерлок напоминал собой грозовую тучу, а могла быть удивительно безмятежной, когда мы сидели в креслах и погружались каждый в свои мысли. Она могла быть волнительной, когда Шерлок, возбужденный, спешил поделиться со мной своими догадками. Она могла быть уютной, буквально согревающей откуда-то изнутри, когда мы ужинали в ресторанчике рядом с домом. Она была поистине разной рядом с ним. Однако, если я привык к тишине со стороны моего соседа, то он, напротив, привык к звуку моего голоса. Когда я начинал что-то говорить и внезапно прерывался, отвлекшись, он жестами показывал: «Прошу, продолжай». И я продолжал, а он внимательно слушал, словно впитывая в себя каждый звук, издаваемый мной. Не думаю, что его действительно интересовало то, ЧТО я говорю, скорее ему было просто важно слышать мой голос. И я говорил, даже когда на это не было никаких сил. Я говорил за нас двоих, взаимодействовал с окружающими, стал проводником между Шерлоком и всем остальным миром. И я знал, насколько Холмс это ценил. Знал, что это связывало нас друг с другом, сшивало вместе прочными невидимыми нитями, но никто из нас не возражал. Мы просто приняли это, молча и неизбежно. Иногда Шерлок поднимался ко мне, наверх, и устраивался неизменно по правую сторону от меня. Иногда он приходил с книгами, иногда – просто так. Я рассказывал ему о Солнечной системе или о других вещах, которых он почему-то не знал, а он лежал рядом, время от времени фыркая, но все равно продолжал слушать. Иногда он уходил также внезапно, как и появлялся на пороге моей спальни, неизменно молча, без стука и предупреждения. Иногда оставался, засыпая под звук моего голоса. Иногда мы встречались на кухне, только-только проснувшись, а иногда спускались туда вместе. Иногда я говорил, как он важен для меня. Иногда он улыбался, смущенный, и показывал жестом: «Ты тоже». Шерлок сидел неподвижно, задумчиво глядя на языки пламени, а я также задумчиво смотрел на него. Мне казалось, что слово «важен» уже не способно описать то, что он значил для меня. Жизненно необходим, словно воздух? Скорее всего, да. Я давно привык к тишине, привык к нему и всему тому, что было между нами. Привык к тому, что каким-то непостижимым образом мы, словно половинки, стали чем-то единым. Чем-то большим, чем просто удачный тандем. Чем-то большим… Я вздохнул, мгновенно привлекая к себе внимание Шерлока. В его глазах уже был вопрос, но у меня еще не было на него ответа. Или я просто был не готов дать на него ответ… Я покачал головой: «Ничего, это не имеет значения». Шерлок кивнул и вернулся к лицезрению камина, а я снова вздохнул, но тише и с невысказанным вслух сожалением. Этой же ночью, без стука, он снова появился на пороге моей спальни. Снова лег на правую сторону и долго смотрел на меня, словно пытаясь прочитать мои мысли. Через какое-то время он фыркнул и сел, переместившись на середину кровати, дабы я наверняка мог видеть его, а он – меня. Он ждал – я видел это в его глазах, в которых, словно в смоле, застыло это самое ожидание. Он требовал, молча, ответа. Он не любил, когда я что-то умалчивал. А я не мог сказать ни слова, глядя ему прямо в глаза. И, возможно, я бы так ничего и не сказал, если бы он не сел чуть ближе и не положил свою ладонь мне на грудь. В его обычно холодных глазах я видел беспокойство – уже понапридумал себе невесть что и трижды успел извести самого себя. Я усмехнулся, а затем, повинуясь внутреннему порыву, взял его за руку, переплетая наши пальцы. Просто и неизбежно, словно так и следовало сделать. Еще в самом начале… – Кажется, это называют любовью, – тихо сказал я, поднеся наши переплетенные пальцы к своим губам. Так естественно и просто. Неизбежно, словно приземление после падения. Упасть в любовь… До чего же правильно это звучит… Шерлок не спешил изъясняться жестами. Я не решался посмотреть ему в глаза, оторвать губы от его длинных пальцев. И тоже молчал. Эта тишина была самой странной в моей жизни – смесью из страха, ожидания, волнения, возбуждения и бесконечной неоднозначности. Шерлок шевельнул ладонью, и я, повинуясь, выпустил ее, уверенный, что после этого он уйдет, молча и, возможно, навсегда. Я не смотрел на него, но пришлось, когда его руки обхватили мое лицо, направляя, чтобы я видел. Он указал пальцем на себя, затем сжал ладони в кулаки, приложив к сердцу, а после – указал на меня. «Я тебя люблю». Так просто. Я улыбнулся и сказал это слово в слово: «Я тебя люблю». Сказал за нас двоих.