In the night

      Я закрываю глаза и вижу всё в мельчайших деталях. Из темноты создаю образы и верю в них, как верил бы, будь они подлинными. Такие моменты навевают мне мысль о том, что как бы ни были дороги мне мои глаза, я бы смог жить слепым. Слепым, но не беспомощным. Я смотрю в свою темноту, но получаю больше, чем "видеть". Я чувствую.       Неизвестная комната, безразличная мягкая простынь абсолютно неважной кровати, на которую был повален и прижат за запястья рук. Не сказать, что руки не слушались или что я был слаб физически и не мог дать отпор сдерживающим ладоням. Нет. Но вся эта ситуация, определенно, была самой тайной и личной слабостью. Ты... Человек, чьи ладони сжимали руки, прижимая к кровати. Человек, чьи волосы даже в этой непроглядной комнате отдавали немым "светлое", а глаза были слишком живыми и пронзительными даже в этой своей неподвижности, сосредоточенности. Человек с чудным именем, наверное, единственным в мире. В моем мире - единственным. Ты улыбаешься мягко, неровно, искренне. Улыбаешься отчасти хитро и будто бы что-то сдерживая, отчасти совершенно открыто, без какого-то тайного умысла. Улыбка-обманка - из крайности в крайность. Это внутреннее недоверие, выращенное годами как механизм защиты, для того, чтобы точно определять чужие мотивы. И в тоже время... Пожалуй, неровная попытка показаться открытым (не в деталях, конечно, детали - это личное). Ты скользишь взглядом от глаз к губам, и я теряю твой, заставляющий оцепенеть, взгляд. Теряю, но остаюсь в оцепенении - как и положено. Я слежу за твоими губами, слежу за улыбкой, что становится шире. Слежу за тобой, наклоняющимся ко мне неторопливо, с оттенком величественности, ритуальности. Дыхание обрывается, замирает - ты оказываешься запретно близко. Глаза снова ловят твой взгляд. И с этой секунды мы оба прекрасно знаем, что я - пропал. Поражён. Разбит. Компромиссов нет. Ты целуешь меня нарочито медленно, не прерывая зрительного контакта и я мог бы закрыть глаза, но... не чувствую, что в состоянии сделать что-то подобное. Ты сжимаешь запястья сильнее. Заставляешь тонуть в каждом твоём движении. Заставляешь смотреть в твои глаза, не позволяя мне даже на секунду отвлечься. Ты улыбаешься в поцелуе. Резко врывается что-то неприятно далекое от нас. Громкое и чуждое этому старательно сплетенному образу. Ты растворяешься, как растворялся всегда. Вечное наваждение.       Открываю глаза. Телефон. На экране дисплея знакомый, но давно позабытый номер. Позабытый, потому что велено было забыть. Я принимаю вызов.       - Я сейчас в твоём городе. Только ночь. Завтра утром улетаю, - никаких приветствий, никакой радости. У нас всегда было так, верно? Только суть, остальное - лично. И я бы ответил тебе "я рад тебя слышать" или, для разнообразия, "я скучал по твоему голосу", но не отвечаю. Только сухо спрашиваю, куда мне подъехать и сколько на это отведено времени. Только суть.       Через полчаса мы встречаемся на набережной. Ты сама пунктуальность, но я, приехав, в поисках тебя пробежал всю линию берега. Ты не уточнил где будешь ждать. Точнее, я не доехал до нужного места, бросив машину где-то на подъезде, совершенно небрежно, не считая это сейчас существенным и важным, и побежал к тебе. Искать тебя. Среди редких, гуляющих по ночам, людей, искать взглядом знакомую фигуру, высматривать снежные волосы и глаза, у которых до боли живой взгляд. Я нашел тебя в одном из множества закоулков, к которым уходили от набережной к воде каменные ступеньки. Неизвестная набережная, безразличная лестница вниз, абсолютно неважный случайный камень, на который ты сел, всматриваясь в чёрную воду. Мое дыхание сбито. Начало зимы. В воздух уходит пар, вдохи и выдохи резки, а голова кружится и ноги слушаются неохотно.       - Я, - и умолкаю. Сажусь рядом. Всё, что я перебирал в голове по дороге сюда, все эти старые фразы, затертые и обесцененные - всё это бесполезно. Мы сидим рядом. Молча. Рука не коснётся руки. Взгляд не позволит себе задержаться надолго в чужой душе. И мне снова хочется вывернуть себя наизнанку. Никто, кроме тебя, не проникал в меня так глубоко, так бескомпромиссно, оставляя после себя если не раны, то хотя бы шрамы, срок заживания которых - вечность. А ведь я прямо сейчас готов рухнуть перед тобой на колени, признавая, что я побеждён. Признавая, что ты - победитель.       - Решено, - вдруг произносишь ты, выбивая меня из собственных мыслей.       - Что ты имеешь в виду?       - Я не планирую спать сегодня, - поднимаешься с места. - У нас только ночь. Слишком мало... Идём. И направляешься к лестнице. Я же поднимаюсь следом. Глядя тебе в спину, вдруг решаюсь, совершенно отчаянно, на что-то рвущееся изнутри.       - Я скучал по тебе. Я безумно...       - Я знаю, - отвечаешь, не поворачиваясь, но сбавляя шаг. - Знаю, Мукуро-кун.       Цепенею. Ты... Начинаешь сводить мир с ума ради забавы. А я, шагая следом, ощущаю, что вновь отдался без сопротивления своему "вечному наваждению".